Сокский. Где рос, там и родина

Повествование о временах, когда наша семья жила в посёлке Сокский Исаклинского района Куйбышевской (теперь Самарской) области, - не изложение определённых событий. Событий в памяти как раз почти не осталось. Скорее, набор картинок, эпизодов - живых, ярких, цветных. Хочется хранить их не только в голове, потому что такая память, как известно, не надёжна.
Наверное, и от этого мало что осталось бы, если бы не тонкая тетрадка в клетку под названием «Воспоминания о Сокском и его жителях». В школьные годы, уже после переезда из Кировскую область, я записала в этой тетради то, что помнила. На записи (иногда перечитывала их) наложились обрывки снов, воспроизводящих детские времена, и, возможно, плоды фантазии. А получилось то, что сейчас перед вами.
Вполне допускаю, что кто-то обнаружит в моём повествовании фактические ошибки. Пусть простят, ведь это не историческая хроника. Прошлое живёт в нас, но отдельно от нас. Его уже нет, и у каждого оно своё.
Добавлю, что временной промежуток моих воспоминаний - с 1972 по 1979 год. Семь лет, проведенных в посёлке Сокский. Иногда кажется: вернись я в те края – и жизнь повернётся вспять, снова наполнится радостью, счастьем, беззаботностью… Мне повезло. Всё это я получила в детстве от родителей, семьи, людей, которые меня окружали.

Тетради и наряды

Моё детство – это многочисленные тетрадки с изображением людей и вклеенными картинками. Портреты так и остались увлечением – рисовала людей реальных и придуманных, увиденных в передачах по телевизору и книгах. Разных. А картинки вырезала отовсюду – из газет, журналов, конфетных фантиков, которые появлялись после новогодних праздников.
Тетрадок скапливалось много. Под кроватью в комнате стоял чемодан без крышки, куда я складировала свои фолианты. До сих пор во мне живёт страсть к накопительству всяческих бумажек: с большим трудом избавляюсь от старых тетрадей и блокнотов. При переезде в Кировскую область старый чемодан, кажется, выбросили вместе с содержимым.
Под каждым своим рисунком я писала печатными буквами имя и фамилию автора - Марина Опарина. Так научил мой папа, Евгений Дмитриевич. Строгий, но обожаемый. Он баловал меня, многое разрешал. Если виновата, бывал в гневе, а наказывал редко. Мне хватало своих душевных терзаний по поводу неправильных поступков.
Корпя с карандашом в руках над неказистыми рисуночками, я считала себя художником, создающим картины. При этом мечтала быть знаменитой певицей и артисткой.
Вторая моя приверженность, сохранившаяся надолго, - одежда и обувь. Когда я оставалась дома одна, стаскивала с вешалок в шкафу платья и ночные сорочки мамы и сестёр. Надевая на себя то одно, то другое, «вживалась» в образ звезды. В талии наряды приходилось подвязывать ленточками. Засовывала свои маленькие ножки в мамины туфли...
Эх, жаль, что каблуки не такие высокие, как у модных тёть в телевизоре. И не шпильки – вот это было бы чудесно! Когда выросла, старалась покупать себе туфли только на высоком каблуке.
В чужих платьях я кокетничала со своим изображением в зеркале-трюмо и представляла себя принцессой из знакомых сказок. Принцессы были капризные, но красивые и умные. Ещё я надевала любимые вязаные цветные рукавички – в моём образе они играли роль перчаток, которые, судя по книжным иллюстрациям, носили когда-то знатные дамы.
У принцессы должен быть принц. Дружить с мальчишками оказалось легче, чем с девочками. Многие девчонки быстро обижаются и долго хранят обиду. Мне это непонятно. Обиды при себе не держу, не коплю и не достаю при случае.

Кши ули?

В Сокском мирно сосуществовали представители разных национальностей, основная часть населения - мордва. В обиходе мордовцы нередко пользовались своим языком, и мы быстро к этому привыкли.
Живя в Кировской области, не раз вспоминали диалог, который почти ежедневно слышали на улице в Сокском:
- Кши ули?
- Кши арась!
«Кши» на мордовском языке означает хлеб, «ули» (ударение на последнюю гласную) – «есть», «арась» - отрицание, «нет».
Речь шла о хлебе, который покупали в магазине. Продуктовый магазин в Сокском являлся типичным образцом советского магазина сельского масштаба. Когда в центре посёлка появилось новое здание универмага с огромными стеклянными витринами, часто заходила туда только для того, чтобы полюбоваться на полки и витрины с товарами внутри магазина. Как в городе!
Первым моим другом, которого помню, был Серёжа Порхандеев, пока его семья не уехала из Сокского. В школьные годы я постоянно «путешествовала» по гостям. Не важно, куда идти и к кому, лишь бы не сидеть дома. У Порхандеевых тоже бывала нередко.
Серёжа – симпатичный, смуглый, невысокий, крепко сбитый, черноволосый, темноглазый. Истинный чуваш, очень похожий на своих родителей.
Иногда Серёжа наносил ответный визит. Сразу норовил оседлать моего любимого красного пластмассового коня на колесах и приказывал возить себя, всадника, по комнатам. Мне это не нравилось. Я же принцесса!
Комнат в нашей квартире на втором этаже двухэтажного дома, который находился недалеко от школы, было две.
Одна большая с нехитрой обстановкой: платяной шкаф, зеркало-трюмо, холодильник, телевизор на тумбочке, стол, за которым мама готовилась к урокам, кровать родителей и раскладной диванчик, где спала я. Вторую комнату, по размерам напоминавшую пенал, занимали сёстры. Окна её выходили на главную площадь посёлка.
В этой комнате стояли две кровати с металлическими спинками и пружинными матрасами (интересно засовывать пальцы в пружины, а если застрянут – больно!), письменный стол с настольной лампой и обитый жестяными цветными листами сундук, где мама хранила постельное белье, скатерти и вышитые салфетки. Под столом было моё убежище, куда я пряталась просто так или если что-то натворю. Иногда скрывалась там для того, чтобы выскочить неожиданно и развеселить пришедших в комнату.
Над кроватью, где спала сестра Лена, висели вырезанные из журналов «Работница» репродукции картин известных художников – женские портреты. Помню «Девушку, освещённую солнцем» Серова, «Незнакомку» Крамского, «Джоконду» Леонардо да Винчи… Я знала назубок авторов картин, названия, описания полотен, историю их создания. Так развился мой большой интерес к русской живописи, истории изобразительного искусства, искусствоведению.
Старшая сестра Таня, после окончания Сокской школы поступив в Куйбышевский плановый институт, бывала дома наездами, и я делила комнату с Леной. Но чаще всего спала на раскладном диване в комнате с родителями: по ночам грезились страшные разбойники, медленно и молча выползающие из углов, а рядом с мамой и папой было спокойно.
Вечерами за столом рядом с моим диванчиком мама готовилась к урокам. Раскладывала учебники, художественные книги, методические пособия и каллиграфическим почерком писала конспекты уроков, проверяла ученические тетради. А я мешала! Ныла, просила почитать сказку, и мама обещала сделать это после передачи «Спокойной ночи, малыши!».
Спустя годы, читая книги перед сном трём своим детям, разница в возрасте у которых около десяти лет, каждый раз я ощущала особенную ценность таких моментов для близости отношений между детьми и родителями. Чтение вслух на ночь – самое-самое тёплое и приятное детское воспоминание, связанное с мамой.

Игрушки

У меня было много игрушек, и мы с ребятами часто приходили к нам, чтобы поиграть. А ещё - чтобы посмотреть по фильмоскопу диафильмы. Фильмоскопы были не у многих, и я гордилась, что у нас он есть!
Плёнка диафильмов то и дело застревала то в прокручивающей части, то в самом фильмоскопе, из-за чего многие плёнки испортились, порвались, а восстановить их мы не умели.
Смотрели диафильмы лёжа в полутьме под кроватью, проектируя на стену, или в чулане с верхней одеждой и книгами: там гораздо темнее. Диафильмы «Пряничный домик» и «Клоун в цирке» пользовались самым большим спросом, даже давала их напрокат.
«Пряничный домик» создан на основе кукольной мультипликации, а любили мы его за изображение сладостей, похожих на настоящие, - частей пряничного домика. Отломить бы кусочек леденца! Одним из ребячьих лакомств в пору моего детства были жестяные круглые коробки с разноцветными кисло-сладкими монпансье.
Мои игрушки, как и тетрадки, хранились в чемодане с отломанной крышкой. Собираются ребята, крышку с чемодана снимаем – и начинается строительство!
Деревянные кубики в виде строительных плит с окнами, дверьми и крышами привёз однажды папа после очередных учительских курсов. Были в том наборе и пластмассовые крыши грибков для песочниц, «кирпичики» для клумб. И мы строили город. Жителями этого города становились маленькие папины шахматные фигуры. С помощью пластилина я превращала их в королей и прочих величеств.
Обожала большую куклу - подарок на моё пятилетие. Назвала её Ларисой. Она была невероятно красивой и модной: белокурые короткие локоны, большие зелёные глаза, длинные чёрные ресницы и румяные пухлые щёки, одета в короткое ярко-розовое платье с белой отделкой.
Ларису можно было водить за руки – её ноги двигались сами. Мы «выгуливали» её по большой комнате. Выносить куклу на улицу мама не позволяла, и правильно.
Конечно, пластмассовый зад Ларисы, как и многих «живых» игрушек, был в дырках от иглы. Любимой игрой в детстве, кроме «магазина», была игра в доктора и больницу. Я колола всех, кто имел руки, лапы и зад.
Был в моём детстве большой белый игрушечный мишка, длиной около метра. С чёрным носом и чёрными глазами. Читала ему и Ларисе книжки, водила обоих по нашей квартире. Обнимать мишку было неудобно: лапы торчали вперёд и мешали. У него был подходящий для уколов мягкий зад. И, несмотря на мишкины полусогнутые лапы, из-за чего его нельзя было положить на живот, этот «больной» был одним из любимых.
Когда переворачивала его спиной вверх, он коротко мычал, как настоящий страдающий больной. Иголки входили в его плюшевый зад легко, не то что у пластмассовых кукол. Став взрослой, я не могла заставить себя сделать хоть один настоящий укол. Нас учили этому на военно-медицинской кафедре Кировского пединститута, но я так и не осмелилась проколоть шприцом чью-то кожу.
Собирая вещи для переезда в Кировскую область, родители не взяли мишку: большой, занимал много места. Да и старый уже, облезлый, давно не белый. Может, отдали кому-нибудь? Мишка и кукла Лариса - моё счастливое детство, мои молчаливые добрые друзья.

«Малышовая» компания

На улице любимым местом ребячьих игр была большая песочница во дворе нашего дома. После дождя малышня спешила туда – пока не высох песок, можно столько построить! Замки, дворцы, тюрьмы, пещеры… И разрушали, и снова строили.
В это время мы остерегались появления Сергея Сметанова, которого помню как задиру и хулигана. Он как чёрный демон проезжал на велосипеде по нашим песочным замкам и пещерам, а мы… плакали, конечно. Боялись его. Интересно, кем стал разрушитель наших песочных строений?..
А помните ли «секретики»? Как совершался священный обряд его создания? В земле или песке вырывается неглубокая ямка, в неё кладётся какой-нибудь замечательный предмет (цветок ромашки, осколок цветного стекла или кусочек красивой ткани), сверху - кусок стекла, на который насыпается земля или песок.
Надо спрятать так, чтобы никто не заметил и не открыл тайну. В соответствии с таинственным детским обрядом было знаком неслыханного доверия показать кому-то из друзей свой «секретик».
Сколько горя и слёз было, если некто обнаружит тайну «секретика» и расскажет остальным, что в нём! Сейчас это вспоминается с иронией, а в детстве было трагедией, которая остро переживалась.
Наша «малышовая» компания была небольшая. Таня Мокеева (семья Мокеевых жила на нашей площадке), Таня Барышева и Олег Малявин с первого этажа, Сергей Сметанов, Алёша Смирнов и я, Марина Опарина.
Конечно, я бывала у Тани Барышевой. Она была симпатичной девочкой, и её маму тётю Люсю я считала похожей на актрису и лицом, и фигурой, и голосом. Чем-то она напоминала ярких красавиц из «Кабачка 13 стульев», который собирал нашу семью у телевизора. 
Танин отец, дядя Гена, был гитаристом в клубном ансамбле. Когда я ненадолго оставалась в комнате одна, осторожно трогала струны гитары, прислонённой к креслу, и слушала, как они звучат. Звуки завораживали.
Во время учёбы в школе Геннадий Васильевич (если не ошибаюсь с отчеством) вёл у нас несколько уроков пения – замещал учителя музыки Николая Сергеевича Леонтьева. Мы разучивали с нашим временным учителем чудесную песню о кузнечике. Но не надоевшую «В траве сидел…»! А «Маленький кузнечик до полудня спал, с полудня до вечера на скрипице играл…»
Во двор Таня иногда выходила с кусками хлеба, намазанными маслом и посыпанными сахарным песком. Бывало, угощала. Моя мама не разрешала выносить во двор еду.
Соседка через стену Таня Мокеева была у нас частой гостьей, мы вместе рисовали. Порой Таню обижал старший брат Серёжа, а потом прятался, чтобы не наказали. Серёжа увлекался игрой в футбол.
Рядом с нашей двухэтажкой располагалось огромное, по моим меркам, поле (или луг), где проводились футбольные матчи и, во время учёбы в школе, некоторые уроки физкультуры.
Футболисты приезжали и из областного центра - Куйбышева, и из других городов. Жителям двухэтажки повезло: мы могли наблюдать за ходом игры с балкона. Под балконами были парники и грядки. На поле за окном садились кукурузники – легкие транспортные самолёты, которые в сельском хозяйстве использовались для обработки полей пестицидами.
Мероприятия на огромном поле организовывались масштабно, интересно. Самыми интересными для ребятни и не только были скачки на лошадях, запряжённых в коляски. Помню и праздник прощания с зимой. По площади и улицам ездили тройки лошадей. Жители плясали, пели, участвовали в весёлых уличных конкурсах.
Ребята «купались» в снегу, домой мы возвращались насквозь сырые. Снег таял и капал с заледеневшей одежды на пол. Пусть мама ворчит, зато как здорово, сколько эмоций и впечатлений!
А летом дети, живущие в нашей двухэтажке, собирались в цыплятнике Смирновых из второго подъезда (мы жили в первом). Местом наших сборищ был большой дощатый ящик, перевёрнутый вверх дном. Через маленькую дверцу протискивались те, кого пускали внутрь.
Чем мы там занимались? Разговаривали о том, что слышали от взрослых, обсуждали свои и общие проблемы, пели, делились мечтами, играли в «магазин». Руководили старшие девочки: Оля Смирнова и две Светы – Овсянникова и Сметанова.
Ещё одно место собраний – тоже цыплятник, но большего размера, за домом около гаража Смирновых. Сначала нас туда не пускали. Зато как мы потом гордились, что наконец среди старших!
Внутри цыплятника доски были «украшены» обрывками старых ковров, платками, пальто. На «стенах» висели открытки. Тогда мы не гнушались поисками чего-нибудь интересного и подходящего для нашего убежища в местах, где выбрасывался мусор.
В большом цыплятнике было очень уютно. Сидели, скорчившись, кто где пристроится. И Света Овсянникова, округлив свои и без того большие глаза, объявляла торжественно: «Страшная история!..» Мы ахали, а Света Сметанова хохотала. Шумно забирался в цыплятник Павлик Смирнов и тоже слушал. Потом рассказывали анекдоты, которые слышали от взрослых.
Нам, маленьким, не очень-то давали слово. Сиди, слушай, молчи! А всё равно мы казались себе взрослыми. Очень хотелось повзрослеть поскорее - красить ресницы тушью из коробочки и носить туфли на острых шпильках…
Наша «малышовая» компания бесцельно блуждала по поселку и на ходу придумывала всяческие игры, походы, развлечения. Мальчишки вместе с девочками. От мальчишек мы не отставали.
Купили как-то мне красивое, шёлковое в красную клетку,платье - и я задирала нос, хвасталась перед ребятами. В платье и отправилась гулять. Надо же показать, какая я красивая: подол в виде трапеции и пояс с удивительным названием «кушак» - такого у девчонок не было!
В пылу погони за кем-то полезла через забор… Зацепилась, конечно. Отцеплялась - дёрнула. Пожалуйста, готова дыра, которую и зашить-то трудно: рваная, шёлк разошёлся неровно. Мама поставила заплату… Неприятно вспоминать. Виновато моё желание «позвездить», прихвастнуть, выделиться. Позднее узнала, что по гороскопу я Петух – всё и объяснилось! А моё имя «одарило» своенравием и эмоциональностью. И неожиданными поступками.
Однажды меня положили в больницу, недавно построенную, поселили в палату. Было странно, что ночую не дома. Долго не могла уснуть и почему-то решила, что у меня чересчур длинные ресницы и брови. Миниатюрными ножницами, которые лежали на тумбочке у кровати, в полной темноте укоротила их. Мой вид наутро был такой, что персонал не знал, как реагировать. Хорошо, глаза не пострадали.

Смирновы

Хозяевами легендарных цыплятников были Смирновы. Глава семьи Иван Михайлович, спокойный доброжелательный мужчина, работал водителем на машине скорой помощи. Однажды возил меня с папой в Исаклинскую районную больницу. У меня часто болел живот, а в тот раз подозревали аппендицит.
Тётю Нину Смирнову трудно не помнить, ведь она была продавцом в самом любимом, просто сказочном, магазине «Промтовары»! Где игрушки, куклы, тетради и книги, красивая одежда и обувь! И надежда на счастливую покупку, которая иногда осуществлялась. Поход в старый небольшой уютный промтоварный магазин был праздником.
Внутри магазина, у входа, рядом с большой печью висело зеркало с наклеенной на стекло ромашкой (мне хотелось такое же!). На вешалках – разноцветные платья, на голубых полках - пёстрые платки, под стеклом витрины - яркие атласные ленты… Я восхищалась: какое счастье работать в таком магазине! Здесь удивительный, необычный, волшебный запах! Уходить не хочется! А тётя Нина жаловалась на сильные головные боли от этого запаха.
Позднее она, если не ошибаюсь, перешла в другой магазин – большой новый универмаг. Туда я ходила с сестрой Леной покупать трёхлитровые банки с томатным соком, который с тех пор обожаю. Дома мы пили сок с пшеничным хлебом - вкуснейшим, ароматным, мягким, с хрустящей корочкой, который тоже покупали в универмаге. «Кши ули»…
Детей у Смирновых много. Я запомнила Ольгу, Колю, Валеру, Павлика, Алёшу. Маленького Алёшу во дворе любили. Выйдет на улицу важный, солидный – и давай нас ругать и поучать! Алёша носил с собой большую яркую деревянную машину. С Павликом мы общались ещё и в детском саду.
Коля Смирнов, по-моему, самый старший, лохматый и, как сейчас говорят, крутой, не обращал на нас внимания, называя мелюзгой. А вот Валера, одноклассник моей сестры Лены, проходя мимо, поддразнивал меня: «Есть ба-альшие ба-альшие звёзды!» И мне это нравилось.
Уж звезда так звезда! На улице, например, рядом с клубом, устраивала концерты – пела, читала стихи. На поддразнивания не обижалась. Главное – внимание! Стихов знала много, читать наизусть не стеснялась. Легко рифмовала и помнила те, которые слышала от взрослых, а потом прочитала сама.

Любовь к чтению

Одним из любимых занятий было чтение. Читали в нашей семье все. Книги хранились на длинных полках в чулане, потому что шкаф был занят одеждой. Мне нравилось перебирать книги и рассматривать иллюстрации.
Многие из тех, что выпущены в издательстве «Детская литература», подарил моим сестрам дядя Геня Ложкин, мамин брат. Интересовалась я книгами папы о штангистах, шахматистах, жизни в других странах, рыбной ловле – ведь он был географом и рыбаком, увлекался шахматами и тяжёлой атлетикой.
За книгами мы ходили в библиотеку, покупали их в магазинах, родители и сестры привозили отовсюду. Своя библиотечка была у меня, и каждая книга зачитана до дыр.
Мама выписывала журналы «Работница» и «Начальная школа», для меня и средней сестры Лены – «Весёлые картинки», «Мурзилку» и болгарский «Барвинок», «Пионерскую правду», «Комсомольскую правду», «Пионер», «Юность».
Кроме журналов «География в школе», «Спортивная жизнь России» и газеты «Советский спорт», папа выписывал издание «Наука и жизнь», который я тоже рассматривала и читала с большим интересом.
Меня привлекали цветные вкладки с комиксами о французском щенке Пифе и коте Геркуле, горе-изобретателе Клодомире, детективными задачками с участием сыщика Людовика. Заодно знакомилась с текстами о научных открытиях и новинках в области науки и техники, описаниями жизни известных людей.
Читала и тщательно изучала иллюстрации в толстых томах из серии «Библиотека мировой литературы» - собрания сочинений Лермонтова, где поражала поэма «Мцыри», Пушкина, у которого особенно нравилась поэма «Цыганы», и прочих...
Идеальными героями тогда считала странного мятежного Мцыри с его неистребимым желанием свободы и не менее странного красавца Алеко. Звали его почти так же, как моего друга Олега Малявина, и этот факт интриговал. Таким же непонятным, как Алеко, был Гамлет из трагедии Шекспира, которую я читала с сестрой Леной по ролям.

Соседи по дому

По площадке с нами соседствовала и семья Кузнецовых: учитель физкультуры Иван Михайлович с женой Марией Ивановной. На уроках строгий Иван Михайлович расслабляться не позволял. Давал задание бегать гуськом - на полусогнутых ногах, прыгать по-лягушачьи. «Гонял», в общем.
На подоконнике в квартире Кузнецовых стоял жёлто-чёрный портрет индейца, который почему-то отложился в памяти – невольно привлекал внимание. Почему индеец, да ещё такой мрачный?!
Перед нашим отъездом в Кировскую область у Кузнецовых родилась дочка Леночка.
И ещё на нашей площадке жила красавица Алла Максимовна Бадыкова (учительница) с дядей Гришей, шофёром. Когда он бывал дома, свою машину ставил под окнами. И мы знали: дядя Гриша приехал.
Вечерами из их окон звучала музыка, соседи включали магнитофонные записи. Весь двор слушал популярные эстрадные песни. Запомнилась та, которая звучала чаще других: «Така-така-така-така-така-та». Позднее узнала, что в своё время её исполняли Далида и Джо Дассен.
И у нас в середине 70-х тоже появился магнитофон. Мы могли записывать музыку и песни, звучащие по телевизору! Папа старался не пропускать и запечатлеть на магнитной плёнке телевизионные выступления артиста Аркадия Райкина.
На первом этаже были квартиры Антонины Васильевны Безродновой, Малявиных, Барышевых и пенсионерки тёти Нюры, перед которой мы трепетали. Сначала называли её банщицей, так как она продавала билеты в общественную баню, а потом – просто «тётей Нюрой – пенсионеркой».
Общественная баня находилась далеко от нашего дома, нужно было идти через весь посёлок. Там же раньше стояли бараки, где одно время жила и наша семья, пока родителям не дали квартиру в двухэтажном доме.
В общественной бане меня удивляло, что женщины моют волосы простоквашей, которую приносили с собой в детских ведерках, бидонах или банках. И после мытья головы почему-то втирают в волосы содержимое куриного яйца. Наша семья мыла волосы шампунем.
Пока стояли в очереди в баню, все успевали и наговориться, и услышать много новостей. Но вернусь к тёте Нюре.
Эта невысокая коренастая строгая женщина вязала красивейшие кружева. Иногда у неё гостил полный мальчик, по слухам внук, но с ним общалась только Таня Барышева. При всей моей страсти шляться по гостям я ни разу не была у тёти Нюры. Ребята рассказывали, что в её квартире кружева, люстры и тюль. Правда ли это – не знаю.
Симпатичная молодая Антонина Васильевна Безроднова была завучем Сокской школы. В школе её не помню, потому что в начальных классах нас учили три педагога: Наталья Фоминична Аршина, физкультуре - Иван Михайлович Кузнецов, музыке и пению - Николай Сергеевич Леонтьев. Директором тогда был Егоров, имя и отчество которого не запомнились.
Жильцов второго подъезда точно не назову, потому что бывала там редко. Однажды каким-то образом я оказалась в гостях у Клавдии Никифоровны Пороховой, учительницы английского языка, - элегантной, стройной, в очках… Жила она с престарелой мамой. В мой последний отмечаемый на сокской земле день рождения учительница подарила красивую открытку, подписанную зелёным фломастером, которые тогда только входили в наш быт. Храню эту открытку.
Там же обитали семьи Тоболкиных (Коля, одноклассница и подруга моей сестры Лены Наташа, Маша, их мать и бабушка), Смирновых, Сульдиных, Овсянниковых.
Среди старшеклассников составилась своя компания: Лида Сметанова, Лена Опарина, Валера Смирнов, Наташа Сульдина, кто-то ещё…
У старшей сестры Тани тоже был свой круг общения, а её дружба с одноклассницей Ниной Башкировой не прекратилась по сию пору.
Года через два-три после нашего переезда в Кировскую область я с мамой совершила путешествие в Сокский. Целью нашей поездки была заготовка чабреца (эта скромная лекарственная трава островками покрывает склоны холмов, до которых от посёлка рукой подать). Ну и, конечно, желание снова увидеть места, ставшие родными, и людей, с которыми связаны приятные воспоминания.
Прошлись с мамой по улицам, где появились новые дома, по школе… Ночевали у гостеприимных пожилых супругов Башкировых - родителей Нины.
Это был уже не тот Сокский и не те люди, не из детства, хотя вроде бы всё оставалось по-прежнему. Нет, время не вернёшь.

Малявины

Как подружились с Олегом Малявиным, не помню. Голубоглазый, светловолосый, высокий для своего возраста – наверное, в папу, а лицом похож на маму - тётю Таню. Принц… Мы проводили вместе много времени, ведь жили в одном подъезде. Читала ему – я старше на год, потому грамоту узнала раньше.
На день рождения мне почти всегда дарили книги. Однажды подарил книгу и Олег: это были «Дети подземелья» Короленко. Издание с браком: на некоторых страницах почти не видны ни текст, ни иллюстрации. Но в те годы это произведение изучалось в школе (а мама вела уроки литературы и дома готовилась к урокам за тем же столом, где я занималась чтением и рисованием), поэтому я знала содержание и представляла героев.
Когда Олег пошёл в первый класс, при обучении письму у него не получалось красиво писать палочки. Однажды он попросил меня «помочь» написать в его тетради очередную серию палочек, заданную на дом, чтобы получить пятёрку. Ну, я и написала. Вместо него.
Тётя Таня обнаружила это. Я горько-горько плакала в чулане, боясь наказания. Мама сначала отругала, а потом стала успокаивать. Чем закончилась история, не помню, но больше к тетрадям Олега не притрагивалась. Зато отложилось, что подобная «помощь» - обман. 
Отец Олега, дядя Володя, был водителем большегруза. То ли КамАЗа, то ли другой большой автомашины, я не разбираюсь в марках автомобилей. Может, ездил на «Колхиде»? Огромные автомобили-тягачи «КАЗ» помнят многие жившие в СССР. Вереницы этих машин часто стояли вдоль дороги от школы к конторе колхоза «Рассвет».
Однажды моя сестра Лена поделилась, что дядя Володя приходил в класс, где она училась, и рассказывал об одной из своих поездок за рубеж – в ГДР. Он привозил много занятных вещей. Главное – настоящую жвачку! У Малявиных она хранилась в холодильнике.
Помню, угощали меня пельменями «по-мордовски». Большими, не завёрнутыми в уголках, плавающими в бульоне. Съешь три таких пельменя – и наешься.
Когда у Олега появилась маленькая сестрёнка, он перестал быть свободной птицей, так как родители оставляли его приглядывать за малышкой. Я помогала ему. Иришка была довольно спокойной, потому время на игры и развлечения, пусть и в стенах квартиры, у нас находилось. 
У Олега тоже был фильмоскоп. У него много что было. Игрушки, настольные игры и книги, редкий в те времена настольный хоккей, в который мы с Олегом «резались» негромко, чтобы не волновать родителей. Те переживали, что можем что-то отломить.
Весной в саду около школы мы с Олегом строили шалаши. Там росли не только тополя и яблони, но и много кустов сирени. В кустах мы строили наши «домики». Не один раз находили там выпавших из гнёзд подросших птенцов. Кажется, было много голубей. Пытались их кормить. Хоронили мёртвых.
Если дразнили старшие ребята, Олег делал вид, что его это не касается. Как-то Сергей Сметанов высказался про нас: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!» Я ответила: «А кто жених – ты?», считая это верхом остроумия. Олег промолчал.
Когда он уезжал к бабушке, я без него скучала.
Во все времена у меня был единственный надёжный защитник и спаситель. Мой папа.


Опасайся змей…

Когда стала старше, самое большое по значимости место после увлечения книгами занимала природа.
Летом мы ходили на реку Сок. Шли через весь посёлок, за общественную баню и дальше. Живописнейшая река, под ногами – песок и низкорослая травка с резными листочками и маленькими жёлтыми цветами. Долго ещё мне снились река, трава, песок и тёплое волнующее ощущение счастья.
С папой везде было интересно. На реке купались и, кажется, ловили рыбу. В течение всей жизни папа наравне со спортом увлекался рыбалкой, ловил рыбу только на удочку. У него был мотороллер, позднее - зелёный мотоцикл «Урал» с коляской. Сколько объехали мы на том и другом! На мотоцикле ездили даже в Кировскую область и Новочебоксарск (Чувашия), где живёт папин брат дядя Юра с семьёй.
В каникулы Лена находилась в школьном лагере. К сожалению, не помню, где он располагался. Недалеко от Сокского, кажется, у реки по дороге в Исаклы.
Мы часто навещали мою сестру. Меня усаживали на мотороллер позади папы, за мной садилась мама. Однажды во время поездки в лагерь в моё лицо словно попал острый камешек. Оказалось, на лету укусила пчела или оса. Доехали до лагеря – а пол-лица распухло, физиономия перекошена.
В тёплое время года родители делали выезды на природу, брали с собой меня и иногда Лену. Бродили по холмам, заросшим высокой густой травой, с песчано-каменистыми залысинами. Искали то ли ягоды, то ли грибы, то ли травы – не помню. Весной находили пушистую сон-траву. Мне повторяли, что идти надо медленно и внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить на змею. Очень старалась и боялась. Змей, на моё счастье, не видела.
Выезжали в лес или рощу, разводили костёр, запекали картошку, жарили ломтики хлеба. Незабываемый вкус и хруст! В пути на большую трассу весной 79-го года остановились рядом с рощицей молодых вишнёвых цветущих кустиков. Чудо, просто чудо… Ходила между белоснежными кустами, словно в сказке. Тогда я уже знала, что мы покинем эти края, и прощалась с ними.
В Куйбышевской области родители и старшие сёстры скучали по хвойным деревьям, аромату еловых иголок и смолистых ветвей. Дедушка Дмитрий Фёдорович Опарин как-то приехал к нам из своей Суны Кировской области перед самым Новым годом, а в подарок привёз сосенку высотой с меня. Летел с этой красавицей на самолёте! Радовались все мы, и родители не меньше, чем я.
Хотя, возможно, что-то путаю, и это была ёлочка, но на фотографиях, снятых папой во время нашего последнего Нового года в Сокском, на холодильнике в комнате стоит именно сосна. Подолгу я любовалась на неё и вдыхала праздничный новогодний аромат.

Сокский

В последние годы перед отъездом из Сокского я была почти самостоятельной, дома не сиделось. Ребятня гуляла, то есть бродила в поисках приключений и еды. Основная масса жителей посёлка жила скромно, дети не были избалованы деликатесами, которых, впрочем, в магазинах и не имелось.
Рядом со школьной котельной мы находили и выбирали куски чёрного блестящего гудрона. Отламывая от куска понемногу, жевали. Невкусно, но заманчиво. Представляли, что жуём недоступную жвачку, которая считалась символом обеспеченности. Недалеко от школьной котельной располагался интернат для учеников из деревень, но туда я не ходила.
Запомнились огромные совхозные кукурузные поля с поливочными конструкциями и лесопосадки, где за высокими лиственными деревьями росли кустики красной и жёлтой смородины. Ягоды, мелкие, но сладкие, мы обожали, а из нитей, торчащих из початков кукурузы, похожих на пучок волос, делали себе парики.
Нас запугивали, что в лесопосадках живут разбойники, теряются дети, и потом их находят мёртвыми. Прочие страшные истории... Наверное, чтобы мы лишний раз не шатались в те края: всё-таки далеко от дома, ищи свищи нас, если отстанем да заблудимся. В посёлке рассказывали множество легенд и историй, от которых мы, дети, трепетали, но с годами они забылись.
Папа иногда приносил с поля куропатку – вот праздник был! Мама ощипывала птицу, а добытчик палил тушку над газовой горелкой. Суп с куропаткой изумительный. Тонкие косточки, мяса почти нет – но вкусно! Курицу так не сварить. И ещё собирали в перегное на окраине посёлка белые грибы шампиньоны – суп из них тоже замечательный.
С удовольствием ребята ходили в клуб «в кино» - на мультипликационные и художественные фильмы. Билеты покупали в кассе, стояли за ними в очереди.
Запомнились по остроте ощущений цикл мультфильмов о Маугли и фильм-сказка Геннадия Васильева «Финист, ясный сокол». Удав Каа и пантера Багира, решительный Маугли и мудрые волки, красавец Финист, его невеста Алёнушка, весёлый писарь Яшка и визгливая жена крестьянина Анфиса, неунывающие старушки-веселушки. Во весь экран – цветное яркое действо, громкая музыка.
В этом же здании размещалась библиотека. Небольшое помещение, вдоль которого - стеллажи. Сказочное царство, где живут чудеса. Море книг. Любимых и разных. Не очень светло, но очень уютно. Доброжелательные милые библиотекари Мария Григорьевна и тётя Тая Мещанова.
Моя сестра Лена и я с интересом читали журнал «Советский экран», его подшивки имелись в библиотеке. Номер, на обложке которого одна из главных героинь фильма «Сто дней после детства» Сергея Соловьёва, был любимым. Юная исполнительница роли Лены Ерголиной Татьяна Друбич - в венке из луговых цветов, с грушей в одной руке и книгой в другой. Потом родители специально для меня много лет выписывали «Советский экран»: я серьёзно увлеклась кинематографией.
В библиотеке обычно выбирала книги с иллюстрациями любимого художника - Конашевича. Мама обращала моё внимание на фамилии тех, кто иллюстрирует детские книги, поэтому я интересовалась этим.
Рисунки Владимира Конашевича (в основном к сказкам и стихам Корнея Чуковского) похожи на масштабные полотна, которые можно долго изучать и поражаться, как художник до мелочей продумывает и изображает одежду героев, их поступки, характер, ситуации. В его рисунках мне уютно, точнее не скажешь. Как и в библиотеке.
В школьной библиотеке места больше, чем в поселковой, но меньше стеллажей и книг (или это казалось?). Библиотекарем трудилась элегантная Любовь Петровна Толочко. Невероятно красивая, доброжелательная… Почти всех женщин в Сокском я считала красавицами. Наверное, так и было.
Любовь Петровна приглашала наш класс на внеурочные занятия в библиотеку. Научила меня произносить скороговорку «Шёл Грека через реку…», так как я заметно картавила.
Смутно помню широкие улицы посёлка. Рядом с домами много деревьев. На площади у конторы и клуба - памятник воину-освободителю. Огорожен тяжёлыми цепями, площадка выложена плитами, тут же растут кустарники и цветы. Мы, ребята, прогуливались там, сидели на скамейках.
Памятник был отлично виден из окна нашей комнаты. Вся главная площадь посёлка как на ладони.

Родители

Мои родители были фанатами своей учительской профессии. Папа работал завучем, вёл уроки истории и географии: у него было высшее педагогическое образование – заочно окончил естественно-географический факультет Кировского пединститута имени В.И. Ленина.
Отмечу, что в 1972 году школа в Сокском называлась Рассветской средней школой, так как располагалась на территории совхоза «Рассвет», а в мае 1973 года её переименовали в Сокскую среднюю.
Мама вела группу продлённого дня, уроки русского языка и литературы. Заочно получала профессию учителя русского языка и литературы в Куйбышевском педагогическом институте.
Маленькой во время болезни я сидела на маминых уроках, рисовала, читала, сочиняла стихи. Под руководством мамы ребята, посещающие продлёнку, ставили кукольные спектакли с помощью школьных тростевых кукол. Моей любимицей была Царевна Несмеяна в голубом сарафане и блестящем кокошнике.
Мама умела и успевала всё, ведь у неё было три дочки. Шила платья нам и себе. Красивые, не абы какие! Быть мастерицей заставляла жизнь - мама выросла в многодетной небогатой семье. Костюм Царевны-Лебеди на школьный новогодний праздник она изготовила для Лены, а позднее дважды его надевала и я.
В нашей семье не приняты объятия и поцелуи, обращение друг к другу в уменьшительно-ласкательной форме. Мама это не поощряла. Высказывала мне строго: «Не подлизывайся!» Ласки хотелось, и в этом смысле папа был ближе. Подлизой не называл и, если прильну к нему, обнимал в ответ. С ним было весело и интересно, а маму угнетали многие домашние и школьные обязанности, которые она старалась выполнять только отлично.
Папа навсегда остался моим мужским идеалом. Поразительно много знал, был сильным, спортивным, остроумным, а главное – мастером на все руки. Казалось, нет того, что папе не по силам. Как и мама, он мог ВСЁ. Или почти всё. Будто волшебник. Я верила в его могущество.
Любимым нашим совместным делом было проявление фотографий. Я непременно торчала рядом с папой и при свете красной лампы следила за процессом, пытаясь хотя бы не мешать и очень желая помочь. Ведь это настоящее чудо – на обычной белой бумаге вдруг появляются сначала серые очертания, которые становятся всё ярче и превращаются в чёткое изображение! Папа много с удовольствием фотографировал природу, людей, моменты школьной жизни. И, конечно, нас – своих родных.
Он умел делать подарки. Умел заинтересовать делом или новым знанием. Умел вовремя прийти на помощь. Умел прощать. Его любили ученики, брали с него пример и хотели стать такими, как он. Так же ученики относились и к маме, в какой бы школе она ни работала.
Мне повезло: замечательные родители меня вырастили!

Беспокойная семейка

Разумеется, отдельный пласт жизни в то время – пребывание в детском саду и школе. Детский сад, как и положено, помнится минимально. Ряды горшков за занавеской, ощущение одиночества и тоска по домашней свободе, самовольные уходы домой во время прогулки, ноющие и плачущие новички, подгоревшая сухая морковная запеканка и противное какао с пенкой, крутящиеся карусели во дворе садика, на которых тошнило и кружилась голова. Добрая и понимающая, красивая наша «мама» - воспитатель Валентина Николаевна.
Во дворе детского сада вдоль забора располагалась живая изгородь – плотный ряд кустов акаций. Весной мы лакомились их жёлтыми сладкими цветочками, а летом я безуспешно пыталась научиться свистеть через стручок акации. Многие из нас свистели, включая девочек, а я не умела. Ели маленькие кругляши-головки манжетки, заросли которой были под окнами здания детского сада.
Ненавидела манную кашу – давилась комками до слёз. Не ем до сих пор, кроме полужидкой, на густую смотреть не могу. Пожалуй, не любила детский сад именно из-за каши. Зато порой там приносили прямо в зал таз очищенной моркови. Грызите, мол! Да с удовольствием!
Я была не подарок. Упрямая, капризная, болезненная, вредная. Однажды во время игры со всего маху нечаянно (а может, чаянно) стукнула Павлика Смирнова жёлтым деревянным кубиком по голове. Испугалась. Плакала, кажется. Лоб разбила мальчишке…
Перед выпуском из садика в школу подарила воспитателю свою фотографию – портрет, где я скромно улыбаюсь, потупив взор. Но совсем-то уж скромницей не была, нет.
И умела настоять на своём. Перед праздничным выступлением к Седьмому ноября в детском саду мы изображали пятнадцать республик – пятнадцать сестёр. Моя персона выступала в образе украинки. Дома были приготовлены тёмная юбочка, белая рубашка с вышивкой на рукавах и вороте, белые гольфы, венок с цветами и разноцветными атласными лентами. Супернаряд!
Накануне праздника воспитатель сказала, что нужно привести головы в порядок: постричься наголо, оставив чёлочку. Естественно, это касалось мальчиков. Но, придя из детского сада домой, я стала требовать от родителей постричь меня налысо под машинку, как велено - оставив чёлку. Сколько мама ни убеждала, что этого делать не нужно, я упёрлась, и меня остригли.
Утром ошеломила в садике всех. Лысая девочка с оттопыренными ушами пришла! Валентина Николаевна страшно удивилась и расстроилась. Но что поделаешь! Так и выступала «украинка»: венок на лысой голове с чёлочкой. Хорошо, что ленты маскировали отсутствие волос. А я была довольна: требование воспитателя мы выполнили.
Казусы случаются со мной постоянно, это один из многих, и о нём вспоминаю с улыбкой… и нежностью.
 
Любимая школа и ужасные дроби

Самые дорогие воспоминания, которые отражаются в добрых снах, связаны с Сокской средней школой. Туда я пошла в первый класс. Но вторым домом школа стала раньше. Родители - учителя, там же учились сёстры. Потому - как могло быть иначе?!
Хотя папа почти не брал меня заболевшую на свои занятия, только мама. Бывало, «пристраивали» с классом, где училась сестра. А что делать, если, например, ожидается проверка администрации или проводится важная контрольная работа, или рассматривается трудная тема? Варианты посидеть под присмотром уборщицы или библиотекаря - не выход.
Итак, школа… Одноэтажное кирпичное здание в виде буквы «П». Во дворе за низеньким забором и цветочной клумбой - выкрашенный бронзовой краской памятник В.И. Ленину. Первого сентября 1976 года на фоне памятника фотографировался наш первый класс. Весной и осенью ученики и учителя строились здесь на торжественные линейки.
От главной калитки, которая закрывалась на цепь из крупных железных колец, до парадного крыльца школы ведёт асфальтовая дорожка. На асфальте в переменки и после уроков девочки чертили цветным мелом клетки с цифрами, чтобы прыгать по этим «классам» на одной ноге или на двух поочерёдно.
В тенистый двор выходят несколько дверей и парадный вход. За школой - кусты чёрной смородины и высокие тополя, от липких ароматных почек которых склеивались пальцы. Напротив школьного здания - большой ухоженный сад. Летом мы отрабатывали там трудовую практику.
Добрые, улыбчивые и строгие – такими я запомнила двух женщин в возрасте, школьных уборщиц. Мама приучила меня ценить их труд. Во время нашего посещения Сокского я снова с радостью увидела этих женщин – и они ласково встретили меня! Они же присматривали за мной, когда я маленькая во время болезней находилась в школе. Жаль, что помню имя только одной из уборщиц – тёти Моти.
Сокская школа. От одного словосочетания сладко замирает сердце. Вот коридор, где с одной стороны окна, выходящие во двор, а с другой – двери в кабинеты… Кабинет нашего класса был в самом конце коридора. Небольшой, с двумя окнами.
На стене висел большой плакат с изображением сидящей за партой ученицы, призывающий сохранять правильную осанку во время занятий. И ещё транспарант со строчками из популярной школьной песни: «Мы весёлые ребята, мы – ребята-октябрята. Так назвали нас не зря – в честь победы Октября!»
На уроки ходили в школьной форме. Мальчики в белых рубашках и то ли синих, то ли серых костюмах (брюки и пиджак), а девочки – в шерстяных чёрных или синих платьях с чёрными (парадными - белыми) фартуками, отложными белыми воротничками и манжетами. На груди у нас сияли октябрятские звёздочки с изображением юного кудрявого Володи Ульянова, о жизни которого мы много знали.
Училась я на пятёрки, иначе с учительскими детьми бывает редко – приходится «держать марку». Учиться очень нравилось, но не шла у меня математика – и всё тут. Невзлюбила её ещё в детском саду. Зачем считать яблоки или кукол? Это же неинтересно! Ох, и намучилась я с неподдающимися примерами и задачами… Кому-то они давались легко. Вот, например, одноклассник Игорь Резяпкин решал примеры – как семечки щёлкал, а я так не могу.
С изучением дробей начались более серьёзные испытания. Страшные цифры, разделённые чёрточкой или запятой, не поддавались пониманию. Дома папа объяснял примеры с дробями до отчаянных возгласов, но я всё равно не понимала и боялась самого слова «дробь». Прибегала к уловкам и обману. Когда занимались дробями, мой живот болел. А без них боль успокаивалась. 
Так же туго было с пересказом текстов. Когда на тебя смотрит класс, память пуста, как дырявый карман, и воспроизводить нечего. Подглядываю в учебник на учительском столе – что-то бормочу. Закрыт – всё, ступор. Или мучительное вытягивание слов, или молчаливое разглядывание стола. Наша Наталья Фоминична Аршина, учитель опытный и мудрый, как-то справлялась со мной. Терпение, большое терпение и настойчивость нужны, чтобы научить ребёнка преодолевать страх. Плюс доброжелательность и уважение к личности ученика.
Позднее, работая учителем в сельской школе, я намучилась с подобными ребячьими проблемами. Знаю, как трудно педагогу найти подход к человечку, который сам не понимает, почему у него то-то и то-то не получается. Ругать и призывать к совести тут бесполезно. Нужно заставить поверить в себя.
А вот что я ждала и любила – так это уроки рисования! Обычной оценкой за рисунки была пятёрка, иногда с плюсом. Меня ставили в пример, и я помогала справляться с заданием одноклассникам - соседу по парте Ване Гордееву и Олегу Павлову.

Одноклассники

В классе нас было четырнадцать. Мальчишек пятеро: Толя Дорогов, Ваня Гордеев, Саша Кудряшов, Олег Павлов, Игорь Резяпкин. Девочек – девять: Лена Алексеева, Света Волик, Света Катаева, Марина Лисина, Ира Максимова, Лариса Писмарёва, Валя Сметанова, Оля Чекурова и я.
Ваня Гордеев был самым невысоким в классе и стеснительным. Он заикался, поэтому говорил немного, и его, конечно, передразнивали. Мы сидели за одной партой. Мой старший сын тоже с детства заикается, поэтому понимаю, каково приходится в школе ребятам с речевыми проблемами.
Вот Олег Павлов старался всех рассмешить, и у него это получалось. В класс приносил весёлые картинки из журналов и интересные рассказы. Видимо, так развивалась нестандартная творческая личность.
Из мальчишек-одноклассников только Олег подарил свою фотографию перед моим отъездом в Кировскую область. И потом только он писал из Сокского, хотя мы с ним вроде бы не дружили. Например, о нашем классе высказался: «Все бегут от точки дружбы». Эта фраза сопровождалась рисунком, где от жирной точки разбегаются фигурки, под которыми указано, кто и куда бежит. Несмотря на этот «тараканий» бег, как сообщал Олег, «наш отряд помогает одной старушке. Вымпел всегда отдают нам». 
Писала мне из Сокского о классе и подруга, тёзка Марина Лисина: «…Самый лучший во всей школе. Почти все у нас учатся на «хорошо», хорошая дисциплина». Кажется, так было и во время моей учёбы в Сокском.
Наверное, странно, но тёплых воспоминаний о первом классном коллективе у меня нет, не помню, чтобы мы были очень дружили. О некоторых одноклассниках – есть.
Почти всех я хорошо знала по детскому саду. Впервые увидела в сентябре 1976 года Сашу Кудряшова и Толю Дорогова. Толя был самый высокий, первый в строю.
Когда мы знакомились с первой учительницей, Наталья Фоминична вызывала нас по очереди к доске и просила прочитать наизусть любое стихотворение. Новичка слушали внимательно. Сначала Толя смущался, а потом громко отчеканил: «Летит, летит ракета/ зелёненького цвета,/ а в ней сидит Гагарин,/ большой советский парень!»
Саша Кудряшов, помнится, не терпел насмешек над собой, сразу устраивал потасовку. Напряжённый, как пружина. Игорь Резяпкин запомнился более общительным и миролюбивым. Примеры по математике решал моментально и без черновиков, но оценка за правильно решённые примеры занижалась на балл. Почему? В записях получалось много помарок, выглядели неряшливо.
С мальчиками я почти не контактировала, поэтому вспомнить что-то ещё трудно. Родители некоторых одноклассниц тоже были учителями, как и мои. Например, папа и мама Лены Алексеевой – строгий учитель физики Александр Порфирьевич и улыбчивая Тамара Михайловна (кажется, вела биологию).
Живы в памяти их квартира, дворик, деревья во дворе, цветники, зелёная красивая улица. Во время каникул и по выходным я приходила к Лене играть. Наверное, таким образом мы дружили. На той же улице жила одноклассница Лариса Писмарёва.
Мне нравилась коса Лены, потому что при стрижке мама не оставляла мои волосы ниже уровня плеч - чтобы не заплетать, но прикрыть мои оттопыренные уши. Нравилось множество игрушек в комнате сестёр Алексеевых. Младшая смешливая сестричка Лариса, худенькая в отличие от полноватой Лены, очень похожа на своих родителей: мамины ямочки на щеках и папины тёмные глаза.
Мама Иры Максимовой, Нина Васильевна, тоже работала в школе, учителем в старших классах. Жили они в одноэтажном домике с печкой посредине огромной кухни, а у девочек – Иры и её сестры – была своя комната. Всюду царил порядок, поэтому я бывала у Максимовых нечасто: если игрушки раскидаешь, сама и подбирай, а было лень, конечно. Обычно мы рисовали или смотрели телевизор.
Гостеприимная мама Ларисы Писмарёвой трудилась медсестрой в больнице. Симпатичная, добрая, она совсем не больно ставила уколы. Дома регулярно пекла тортики и прочие лакомства, иногда случалось их попробовать и мне. Ларисин папа дядя Спиридон, шофёр, привозил дочери какие-то интересные вещи, которые она приносила в школу, чтобы показать Наталье Фоминичне и нам. Лариса дружила с Леной Алексеевой. 
Рыженькая Света Волик хорошо пела. Я бывала у неё дома, мы собирались там компанией и чаще всего играли «в школу». Эта семья, по-моему, тоже многодетная. Помню, как старшая сестра Светы пела на сцене школьного актового зала песню, которая тогда была очень популярна, - «Волшебник-недоучка».
Другая Света, Катаева, с яркой внешностью и речью, вела тетради-песенники. Обожала песни «про любовь и про дружбу». В ту пору были песенники и у моих сестер. Услышанные с пластинок, по телевизору, радио, на улице песни переписывали друг у друга, наклеивали в эти тетради красивые картинки из журналов, конфетных фантиков, открыток - оформляли. И я занималась этим, скопилась стопка песенников разных лет.
Света Катаева дружила с активной Олей Чекуровой. Перед моим отъездом в Кировскую область Оля пришла ко мне и подарила на память свою фотографию.
Высокую, тихую Валю Сметанову практически не помню.
Наталья Фоминична обращалась к нам в школе по фамилиям, к этому привыкли и мы, общаясь друг с другом. В нашем классе было две Марины и две Светы, поэтому такая «фамильярность», наверное, была оправдана.
Мы ходили к учительнице в гости, иногда я одна. Мне нравился мягкий красивый диван в большой светлой комнате, на котором сидели несколько больших плюшевых мишек. Куда там моему белому домашнему товарищу! Эти были и мягче, и пушистее. Дочь Натальи Фоминичны Раиса Алексеевна тоже была учительницей – в старших классах. 

Подруга

С Мариной Лисиной мы дружили. По-настоящему дружили, особенно в годы учёбы в начальных классах. В детстве, я считаю, у меня было два друга – Олег Малявин и Марина. Перевес бывал в разные стороны, но выбирать кого-то одного не собиралась.
До сих пор помню небольшую кухню в доме Марины, где на стенах развешаны фотографии девочек с ангельскими личиками: розовые щёки, зеленоватые банты на тёмных кудрявых локонах. Я подолгу разглядывала портреты, любовалась и грустила оттого, что в нашем доме таких нет. У нас фотографии хранились в альбомах и пакетах, на стенах не висели. А цветные снимки в те времена вообще были редкостью.
Некоторые жители поселка могли похвастаться пластмассовыми шарами (в два раза больше шоколадных «Киндер-сюрпризов») с круглым стёклышком, в которое надо смотреть, закрыв один глаз, чтобы увидеть цветную фотографию родственника, заключённую в этот шар. У вас был такой? У нас нет.
Чаще всего мы с Мариной играли во дворе. В прихожей летом висела на верёвках засушенная речная рыба, которую ловил, наверное, Маринин брат Миша, и мы лакомились ей понемногу.
Я страстный любитель сухой рыбы, особенно ароматных сорожек и щеклеи. Могу съесть очень много. Большую часть наловленной и высушенной папой рыбы съедала я.
Марина ответственно справляла после уроков домашние дела, стараясь не огорчать маму, поэтому иногда нам было не до игр. Подружка подметала, хлопала половики, мыла пол, посуду…
В первые годы после отъезда из Сокского мы переписывались с одноклассницей, обменивались фотографиями. Росли, взрослели. Постепенно переписка сошла на нет: расстояние развело нас. Спасибо, Мариночка, за наше общение, за дружбу! Других подруг в школьные годы я так и не приобрела.

Сорок лет спустя

Фамилии тех, кто жил или учился в Сокском в конце 70-х, звучат для меня как музыка. Лица на старых фотографиях не только знакомые, а почти родные. Социальные сети позволяют заглянуть в прошлое спустя сорок лет. Сорок лет… Сквозь годы – всё как вчера и безнадёжно давно.
За это время мои старшие сёстры обзавелись семьями, детьми и внуками, вышли на пенсию, не стало папы, заболела мама. Часть жизни я посвятила школе, часть – работе в редакции районной газеты. Замужем второй раз, у меня трое детей. Говорят, я не слишком изменилась со времён юности. Всё как вчера… И безнадёжно давно.
Живите долго, общайтесь, навещайте родные места, дарите радость тем, с кем росли и мужали! Не рекомендуется жить прошлым, но оно может стать неоценимой моральной поддержкой в трудные времена. И способно украсить серые будни нотами радости и солнечного света!
Ну вот и всё. Тетрадка с воспоминаниями о Сокском, которая много лет лежала в моих архивах и ждала своего часа, больше не понадобится. А жаль…

2019 год.
Суна, Кировская область.