Рутинная процедура

       Вспоминая детские годы, теперь, когда Йох перевалил за 80-летний рубеж своей ничем не примечательной жизни, он, щурясь подслеповатыми слезящимися глазами на ослепительно жаркий полдень, часто вспоминал своего отца, который ушел из жизни в 74-летнем возрасте. А вспоминал его он потому, что задавался в этот момент вопросом: «Неужели у Моисея Яковлевича так же болел позвоночник и ломило от ревматизма суставы, как у меня? Неужели Всеведущий и Всевидящий не может избавить от страданий остаток отпущенной мне жизни? А может Он испытывает – не разражусь ли я проклятиями в Его адрес, не вытерпев страданий, терзающих мою старческую немощность?» Раньше, когда Йох был лет на двадцать моложе, он придерживался спартанского образа жизни. А теперь приходится класть под голову подушку, а если этого не делать, то шейные позвонки к утру начинаю болеть столь сильно, что приходиться массажировать позвоночные сочленения.
       И домассажировался на свою голову. Как-то глянул Йох в зеркало и ему показалось, что что-то изменилось в его облике, хотя всё вроде бы было таким же отвратительным, как полгода тому назад. Те же слезящиеся глаза, давным-давно потерявшие свой весёлый и задорный блеск. И та же желтовато склеротического оттенка кожа на дряблой старческой шее. И те же сморщенные щёки, похожие на испеченный в духовке картофель. Но что-то все же явно изменилось. Но что?  Однокомнатная квартира его вполне устраивала. Несмотря на свой старческий склероз, он хорошо помнил что где лежит и находится. На бытовые условия не жаловался. В его комнатёнке висело небольшое зеркало, потускневшее от пыли, в которое он почти никогда не смотрел. И только появившиеся, непривычные для его жизни ощущения заставили его изредка, не более раза в день, посматривать на свою физиономию. «Может потому, что я чувствую близость смерти?» – подумывал он время от времени, но тут же забывал об этом в томлении очередного дня, ничем не отличающегося от предыдущего. В общем-то колесо фортуны действовало успокоительно, поскольку понятие собственной смерти превращалось в нечто неопределенное и проблематичное. Вот и сегодня, как и вчера, он глянул в зеркало с немым вопросом: «Что же это со мной происходит?» Повернул голову вправо: «Ничего!» Влево – то же самое. Правда, он внезапно почувствовал, что былая боль в шейных позвонках уменьшились. А ещё ему показалось, что шея у него несколько удлинилась в сравнении с позапрошлой неделей. Но самое неприятное заключалось в том, что она продолжала удлиняться, а туловище, ко всему, не только удлиняться, но и уменьшаться в ширину (становилось продолговатым и покрывалось, как ему показалось, ромбическими чешуйками). А рот!.. Хавальник, как раньше он его называл, тоже менялся. Удлинился. И начал раскрываться под значительно большим углом. И при раскрытии виден был не язык, а черного цвета быстро-быстро шевелящееся раздвоение. И если, при этом, удивление Йоха доходило до невольного восклицания, то внешне выражалось оно злобно-ядовитым шипением.
       Выходить из дому с такой удлиненной шеей он не столько стеснялся, сколько опасался. Не встречных знакомых – нет! – сколько из боязни, что теперь, если он с кем-нибудь поздоровается, то в ответ услышит не приветствие, а увидит молчаливое недоумение – «что за идиот нас привечает? – кто он такой? – мы его первый раз видим».

       Умылся, оделся, причесал плешь – ежедневная, рутинная процедура.

       Надо было бы пойти в магазин, но передумал. Хорошо, что на кухне лежала буханка хлеба и кусок сухой колбасы. Так что с едой можно было повременить. Подумалось: «Вполне может быть, что шея у меня нормальная и что удлинение шеи мне всего лишь мерещится – верный признак того, что у меня помутилось сознание» Отрезал кусок хлеба и чуток колбасы.  Вскипятил чай. Попробовал сделать глоток – не получилось. Но приспособился. Опустил в чай раздвоенный язычок и быстро-быстро шевеля им подобно маленькой лопаточки, начал забрасывать в глотку капли теплого чая. А вот хлеб с колбасой ну никак. Откусить нарезанное не получалось. Зубы во рту исчезли и оттуда вместо них торчали два клыка, слегка загнутых в сторону глотки. Чем же перекусить? Чертовщина, да и только. Над колбасой с жужжанием кружилось несколько мух. И тут Йох совершенно инстинктивно и молниеносно выбросил в сторону одной из жужжащих тварей свою морду на удлинившейся шее и муха, прилипнув к его раздвоенному язычку, исчезла в захлопнувшейся пасти Йоха. Было вкусно. Такая пища его вполне устраивала. В течение часа он гонялся за жужжащими мухами, пока не переловил всех, оставив на столе кусочек колбасы и несколько крошек хлеба в виде приманки.   
       День клонился к вечеру. Йох хотел было прилечь на диван, который оказался почему-то  слишком высоким и совершенно ненужном для ночного отдыха. Не понадобилась и подушка. Размер щелевого пространства между днищем дивана и полом оказался вполне достаточным, чтобы заползти туда и уснуть, кольцеобразно свернув самого себя наподобие резинового шлан-га. Утром, как только рассвело, Йох с трудом, синусоидально извиваясь, выполз из под дивана на свет Божий, но сил хватило ровно настолько, чтобы доползти до середины комнаты, где он и умер, словно замер в детской игре на требовательное слово «замри!»
       Через некоторое время сладковатый запах разложения, проникающий сквозь щели Йохиной квартиры, стал раздражать обоняние соседей настолько, что они для выяснения причины этого смертельно приторного запаха вызвали вначале пожарников. Но те покрутились по всем этажам с ярко-красными огнетушителями в руках, но ничего подозрительного, для тушения предполагаемого места пожара, не нашли. В конце концов  соседи заметили, что  больной и дряхлый Йоху, со зримо выраженным тремером рук и головы, перестал раздражать своим появлением их эстетически утончённые натуры. Кто-то из них, для пущей убедительности возникшего подозрения, нажал на кнопку дверного звонка, но безрезультатно. А кто-то, самый догадливый из них, понял что с Йохом что-то случилось. Уж не умер ли он? Вызвали полицию. Приехали почему-то в белых перчатках, словно их на парад вызвали. Позвонили, постучали, при прислушались... Глухо!.. Пришлось взламывать  дверь. Начальник полиции, отличавшийся от всех прочих стражей порядка из его команды, своими бардового цвета лампасами, вошел в комнату Йоха. Но в комнате никого не оказалось, разве что в центре Йохиной комнатушки было обнаружено сдохшее и высохшее туловище двухметрового удава. Вызвали следователя, по решению которого змеиные останки засунули в спецмешок и, опечатав, отправили на экспертизу. Соседи, в итоге, были счастливы уже тем, что по решению государственной комиссии в квартире Йоха поселился новый и нормальный – вполне стандартный вида молодой человек. До состояния тремерно трясущихся рук, головы и подбородка ему и его соседям было ещё далеко.


                                02.12.2019