Радио

Как-то редактору Малевичу позвонили то ли из идеологического отдела обкома, курировавшего СМИ, то ли из Комитета по телевидению и радиовещанию и предложили отдать его новую журналистку (это меня) на городское радио – там как раз освободилось место редактора. И не подумав переговорить со мной, Малевич отказался, а мне потом объяснил своё решение так:

- Вот если бы на областное радио пригласили, тогда да, это был бы для тебя рост. А городское ничуть не престижнее нашей газеты…

Ладно, на радио я и не рвалась, и работы этой не представляла. Но осадок оттого, что меня никто и не подумал спросить, остался…

Однако так вышло, что спустя время, когда моя очередная попытка попасть в «Гродненскую правду» снова провалилась, я сама нашла дорогу на радио. Кухня радийной работы мне абсолютно была неизвестна, но другой не было. Устроиться в редакцию областного радио помогла моя однокурсница Тамара Синица, с которой мы потом несколько лет делили один кабинет. Она и Оля Шеина, редактор экономических программ, на первых порах, не жалея времени, помогали мне освоиться в новой обстановке и с незнакомой технологией подготовки радиопередач.

Для начала показали, как работать с портативным магнитофоном «Репортёр», как на огромном стационарном магнитофоне, высившемся, как биржа, в углу нашего кабинета, надев наушники, чтобы никому не мешать, переписывать на бумагу взятое интервью. Как варьировать в программе русским и белорусским языками. Этикет радио был таким: если твой собеседник говорит по-белорусски, ты обязана тоже говорить по-белорусски. Если он желает и ему легче говорить на русском, на нём и ведётся беседа. При этом все подводки (вступления) к интервью, комментарии и заключения автор передачи зачитывал по-белорусски. В отличие от газет радио в Белоруссии было преимущественно белорусскоязычным.

Как зачитывать тексты и записывать интервью в студии, объяснила звукорежиссёр Галина Перминова, она же по заявке автора подбирала и монтировала необходимую музыку либо шумовые эффекты из огромной фонотеки радиостудии. Как из хаотичной, в произвольном порядке записанной плёнки, сделанных в студии интервью и авторских комментариев монтировать цельную передачу строго по сюжету и уже подготовленному и завизированному тексту, отступать от которого было нельзя, показали звукооператоры Таня Михальченко и Галя Лапина. Монтаж они делали сами, но в обязательном присутствии автора, и это были, пожалуй, самые горячие часы радийной работы.

Почти каждое утро бригада радистов на «УАЗике» или «Волге» отправлялась в командировку по области. Путь, случалось, был неблизкий, до самых удалённых райцентров – километров двести, но к концу рабочего дня мы, как правило, возвращались. Со свежими записями интервью с интересным человеком, представителем власти, бесед с простыми тружениками городков, посёлков и деревень.

А уже назавтра начиналась лихорадочная работа переписывания плёнок, составления композиции передачи, подготовки и распечатки текста. Если стиль-редактор Анна Ивановна, главный редактор Беспалый или председатель телерадиокомитета Граблевский что-то вычеркнули или исправили, это надо было учесть при монтаже выпуска, то есть очистить плёнку от какой-то фразы или куска текста. А это довольно занудная, кропотливая работа и не видимые миру слёзы... При несогласии с поправкой её можно было оспорить, но на это решались нечасто. Из-за таких мелочей монтаж большой передачи, непременно сопровождаемой подходящей по теме музыкой, мог длиться часами. Наконец - всё! Готово! Вся бригада вздыхает с облегчением. Эфир – вечером. Ты возвращаешься в кабинет, собираешь сумку и бредёшь домой по длинной улице Горького, машинально глядя по сторонам, а в голове сами собой звучат слова, только что записанные тобою в студии. Ты помнишь их наизусть и, раз за разом повторяя, прислушиваешься, верно ли ты их расставила и всё ли ими сказала…

Дома включаю радио. Идут знакомые позывные. Диктор Галина Петухова представляет мой выпуск: «Лёсы». По-русски это «Судьбы». Тихо звучит фрагмент песни с прекрасными словами «Счастье общее и горе общее у моей земли и у меня…» , я слышу свой голос, потом голоса моих собеседников, их рассказы о непростой, но удивительной для других жизни… Вот и последний музыкальный проигрыш. Уф!.. Всё прошло гладко, без накладок и сбоев, даже самые сложные места, которые переписывали и переклеивали, не были заметны. Я отпадаю от радио. Теперь можно отдыхать, заняться домом, проверить у сына уроки…

А наутро снова в командировку.

 - Радио – это прорва, - любила повторять моя подруга-радистка Тамара. – Только отмучился, выносил и родил передачу, выпустил в эфир – и всё! Ничего от неё не осталось. И надо мчаться готовить новую. Всё с колёс и как в пропасть… Газета – другое дело, её и через сто лет найти можно…