Искупление грехов

Город горит, лежит в руинах, и его больше нет... Небо чёрное от дыма и копоти пожарищ, поднятой пыли и сажи от многочисленных сильнейших взрывов тяжёлых снарядов и авиабомб. Страшный грохот несмолкаемой артиллерийской канонады, ужасающий рёв Сталинских органов не стихает ни на миг, ни днём, ни ночью, измученная земля вздрагивает от взрывов, как от испуга.

Это ад!

Преисподня наяву...

Сидевший у бойницы форта с  автоматической штурмовой винтовкой в руках рослый и сильный ефрейтор-пехотинец Вилли Бредов, уроженец этого несчастного, уже разрушенного большевиками города, с тоской смотрел на представшую апокалипсическую картину.

"Кёнигсберг, мой любимый Кёнигсберг, что с тобой сделали эти проклятые русские варвары?!..."

-с ненавистью шептал он.

Много ужасающей силы боеприпасов попадало и в форт, который Вилли оборонял, трёхметровые стены старой кладки, сверху залитые бетоном, ходили ходуном, что-то постоянно ему сыпалось и падало на голову, но его выручал стальной шлем, ещё того раннего образца, старого качества, верный друг германского солдата, и укрепление пока выдерживало.

Невысокий коренастый Игнатий Правдин, боец одной из многочисленных штурмовых групп, что должны были быстро пройти первую линию обороны Кенигсберга и проникнуть в город-крепость, который уже хорошо перелопатили великое множество советских снарядов и авиабомб большой разрушительной силы, ждал сигнала к атаке вместе со всеми. Он смотрел улыбаясь на то, как гвардейские реактивные миномёты посылали залп за залпом по врагу. Им вторили многочисленные тяжёлые орудия.

"Катюшеньки, милые девчушечки, красиво так поёте, а вместе вами лебёдушки-сестрички пушечки!"

-думал с любовью глядя на них сержант Правдин держа в руках ППШ.

Возле него стояли бойцы их и других штурмовых групп... Все ждали приказа идти вперёд, но его всё не было. Он с удовлетворением стал наблюдать, что по-мимо тяжёлой артиллерии и "катюш", которые больше работали по переднему кольцу обороны, к городу подлетела лавина краснозвёздых Пе-2, и как огромная стая хищных птиц, они стали кружить над горящим дымящим вовсю Кенигсбергом и поочерёдно звеньями заходили в бомбовую атаку. Среди них были, как мамы-птицы со своими оперевшими и только научившимися летать птенцами, менее многочисленные и более крупные и тяжёлые Пе-8, которые несли особо мощные авиабомбы.  Рядом с самолётами появились редкие белые дымки разрывов, стреляли зенитки. Но вскоре они исчезли, последние остатки ПВО  просто сметенны  смертоносным градом с неба. А вражеских "мессеров" и "фоккеров" уже давненько не видно...

И до чего Петляковы прекрасны в своём отлаженным ладном хороводе, несящем гибель тем, кто внизу под ними!

Игнат заулыбался широко и довольно показывая свои крепкие, слегка пожелтевшие от махорки зубы.

-Братцы, соколики, так их, так... За всё им хорошее... Гансикам...

Вилли вздрогнул от взрыва чудовищной силы, форт в котором он находился казалось обрёл возможность шевелиться и двигаться, какие-то обломки снова посыпались на него, голову спас опять верный шлем, сильно болело плечо от удара каким-то куском и ушиба, но он не выпускал из рук свой штурмгевер.

Фортификационное укрепление снова уцелело.

"Видать бомба-пятитоннка рванула где-то поблизости..."

-подумал Вилли.

Рядом с ним убило кирпичём, который вылетел из старинной кладки, подростка из гитлерюгенда. Паренёк был без каски, в кепи, и ему проломило черепную кость. С детским белокурым чубкиком и открытыми глазами он лежал на каменном полу, изо рта, носа, ушей, дырки в голове у него текли струйки крови, которой была уже целая лужица, рядом с ним лежала его старенькая винтовка. Мальчишка вздрагивал в предсмертной конвульсии, а когда затих, ему Вилли закрыл глаза...

Наконец!!! Приказ вперёд! Штурмовые тяжёлые самоходки ИСУ-152, танки, ИСы и тридцатьчетверки, пошли в атаку за стеной взрывов перед ними. Это била своя артиллерия, которая так их прикрывала от стрельбы оставшегося в живых противника из первой линии немецкой обороны. За боевыми машинами побежали бойцы штурмовых групп, которые старались также держаться поближе к огненному валу. Некоторые красноармейцы падали сраженные своими же осколками, но атакующие как прилипли к стене разрывов двигаясь за ней.

Игнат Правдин слегка пригнувшись нёсся со всей мочи вперёд вместе со всеми к тому месту, что осталось от линии обороны внешнего кольца, повторая в уме,

"Огонёк родной, братец, прикрой, спаси!".

Вилли Бредов через бойницу увидел как русские самоходки и танки проскочили первую полосу обороны и на скорости двигались к ним, а пехота сзади задержалась в полузаваленных окопах, где яростно добивала уцелевших. Вот один из танков совсем близко, но находящийся рядом с ним у амбразуры пожилой фолькштурмист в старомодной чёрной форме общих СС со свастикой на рукаве сделал выстрел с плеча из панцерфауста.  Из остановившейся и горящей внутри тридцатьчетвёрки стали выскакивать танкисты у которых дымились комбинезоны.

Вилли выпустил несколько коротких очередей из штурмгевера и всех их уложил.

Игнат держа ППШ в левой руке, и используя его как защиту, правой умело наносил удары заранее им острозаточенной сапёрной лопаткой в область шеи оставшимуся в живых неприятелю в завязавшейся жестокой рукопашной схватке. Вот уже у одного фрица хлещет фонтаном кровь, а другой держится оседая и хрипя за перерубленный кадык. Враг в полевой форме СС изловчился и полоснул кинжалом по металлу его стального защитного нагрудника, который был одет поверх ватника, как и у многих других бойцов штурмовых групп идущих в наступлении. Правдин в ответ нанёс хлесткий удар лопаткой сбоку, чуть не отрубив эсэсовцу голову. Вскоре, со всеми немцами оказавшими тут сопротивление было поконченно и они устремились  за малость оторвавшейся от них бронетехникой внутрь разрушенного города выкуривать противника из мощных фортификаций.

Вилли помог артиллеристам подкатить к одной из амбразур приземистое 75-миллиметровое орудие из которого те начали бить осколочными по пехоте за танками и самоходками, а из других начали стрекотать несколько пулемётов, стрелять реактивными гранатами по бронетехнике ополченцы-фаустники, подростки и старики. Также из бойниц вёлся интенсивный огонь из автоматических и обычных винтовок, карабинов, пистолет-пулемётов. Бредов в горячке боя посылал экономно пулю за пулей в этих ненавистных Иванов, которые сначала разрушили, а теперь осаждают его родной город.

Наступающие танки и САУ остановились, да малость откатились из зоны поражения фаустниками и начали стрелять прямой наводкой по фортам, стараясь попасть в амбразуры и бойницы, некоторые из них впыхивали от взрывов внутри и стрельба оттуда затихала. Под прикрытием интенсивного огня бронетехники, а также притащенных вручную ближе полевых орудий и гаубиц, к фортам подползали сапёры и подрывали стены особо мощными зарядами направленного действия, а другие бойцы забрасывали внутрь образовавшихся проломов гранаты с большим осколочным поражением, запускали туда струи высокотемпературного огня из ранцевых огнемётов и выждав малость проникали следом.

Игнат тоже имел несколько гранат, и прежде чем ворваться вовнутрь вместе со своим взводом, забросил туда лимонку. А после огнемётчик вдобавок прыснул жаркого гостинца, Изнутри донеслишь истошные крики горевших заживо немцев. Стреляя из ППШ первым пошёл Игнат, а за ним все остальные...

Страшной силы взрыв произошёл в форте, в несколько отдалённой от Вилли части. Через амбразуру попал фугасно-осколочный снаряд русской тяжёлой самоходки. Всё содрогнулось, наполнилось дымом, и его отшвырнуло волной, после чего он отключился. Когда через пару секунд Вилли очнулся, в голове страшно гудело, он практически ничего не слышал.

Бредов видел как от подрыва рухнула вовнутрь часть наружной стены завалив несколько его камарадов, вдобавок взорвалась ручная граната наделав бед в узком пространстве, а затем по закоулкам форта пронеслись огненные волны от которых мгновенно загорались убитые, раненные и уцелевшие. Его опалило жаром, но основное пламя приняло на себя разбитое орудие. Следом проникали Иваны, которые прячась за углами внутренних лабиринтов и коридоров форта, сначала бросали туда гранаты, а потом продвигались стреляя.

От боли Вилли снова потерял сознание.

Когда всё закончилось и укрепление было взято, Правдин заметил лежащего сбоку разбитой пушки врага, который пошевелился. И сержант мгновенно нажал на спусковой курок ППШ, но выстрелов не последовало, диск был пустой.

Немец вдруг застонал. Игнат убедившись, что он не представляет никакой опастности, его разбитый автомат лежал в отдалении, присел рядом. Ефрейтор-пехотинец был ранен в ногу, ещё у него по-видимому сломана рука, возможно и контузия.

Игнат положил свой пистолет-пулемёт рядом на каменный пол, вытащил санитарный пакет из подсумка висящего на боку и произнёс:

-Давай, фашистик, немчик, я тебе помощь окажу...

Вилли снова стал ощущать мир прийдя в сознание. Его куда-то тащил на себе среди руин какой-то русский. Навстречу им шли другие Иваны, которые, что-то говорили и смеялись, и на них были кирасы как у средневековых рыцарей-воинов...

Несмотря на то, что болела забинтовая нога и рука на которой была накладена самодельная шина, ему стало так хорошо и спокойно на душе. Он смотрел вверх на задымлённое пасмурное небо и думал:

"Кёнигсберг сейчас, это искупленье наших грехов, грехов всех немцев...

Господи, прости нас!"

P.S. 9 апреля 1945 года на четвёртый день массированных артиллерийских обстрелов, авиационных бомбардировок и ожесточённых боёв гарнизон Кенигсберга сдался, приняв условия парламентёров.

Операция вошла в историю тем, что у наступающих не имелось превосходства в живой силе, и потери у оборонящихся немцев оказались гораздо выше, во многие разы, чем у советских штурмовых групп.



*Сталинскими органами немецкие солдаты называли "катюши"