А давай стрельнем! Куда? В шапку! Н. В. Гоголь

"Зима ждала, ждала природа!
Снег выпал только в январе."
(А.С.Пушкин, русский Поэт).

Зима в тот год не наступала долго. Что-то в небесной канцелярии испортилось!
Наконец зима пришла, когда ее уже почти никто не ждал - "Пришла, рассыпалась, клоками повисла на суках дубов, легла волнистыми коврами среди полей, вокруг холмов".
Пышный белоснежный покров накрыл все - и хаты, и деревья, и базы, и плетни, и задумчивую речку, и высоченную колокольню с трехсотпудовым медным колоколом (предмет зависти всех окрестных служителей культа, даже монахов из знаменитого Братского монастыря в древнем городе Киеве), звук которого в метель слышен был аж за тридцать верст. Морозило сильнее, чем с утра, но зато было так тихо, что скрип мороза под сапогом рослого казака или под валенками стройной красавицы был слышен чуть ли не за полверсты. Из хуторских труб валил густой черный дым - видно было, что бережливые местные бабенки топили печки крутым кизяком, приберегая дубовые и березовые поленья на праздники.

Дверь дьяконовой хаты с шумом распахнулась - оттуда на мороз выплыли две громадные фигуры в тулупах и больших мохнатых шапках. Видно было, что это не просто местные казаки, залетные хитромудрые торговцы-жыды, проезжающие в русский Крым важные офицеры или купцы-москали, невесть как оказавшиеся здесь бульбаши, которых, как всем давно известно, зимой весьма трудно выгнать из родного Полесья.
 Это были уважаемые люди!
 Потому как шапки у них были что у сорочинского заседателя - с чудным барашковым околышем, сделанным по манеру уланскому, с красным, горящим ярким пламенем, верхом, - таковые дозволялось носить не всем хуторянам!
И точно - присмотревшись, глаз человечий опознавал местного хуторского Голову и его приятеля казака Чуба, с которым он обычно бранился как какая-нибудь стареющая Евдоха со своим непутевым сожителем.
А тулупы на них были совсем новые -
 как будто только что из-под иглы и ножниц местного хуторского умельца. Подбитые черными смушками и с большими медными пуговицами, принимаемыми местными хуторянами за червоное золото, коего они, сказать по правде, и в глаза не видели, потому как и на окрестных хуторах, и в Конотопе, и в Полтаве в ходу были медные гроши и большие серебряные рубли, особенно ценимые цыганками, которые навешивали их себе на грудь чуть ли не по четверти пуда.

Два неразлучных хуторских начальника были явно не в настроении.
 И не потому, что в хате дьяка Осипа Никифорыча кончилась огненная горилка или прекрасный холодец - этого добра у него зимой всегда в достатке, а для желающих освежить затуманенную (винными парами) голову имеется медовый грушевый квас, чай с вишневым вареньем и знаменитые балабухи, рецепт которых привезла еще бабка дьяка с Алтая.
Нет, уважаемых людей возмутило поведение местных казаков!
Обычно они - люди как люди. Но стоит выпить немного выше установленной планки - и человек становится похож то ли на одуревшую свинью, то ли на черта, которого недавно от души отходил или отхлестал березовым колом из соседского плетня какой-нибудь мерзкий богомаз или обиженный жинкой кузнец!

А для каждого человека мера своя -
 жыд, например, как наш сосед Изя,
 после второй чарки падает под стол, москаль готов выпить семь небольших или три больших, размером с кулак, чарки нежинского бальзама. А вот горилки москали пьют меньше - может здоровье берегут, может не хотят обижать хлебосольных местных казаков. Узнать бы у все знающего Фомы Григорьевича или Григория Куприяныча, его соседа, бывшего батарейца, да они в разьезде по казенным делам.
- ШО творится в нашей синагоге?! - Буйно возмущался хуторской Голова. - Никакого тебе почтения! Прямо хоть вводи наказания за непроявление уважения к представителям власти!
- Вот именно, вот именно! - Охотно поддакнул ему казак Чуб.
- Всё лезет в люди! Ни ума, ни таланта, ни положительных знаний, одна фанаберия. А фигура - взглянуть совестно! Рожа - мерзость мерзостью! А все берутся учить, понукать, приказывать!

Рассуждая так и поддерживая друг друга, Голова и Чуб,
сами непонятно как, оказались на самом краю хутора.
- Что за черт! Куда мы попали? - Крякнул Чуб, вы тирая шапкой вспотевший лоб.
- Не вспоминай черта, кум! - Сказал важно Голова. - А то прицепится и будет тебя водить кругами, как покойного деда Максима!
- Да ты шо! - Изумился Чуб.
- А вот и то! А ежели чего, то можно и того! - Добавил Голова, явно намереваясь рассказать занятную историю, до которых он был большой мастер.
- Дед Максим надыбал три чималых копешки сена, они  в Панском урочище с конца лета стояли. И вот он с сынами  загрузил быков сеном и поехал. А поклоны не отбил. И четверть не выставил. Вот  черт  его и крутил всю ночь!
- Хорошо хоть сейчас день, а не ночь! - Проговорил Чуб, но на всякий случай трижды перекрестился. Голова сделал вид, что не заметил!
- И куда теперь, кум, пойдем?!
- Как говорил наш сосед покойный Хвыля, а пойдем туды, куды ноги несут!
- Правильно! - Опять поддакнул Чуб, и Голова на миг задумался - а чего это кум так угодно поддакивает? Видно, чего-то хочет, но пока не говорит.
- Любая дорога куда-то выведет! - Изрек Голова.

И они пошли вперед, бережно поддерживая друг друга, потому как терновая наливка и нежинский бальзам все еще отзывались в голове медным гулом колоколов.
Через некоторое время дорога уперлась в большой куст терновника.
И из него к оторопевшим казакам вышел охотник.
С дорогим иноземным, явно немецким, ружьем - двухстволка-вертикалка, как определил опытный в оружии глаз казака Чуба.
- Здорово, молодец! - Разом приветствовали лихого охотника казаки.
- И вам  не кашлять! - Отвечал тот, приподнимая шляпу.
- И как охота?! - Тут же полюбопытствовали.
- Да так себе! - Отвечал барин или офицер (судя по дорогой охотничьей одежке).
- Что? Даже зайца не подстрелил?!
- Четырех зайцев и десяток куропаток! - Отвечал охотник. - А вот заветного дикого кабанчика пока ни одного не встретил, хоть и отмерил почти два десятка верст.
- Два десятка верст?! - Ахнул Голова, который в жизни своей больше двух верст не отшагивал, что простительно при его дородной стопятидесятикилограммовой фигуре.
- А дикий кабанчик - чудесная вещь! - Опять поддакнул Чуб.

- Ну да, - перебил его Голова, - жареный в сметане с картошечкой, да поданный к столу с малосольными огурчиками, солеными грибочками, квашеной капусткой, мочеными яблоками, терновой настойкой и вишневой наливкой!
И от такого сладкого предчувствия он зажмурил глаза и зачмокал губами.
- Добрый человек, дай нам стрельнуть! - Вдруг прогундосил Чуб.
- Так не во что! - Отвечал охотник. - Разве что в ворон!
- В ворон нельзя - весь хутор будет смеяться!
- Тогда пойдемте зайца с лежки поднимем! - Предложил охотник.

- Мы бы рады, представьте себе, молодой человек, составить вам компанию, - степенно отвечал Голова, - да года наши не те! Еще недавно каких-то лет тридцать-сорок назад мы лихо рубились и с ляхами, и с татарами, а сейчас к доньке на другой конец хутора пройти внуков проведать - и то накладно. Все кости скрипят, как несмазанная телега.
- А давайте в шляпу и шапки постреляем! - Радостно предложил молодой человек.
- А давай! У нас еще вторая пара дома имеется!
В широкополую охотничью шляпу и Чуб, и Голова попали сразу - сначала пулей сбросили ее с куста, а потом крупной дробью из второго ствола превратили  ее в решето.

 А вот в свои мохнатые шапки  доблестные казаки почему-то попасть не могли! По десять раз стреляли - плечо радостно заныло - приятно вспомнить молодость!
Наконец настрелялись от души. Вернули охотнику ружье.
Но неудобно оставлять его с раздолбанной шляпой и потому предложили казаки охотнику стрелять в подбрасываемые шапки.
 А чтоб затруднить ему задачу и сберечь свое добро,
 Чуб и Голова кинули свои шапки на разные высоты!
Два выстрела охотника - и падают на землю обе чудные казацкие шапки как решето!
Подивились они меткости заезжего охотника и направились в другую сторону.
Но охотник, добрая душа, отдал им своих зайцев -
 на новые шапки, взамен погибших.
Так что остаток зимы проходили Голова и Чуб в чудных заячьих шапках на зависть всем хуторянам. Что ни говори, а умеют же люди выделиться! Даже в такой скверной истории!