Глава 17. Письма, стихи и новогодняя тоска

Впервые в новогоднюю ночь Маше разрешили смотреть по телевизору «Новогодний голубой огонёк». Ей не надо было, как раньше, выглядывать из-за шифоньера, чтобы его посмотреть. Она сидела со своими родными за общим столом и наслаждалась песнями и новогодними поздравлениями от артистов и знаменитостей страны.
На следующий день Мария написала очередное письмо Вадиму, в котором рассказала ему о том, как провела новогоднюю ночь.
Вадим, окончив «учебку», уже в звании младшего сержанта, продолжал служить Родине на границе. Он уже прислал Маше свою фотографию с пограничной заставы, на которой он запечатлен в форме с зелёными погонами.
— Как же идёт ему эта форма! — подумала тогда Маруська.
Письма писали они друг другу часто, каждые два, три дня. И в каждом его письме девчонка чувствовала тепло его души, то, как он скучает по ней, переживает за неё. Нежные слова, адресованные Маше, разжигали в её сердце, пусть пока ещё маленький, но огонёк любви. Все письма от Вадима Мария аккуратно складывала в пакетик и перевязывала его тесёмочкой, ведь они для неё стали дорогими и значимыми. А стихи, которые он ей писал, она порой перечитывала по нескольку раз.
— Ну и что, что они корявые и не совсем складные? … Ведь он писал их, наверно, впервые. … Сколько в них души, … сколько искренних эмоций и переживаний! — думала Маруська, перечитывая вновь и вновь его, дорогие для неё, стихи.
Вот и в первый день уже наступившего нового года, она читала поздравительную открытку со стишком от него:
«С Новым годом поздравляю тебя,
Кареглазая Маша моя!
Много счастья желаю я,
И любовь ты прими от меня.
И кусочек этой любви
В своём сердце ты сохрани!
И с любовью горячей моей
Новый год, Маш, встречай веселей!»

— Какое уж там веселье, — подумала Мария, — когда тебя, Вадимушка, нет рядом, … когда ты так далеко от меня!
Она достала из сумки заветный пакетик с письмами, нашла в них его стихи, которые ранее он ей присылал. Маруська читала их, и у неё на глазах навёртывались слёзы:
« Ты помнишь, Мария, с тобой мы гуляли?
В сиянье луны мы звёзды считали,
С тобою, Мария, мы солнце встречали
И, словно бы в путь, мы мир провожали.
Ты помнишь, Мария, тех дней рассветы?
Они приносили любви приветы!
Ты помнишь, Мария, те ясные зори?
Они принесли нам счастья море!
Сейчас нахожусь я, Машуля, в дозоре,
И, словно с тобой, встречаю тут зори.
Нет, не забыл я тех дней рассветы,
Как не забыл и любви приветы.
Сейчас мне, Мария, немножечко грустно.
А если по правде, то даже и скучно,
Тебя ведь нет, Маш, сейчас со мною,
Но верь ты, Мария, навек я с тобою!»

« Осенняя пора, желтел камыш тихонько у пруда…
Первое свидание.

Ты помнишь встречу первую у нас?
К тебе пришёл с гитарой ночью тёмной.
И дождик шёл, и негде было спрятаться у вас,
А я же песни пел, в тебя влюблённый.

Я, как безумный, под проливным дождём,
Тирады сочинял, не умолкая,
И, словно бы наполненный огнём,
В тебя метал их, от любви к тебе сгорая.

Я песни пел, и звал тебя через окно,
Я громко звал, но ты не выходила.
И я подумал: «Вот оно!»
Но всю любовь дождём омыло.

И я, и Колька, да и Славка-соловей,
Мы долго звали вас, но только безуспешно.
И я, поклонник красоты твоей,
Сказал тогда, что это – спешно.

И мы ушли в ночную темноту,
Бренча гитарой и досадуя на вечер,
Мне вновь подумалось: «А может быть, не ту
Девчонку выбрал я для встречи?»

«Это сияние звёзд
Осенним небом объято.
Как много осенью слёз,
Когда провожают девчата.

Я знаю, что мне ты верна,
И будешь верна мне долго.
Ведь ты у меня одна,
А я ушёл ненадолго.

Ушёл от тебя на миг,
Два года он будет тянуться.
В душе моей замер крик:
«Я должен к тебе вернуться!»

Стихи я тебе пишу –
О верности строчки слагаю.
О! Машенька! Знала бы ты –
Как я по тебе скучаю!»

В комнату зашла мама, когда Маруська вытирала с лица слёзы, которые капали на ещё недописанное ею письмо Вадиму.
— Ты что это разревелась? — спросила её мама.
— Ничего, мам, … ничего! … Всё в порядке! — ответила Маруська и прикрыла рукой письма.
— Вадику пишешь? … Что же ты плачешь, глупенькая?
— Стихи его читаю, … вот и плачу! — сквозь слёзы ответила Маша.
Мама впервые увидела подобные дочкины переживания из-за парня и поняла, что, вероятнее всего, она, её маленькая доченька, по-настоящему влюбилась.
— А как же твой Стёпка? — спросила она, пытаясь отвлечь Машу от воспоминаний, связанных с Вадиком, — Он вон приходил, интересовался – когда ты приедешь.
— Да, он мне писал, … только писал в основном о том, как он «грызёт гранит науки». — поделилась с мамой Маша, — А я ему однажды ответила в письме, что у меня теперь появился Вадим. … После этого, мам, Стёпка прекратил мне писать. … Обиделся на меня, наверно?
— Так зачем ты ему сразу всё рассказала про Вадика? … Не поторопилась ли ты, дочь? … Всё-таки, Степан – твоя первая любовь!
— Да, какая любовь, мама? … Мы с ним даже ни разу так и не поцеловались! — слукавила Маруська и засмущалась.
А вечером она всё же пошла на дискотеку, надеясь увидеть там Стёпку и объясниться. Новогодняя дискотека проходила в фойе Дома культуры, где в самом центре была установлена огромная ёлка – до потолка. Маша присела у батареи и стала наблюдать за движениями людей по танцевальному залу. Все веселились, танцевали и водили хоровод вокруг нарядно украшенной ёлки. На Маруськино удивление, среди танцующего народа не было ни одного знакомого ей человека, отчего ей стало вновь тоскливо. Сдерживая слёзы, она смотрела на веселящуюся компанию. И вдруг в дверях появился Стёпка. Вероятно, он совсем не ожидал её здесь увидеть. В танцевальный зал Степан вошёл не один, а, держась под ручку, с двумя прелестными «барышнями», которых Мария в городе раньше никогда не видела.
— Наверно, это студентки? — подумала она.
Эта троица важно прошествовала мимо Марии, зайдя за ёлку.
— Спрятался от меня! — едва подумала Маша, как Степан, к её удивлению, к ней всё-таки подошёл.
— Привет, Машуня! … С Новым годом! — улыбаясь, сказал он.
— И тебя, Стёпа, с Новым годом и с новым счастьем! — пытаясь улыбнуться, тихо ответила она.
— И тебе любви, … да счастья огромного! — весело пожелал ей Стёпка, — Что ты тут, Маш, пригорюнилась? … Пошли танцевать! — позвал он, взял её за руку и начал тянуть к ёлке.
Маруська крепко схватилась за батарею и стала упираться:
— Не тяни! … Всё равно не пойду!
Настроение у Стёпки было настолько приподнятое, что ему, видимо, хотелось делиться весельем – и со всеми остальными людьми. Он подбежал к ёлке, зачем-то снял с неё мишуру, и, вернувшись, повесил её на шею Маши.
— Пойдём, Маш, потанцуем! — стал настаивать он, дёргая её за руку.
— Иди, Стёп, танцуй! … Я тебе – не даю что ли? … Там вон тебя девки уже, наверно, заждались! — сказала она и, снимая с себя мишуру, обиженно добавила, — Что я тебе – ёлка что ли?
Стёпка громко рассмеялся:
— Ничего страшного. … Подождут! … Пойдём танцевать, … Ёлка!
Маруська протянула ему мишуру, он взял её и стал обматывать ею свою шею.
— Улыбнись! … Чего ты грустишь? … Новый год всё-таки! — сказал он и взял Маруську за руку.
— Я поговорить с тобой хотела, … да теперь что-то передумала! — призналась Маша, убирая руку Степана от своей руки.
— Так говори, Маш!
— Не, … не буду!
— Ну, как хочешь! — обиженно сказал Степан и, потоптавшись ещё немного вокруг Марии, вернулся к своим девчонкам.
Когда они ещё раз вместе, под ручку, прошли мимо Маруськи, она решила, что делать здесь ей больше нечего и пора возвращаться домой. На душе у неё стало ещё тоскливее. Маша выбежала на улицу.
— Вадик! … Вадим! … Вадимушка мой! — повторяла она имя любимого ею человека, — Как жаль, что ты сейчас … так далеко от меня!