Глава 21. В мордовском селе

Однажды Маруська забрела в съёмную квартиру двух Альбинок. Вспомнила она, что приглашали они её при встрече в магазине.
Две Альбины жили в двухэтажном доме. Второй этаж полностью занимали хозяева дома, а весь первый – принадлежал шести студенткам. К старшим девчонкам частенько заходили парни, поэтому каждый вечер в квартире, на первом этаже, собиралась куча народу. И все, кроме темноволосой Альбины, были заядлыми курильщиками. Несмотря на то, что окно, для проветривания, почти всегда было открыто, в квартире у них, как правило, всегда «дым стоял коромыслом». Вот здесь-то Маруська и начала баловаться сигаретой. Иногда с рыженькой Альбинкой они уходили на природу, в укромное местечко, что находилось в зарослях деревьев возле небольшого холма, который девчонки в шутку стали называть «Мамаев курган». Спрятавшись там от всех, они курили, пели вдвоём песни и рассказывали друг другу о своей жизни.
— Ты знаешь, Маруська, достали меня уже Федька с Катериной. … Вечно они о чём-то меж собой разговаривают и похихикивают, глядя на нас. — однажды поделилась с Машей Альбина.
— Что, шепчутся что ли?
— Да, нет! … Они по-своему о чём-то разговаривают.
— Как это? — не поняла Маша, — Они же, вроде как и вы –мордва?
— Хм! — рассмеялась Альбинка, — Ну и что? … Мордва делится на две ветви, мокши и эрзи. … Мы с Альбинкой – мокши, а они – эрзи! … А мокшанский язык, да будет тебе известно, отличается от эрзянского.
— Да ты что? — удивилась Маша, — Правда что ли?
— Ну, да! … Так что ничего удивительного в том нет, что мы с Альбинкой Катьку не всегда иной раз понимаем.
Однажды, на выходные, Альбина пригласила Маруську погостить в её родном селе. Из скромности, Маша сначала отказывалась.
— Как твои родители на это посмотрят? Приглашаешь меня без их согласия? – спросила Маруська.
— Ой, Маш, … да ты на этот счёт даже не переживай! … Наш народ очень гостеприимный, и родители мои всегда рады видеть в гостях любых моих друзей. Тем более, в селе у нас – такой большой праздник! – успокоила подругу Альбина.
Так, на Троицкой неделе, Маруська, вместе с двумя Альбинками, поехала в их родное мордовское село. Многодетная мордовская семья рыжеволосой Альбины встретили незнакомую им девчонку радушно, действительно, как родную. Маруська обратила внимание на то, что все сёстры и братья Альбины, кроме её самой, были русоволосыми.
— А ты, Альбин, почему рыжая, не такая, как все остальные твои родственники? — поинтересовалась Маруська.
— Да, Маш, … я – рыжая! … Потому что не такая, как все! — рассмеялась Альбина и весело запела песню:
«В первом классе это было.
Пролила на пол чернила
Рыжая девчонка у доски.
Голубые тут озера
Вмиг наполнились слезою,
И ручьи по щечкам потекли.
Голубые тут озера
Вмиг наполнились слезою,
И ручьи по щечкам потекли …».
— Хорошая песня! — прослушав исполнение подруги, с одобрением сказала Маруська.
— Вообще-то, я тоже не рыжая, — призналась Альбина, — Просто сейчас я крашусь в рыжий цвет, — улыбнулась она и добавила, — а раньше я и блондинкой бывала!
— Значит, рыжей сейчас себя просто чувствуешь, потому в этот цвет и красишься?
— Да, Маш! … Честно говоря, меня никто не понимает! — сказала Альбина и о чём-то задумалась.
— Неправда! — начала успокаивать новую подругу Маруська, — Я тебя понимаю! — сказала она и пообещала, — Так что можешь рассказывать мне обо всём на свете, … и я тебя выслушаю! … Если надо, ... чем могу, ... помогу!

К вечеру, за составленными рядом друг с другом столами, собралась многочисленная семья Альбины и пришедшие в гости родственники. Маруську, как главную гостью, посадили вместе с Альбиной в центре застолья.
Хотя семья Подгунечкиных, судя по убранству дома, жила небогато, но на столах в этот день чего только не было: пироги и блины, мясные и рыбные закуски, домашний сыр и домашнее пиво, разносолы и даже настоящая медовуха. От всех этих яств, у Маруськи разбежались глаза. Попробовать ей захотелось всего и сразу, но налегать на еду, в чужой обстановке, девчонке было неудобно. Собравшиеся за столом гости всё время смотрели на неё и о чём-то говорили между собой на своём языке. Они улыбались Маруське, и она улыбалась им тоже.
— Что говорят эти люди? — всё время думала Маруська, совершенно ничего не понимая по-мордовски, — Возможно, они ругают меня? … А может, что-то хорошее говорят? … Как я понимаю сейчас Альбину! … Действительно, плохо – когда не понимаешь чей-то язык.
Маша смотрела на подругу. Альбинка сидела рядом, и, как  все остальные участники застолья, улыбаясь, смотрела на неё. Она и не думала ничего переводить Маруське. А попросить её об этом, самой, Маруське было неудобно. В общем-то, девчонке стало неважно, что сейчас про неё говорят эти незнакомые ей люди. На всякий случай она, каждый раз, кивала головой, когда видела, что разговор, явно, идёт о ней, как бы соглашаясь со сказанным. Сладкая медовуха быстро пьянила, да ещё и хмельное пиво, которого было в избытке, давало о себе знать. За столом начали петь совершенно незнакомые Маше песни на мордовско-мокшанском языке. Неожиданно Маруська почувствовала, что у неё перед глазами всё закружилось.
Как вырвались они с Альбинкой из водоворота мордовских плясок и песен, и пошли, вдвоём с ней, в местный сельский клуб – она ещё помнила. А вот то, как оказалась с каким-то мордвином у него дома – из памяти у неё напрочь вылетело. Когда сознание потихоньку начало возвращаться к ней, она увидела незнакомую обстановку, какого-то совершенно незнакомого ей взрослого парня, который лапал её тело.
— Эй, … не трогай меня! — пробормотала Маруська, — Ты кто такой? — спросила она его, протирая свои глаза и убирая от себя его руки.
— Подумаешь, какая недотрога! … Сама согласилась со мной пойти сюда из клуба.
— А где мы?
— Где? Где? … В Воркуте! — рассмеялся парень, — У меня дома.
— В Воркуте, … дома? — удивилась Маруська, — У тебя? — она посмотрела внимательно на парня и спросила, — А ты кто?
— Я – Тарас, а ты – Маша. — вновь рассмеялся парень, — Ну, что, … вспомнила?
— Не-а! — растерянно покачала головой Маруська, — Совсем тебя не помню! … А где Альбина? — спросила она.
Тарас, ничего не ответив ей, опять потянул к ней руки, желая то ли обнять её, то ли потрогать, то ли ещё чего недоброго.
— Боже мой, … какой ужас! … Как мне стыдно! — вырвавшись из рук Тараса, прокричала Маруська.
Она вскочила с кровати, хотела бежать поскорее от этого места подальше. В углу избы найдя своё пальто, сапоги и шапку, она оделась и выбежала в сени. В темноте, на ощупь, Маша еле отыскала дверь на улицу. Но, уже стоя на крыльце и глядя в темноту ночи, она не могла понять – куда ей надо идти. Около дома громко залаяла собака. Девчонке стало жутко и ей пришлось вернуться в этот совершенно чужой и незнакомый для неё дом.
— Где живёт Альбинка? — сердито спросила она Тараса, зайдя в дом и присев возле двери на табуретку.
— Что, заблудилась? — расхохотался Тарас.
У Маруськи из глаз брызнули слёзы. Пожалуй, она впервые почувствовала себя совершенно беспомощной в незнакомом селе, среди незнакомых ей людей, которые, ко всему прочему, ещё и говорят на непонятном ей языке.
— Я не знаю, где живёт Альбина! — призналась Маруська и начала тихо умолять Тараса, — Пожалуйста, … проводи меня до её дома!
— Иди! … Не держу тебя! … А я хочу спать! — с усмешкой сказал он, лёжа в кровати,  отвернувшись лицом к стене.
Маруська сидела на табуретке и тихо плакала. Тарас, казалось, совсем не обращал на её слёзы никакого внимания. А в голове у девушки долго вертелось лишь одно: «Стыдоба!»
— Надо что-то делать. — наконец, вытирая слёзы, сама себе сказала Маша, — Слезами горю не поможешь! … Если даже, сидя здесь, я дождусь рассвета, всё равно куда идти, … где искать Альбинку – не знаю. … Как она могла так со мной поступить? … Подруга, тоже мне!
Тарас, делая вид, что он спит, лежал молча. Маша, подойдя к нему и повернув его лицом к себе за плечо, сказала громко и решительно:
— Хватит дурака валять! … Не делай вид, что ты спишь! … А ну, вставай сейчас же, … и провожай меня отсюда!
Тарас нехотя, но всё же вскоре встал и оделся. Он прихватил с собой фонарик, когда они вместе выходили из дома. На улице было темно. Только фонарик тускло освещал тропинку. Они шли по незнакомой Маруське местности через какой-то пруд, через многочисленные дома, сворачивая то налево, то направо. Беспрестанно на всё село лаяли собаки. У Маруськи ужасно болела голова.
— Куда ты меня ведёшь? … Эта ли дорога ведёт к дому Подгунечкиных? — спрашивала Тараса Маруська, следуя за ним по пятам.
Парень ничего не отвечал, молча шагая и держа перед собой маленький фонарик. Наконец, он остановился у одного из домов.
— Вот, … пришли. — сказал он.
— Неужели? … Спасибо, что проводил! — обрадовано сказала Маруська и попросила Тараса, — Пожалуйста, направь фонарик на крыльцо! … Совсем его не вижу!
— А поцеловать? — сказал он.
В благодарность Маруська чмокнула его в щёку и поспешила к крыльцу.
— Пока, Машка! — сказал Тарас, — Может, ещё увидимся?!
В доме Подгунечкиных все уже давно спали, но свет в прихожей избы горел. Маруська повесила на вешалку пальто, сняла сапоги, и, проходя на цыпочках по комнатам, отыскала кровать, где спала Альбина. Она прилегла рядом с ней, с краешку, и, не раздеваясь, уснула.