Об оксфордском профессоре и нобелевском лауреате

Мир наполнен удивительнейшими совпадениями. Литературовед Вячеслав Недошвин пишет, что, когда он готовит материалы для своих книг, судьбоносные открытия и совпадения сами прилепляются к теме его исследований. Это чистая правда, я проверяла.
В среду утром, 24 октября я начала искать информацию о Корнее Ивановиче Чуковском, взбрело мне в голову написать о нём что-то интересное. Просматривая фотографии, я нашла много любопытного: вот Корней Иванович держит ветку сливы, а вот примеряет костюм индейца, тут читает книгу девочке, а тут важничает, играя в профессора Оксфорда (но ведь он и правда был профессором Оксфорда!).
И вдруг я увидела небывалую фотографию: Пастернак на первом этаже своей переделкинской дачи протягивает бокал зелёного стекла с толстой ножкой Чуковскому. Кажется, ничего особенного в этом нет, они ведь были соседи, вспомним хотя бы один очень забавный случай: когда Корней Иванович на склоне лет плохо себя почувствовал и собрался уже умирать (а собирался умирать он часто), то первым делом попросил передать Пастернаку, чтобы тот вернул одолженные деньги. Но меня взолновало другое: ведь это был точно тот день, день вручения Нобелевской премии! И бокалы те же, и вино, и яблоки на столе.
История такая: утром секретарша Чуковского рассказала ему о вручённой Пастернаку премии, и Чуковский побежал поздравить соседа, было это в 11 утра. Вот что пишет Чуковский: «Я обнял Б. Л. и расцеловал его от души. Оказалось, что сегодня день рождения его жены. Я поднял бокал за её здоровье. Тут только я заметил, что рядом с русским фотографом есть еще два иностранных». Никогда не державший в своём доме сигарет и алкоголя, не игравший в азартные игры (сказалась бурная одесская юность), Чуковский в качестве исключения выпил вина! Какое счастье, что в доме оказались фотографы. История с бокалами теперь предстала передо мной в другой плоскости, я увидела её глазами Корнея Ивановича.
Это произошло утром 24 октября 2018 года, ровно через шестьдесят лет после поднятого им бокала.
Вячеслав Недошвин оказался прав и если это не чудо, то что же тогда? Всю неделю я зачитывалась его книгой «Адреса любви», главой как раз посвящённой Пастернаку. Тот случай показал мне, как хорош объем, ведь он позволяет посмотреть на события с разных сторон. 24 октября Пастернак был окрылён известиями о премии; следующие семь дней оказались для него адом: признанный и властью, и писателями, самый печатаемый в СССР поэт оказался вдруг опальным, всего за семь дней. Вот и взгляд на Нобелевскую премию с третьей стороны.
Дочитав главу о Пастернаке, я переменила свое отношение к нему, мой хрупкий мир обожания рухнул. Созданный образ мученика и жертвы режима, непризнанного гения в общем то был надуман, он был плоский. Мой бич и моё наказание — в романтизации, я придумываю себе картонных героев и забываю, что они были обыкновенные люди, не «небожители» (так однажды Пастернака назвал Сталин). Ознакомившись с трудом Сафонова: «Б. Пастернак. Мифы и реальность», я увидела в том самом великом произведении, удостоенном нобелевки, наполненный грамматическими и стилистическими ошибками продукт ужасной графомании — ну не умел Борис Леонидович писать романы, зато стихи — умел. Наконец я нашла Пастернака, настоящего и объёмного, слабого, иногда истеричного, нашла не в каком-то конкретном месте, а во времени — утром 24 октября 1958 (или 2018?) года; спасибо Корнею Ивановичу за это. Пастернак не был гением. Он был обычный хороший поэт.

А Чуковский, например, такой благодушный и хитрый на фотографиях, всех вокруг обижал, был вспыльчив донельзя! Зато не пил. Ну если только в качестве исключения.