Отрывок5 из романа О чем молчит Каменный пояс

    Осень 1916 года на Урале плавно переходила в зиму. После продолжительных осенних дождей наступила ясная и сухая погода. Тополя и липы, растущие возле пруда, оголили свои раскидистые ветви. Только за Малым мысом соснами и елями зеленел многовековой лес, уходящий на восток, в свою таёжную бесконечность. Перелётные птицы давно улетели на юг, и только стаи снегирей и вездесущих воробьёв сидели на ветках облетевших рябин и клевали их алые, сочные гроздья.
    В середине октября ударили первые морозы, но снег так и не выпал. Пруд покрылся прозрачным зеркалом тонкого льда, но по нему уже вовсю ходили люди на завод, проходная которого располагалась на противоположном берегу. Это на много сокращало расстояние до работы, так как летом пруд приходилось обходить вокруг и идти на завод через плотину.
     Костя Леонов работал в этот день во вторую смену. Он проснулся позже, чем обычно. Отец с раннего утра работал в мастерской, мать уже успела подоить корову и, затопив печь, гремела посудою на кухне. «Костя, надо бы на пруд за водой сходить, а то уже посуду мыть нечем» – первое, что она сказала, увидев в прихожей у умывальника проснувшегося сына. Костя проворно обулся в валенки, надел потёртый овчинный полушубок и зимнюю шапку на заячьем меху, взял в сенцах пустые вёдра и пошёл на пруд за водой. Он набрал воды из проруби, вырубленной на днях отцом недалеко от берега, и собирался идти домой, но, увидев Варвару, которая спускалась к пруду с вёдрами на коромысле, решил её подождать.
    Перед отъездом Павла на фронт было принято общее решение, что Варвара останется жить у своих родителей до его приезда. Так было всем и удобнее, и привычнее, особенно для её сестёр и родителей, которые с радостью приняли это решение. Поэтому в жизни Варвары практически ничего не изменилось после замужества. Разве, что все праздники семьи Леоновых и Захаровых теперь отмечали вместе, как близкая родня.
    «Здравствуй, Варвара! Что Павел пишет?» – спросил Костя у подошедшей снохи. «Пишет, что теперь он в тылу, в штабе какого–то генерала служит. Только, Костя, мне что–то в это мало верится. Не похоже это на него. Чтобы Павел, и в тылу!» – с сомнением в голосе ответила Варвара. «Вот и мы только вчера письмо от него получили. Нам тоже пишет, что он от фронта теперь далеко, служит в тыловом штабе, вроде адъютанта. Мать сильно обрадовалась, а мы с отцом сомневаемся. Врёт всё Пашка, чтобы нас не беспокоить» – уверенно сказал Костя.
    Пока они разговаривали, стоя у проруби, из ворот дома Котовых выехал Васька на лошади, запряжённой в телегу. Он повёз в отцовскую лавку, размещённую на базарной площади, свежую телятину. Чтобы сократить расстояние, Васька решил ехать через пруд. Заметив Варвару, стоявшую на пруду рядом с Костей Леоновым, он, желая продемонстрировать ей свою лихость, с удалым криком: «Разойдись!» – разогнал плёткой несчастную лошадь до галопа. Иван Голованов, который в это время колол дрова под окном, оторопел от изумления и закричал ему вслед: «Куда летишь, дура?! Лёд ещё не окреп! Лошадь утопишь, вахлак!». Но Васька уже на полном скаку выскочил на тонкий лёд. Он проскакал от берега метров 50, после чего лёд треснул и провалился под копытами испуганной лошади. Повозка вместе с Васькой и лошадью пошли под лёд.
    «Что это было?» – спросил у Варвары ошеломлённый Костя. «Как это что? Дурак утонул! Вот что!» – встревоженно ответила Варвара. А Костя уже бежал, сломя голову, к полынье, из которой торчала орущая благим матом Васькина голова.     Варвара моментально сбросила с плеч коромысло с вёдрами и побежала вслед за ним. А Костя в 5 метрах от полыньи лёг на лёд и пополз на помощь Ваське. Тем временем подбежал дядя Иван с коромыслом Варвары в руках. «Близко не подползай! Провалишься. Вот на, держи коромысло, подавай ему!» – крикнул Иван, протянув Косте коромысло, за которое тот и вытащил на лёд промокшего насквозь, перепуганного Ваську.
    «Васька, если ты придурок, то лошадь здесь причём? За что ты её утопил?» – кричал дядя Иван на ошарашенного, только что спасенного Ваську, что–то невнятно бормочущего и бросающего очумелые взгляды на его недавних спасителей. Он видимо толком ещё не понял, что произошло. На берегу на крики и шум стали собираться встревоженные соседи. Все больше жалели утонувшую лошадь, чем Ваську, которого под руки отвели домой греться и сушиться. А на утонувшую лошадь, которая так и стояла на дне пруда, запряженная в телегу, целую неделю, пока не выпал снег, ходили смотреть сквозь прозрачный лёд зеваки и местные ребятишки. Её вытащили на берег мужики, привязав телегу верёвками к двум лошадям, только в мае, когда растаял лёд, и прогрелась вода в пруду.