Превратности судьбы Егора или Потрясающий случай

Егор Антипович Казаков, мужчина пятидесяти лет,  ехал из города в своё родное село Лихачёво на похороны отца. Вчера ему позвонила родственница, сообщила, чтобы он захватил свою бывшую одноклассницу Люду. Мол, она очень просила об этом, ждать будет в центре возле магазина «Магнит».
Казаков издали ещё заметил однокашницу. Остановился, окликнул:
– Людмила! Такси прибыло!

Лицо женщины, на котором лежала печать заботы, мгновенно преобразилось. Как будто сквозь тучу прорвались лучи солнца. Она села, поздоровалась.

– Салют! Какая же у тебя, Люда, улыбка чудесная! Так смотрел бы на тебя, не отрывался.
–Ты давай за дорогой следи, – засмеялась женщина.

По пути Егор продолжал расточать похвалы однокласснице. Та смущённо посмеивалась, пытаясь перевести разговор на другие темы. Вдруг она спохватилась:
– Казаков, ты что такой весёлый? У тебя горе, а ты соловьём разливаешься… И почему только в день похорон выехал? Вот странность: комплименты расточаешь, а у самого трагедия…

– Трагедия, да… - вздохнул мужчина. Он замолчал. Когда миновали пределы областного центра, вновь заговорил:
– Люда, вот ты удивилась, что я не горюю. Да у нас с папашей никогда взаимопонимания не было. Паскудно он ко мне относился. Мишку любил, а меня – нет. Говорил, что у него глаза чёрные, а у меня зелёные, как у матери. И вообще, мол, я на него не похож. Я озорником, конечно, рос. Но если кто на меня пожалуется, он со мной долго не рассусоливал. За каждую провинность знаешь, как наказывал? Лупил кулаком в лицо!

Женщина охнула, с сочувствием взглянула на рассказчика.
– Да, вот такое воспитание… – продолжал Егор. – Мать его боялась. Ей тоже попадало, когда он пьяный приходил. Не раз убегали из дома то к бабушке, то к соседям. Ну, когда я подрос, уже стал защищать мать. Братишка мог его уговорить успокоиться.

Егор внезапно засмеялся:
– А знаешь, хоть плохой он был батя, но боевую тренировку я получил отменную. Удар научился держать. И быстрота реакции выработалась! Если чую, что сейчас могу получить, то уж наготове держусь. Бывало, бьёт, а удары по воздуху свистят, уклоняюсь, как могу. А потом – дёру от него. Батино воспитание помогло мне в драках с пацанами. Уважали меня не только в родной, но и в соседних деревнях. Удивлялись некоторые: ты, мол, чем-то занимался, что ли, такой вёрткий, а кому врежешь в лобешник – тот копыта кверху.

Когда подрос, стал участвовать в битвах с шабашниками. Сначала армяне приезжали. С ними мы быстро помирились. Потом в другие года чечены появились. С ними схлестнулись. Тогда в селе много парней жило.

– Да хватит тебе про драки! – с досадой сказала однокашница, – нашёл, о чём говорить в такой день! А отца тебе простить надо.

– Хотел бы это сделать, да слишком много обид на него накопилось! – воскликнул Казаков. – То, что в детстве меня бил, прощаю. Даже можно, наверное, простить измывательства над мамой, если она об этом попросит.

Одного только никогда не прощу: слов, которые он тебе наговорил, когда нам по 23 года было. С твоим отцом поссорился и на тебя попёр: ты, мол, чё на моём Егорке виснешь, привязалась. И родителям твоим гадости на тебя наговаривал. Пусть, говорит, ваша инженерша в городе себе мужиков ищет, а мой сын – водила, в деревне девку найдёт.

– Егор, да ладно тебе, что было, то быльём поросло. Всё прошло, как с белых яблонь дым … – грустно ответила собеседница. Она отвернулась к окну, глядя на пролетающие мимо берёзовые рощи.

Проехали очередную деревню, за ней лежало озеро как зеркало, в котором отражались облака, прибрежные кусты ивняка. Гладкую водную поверхность кое-где бороздили дикие утки. Часть из них посиживала на берегу. Дальше пошла степь, затем – поле кукурузы. Егор напомнил, как в детстве они в одной компании ходили рвать початки.

– Тогда ты смешная была, хохотушка, – заметил он, – а теперь вон какая шикарная дама стала.
Людмила взглянула на него, блеснув белозубой улыбкой. Она была яркой брюнеткой с выразительными карими очами. Её пышные волосы свободно опускались ниже плеч, в аккуратных ушах гордо поблёскивали серебряные серьги-кольца.
 
– А моя рубашка синяя как твоя блузка, – заметил говорун, – мы прямо родня с тобой. Да ты для меня и сейчас самый родной человек! – воскликнул он и продолжил со страстью – почему жизнь неправильно складывается? Людочка, вспомни наши дни и ночи! Как я тебя любил! Да и сейчас люблю!

Людмила молчала. По щекам у неё текли слёзы.Егор снизил скорость, остановил автомобиль. Повернувшись к Людмиле, стал целовать её. Однако она закрылась ладонями и потребовала прекратить неожиданные ласки. Казаков опять напомнил об их отношениях в юности.

– Людмила, давай сойдёмся, будем вместе жить! Ты ведь с мужем развелась, я тоже на развод подам. Ты моя судьба, я не могу без тебя!
Однако женщина-судьба наотрез отказалась от предложения и от продолжения разговора на эту тему.

Оставшийся до райцентра путь они проехали молча.В райцентре им попалась навстречу односельчанка Антонина. Пришлось взять её с собой. Та вначале радостно затараторила. Но потом заметила следы слёз у Людмилы, вспомнила о кончине Казакова-старшего и выразила соболезнование. Далее она говорила без умолку о новостях в родном селе, пока её не высадили у дома.
Егору брат по мобильнику сообщил, что машина с покойником приближается к кладбищу. Егор и Людмила отправились туда.

На кладбище среди деревьев и могил виднелось довольно много людей. Егор выскочил из машины, подошёл к матери, обнял её, затем – брата, других родственников. Сестра отца и Михаил вытирали слёзы.

Наступило время прощания с усопшим. Начал произносить речь бывший управляющий бывшего совхоза «Заря коммунизма», существовавшего в селе Лихачёво до прихода заката – перестройки-катастройки. В прощальной речи он напомнил собравшимся о том, каким трудолюбивым, умелым механизатором был Антип Казаков.

Сестра и бывшая жена зарыдали в голос. Егор наклонился, поцеловал в лоб отца, взглянул близко на него. Почудилось, что какая-то тень пробежала по его лицу.
Ресницы Антипа дрогнули. И вдруг глаза его медленно открылись! Усопший проснулся! Очнулся от краткого летаргического сна.

Раздались крики. С разными интонациями. Кто кричал от ужаса (таких оказалось большинство), кто-то – от изумления.
– Папка! Ты живой!!! – вопил с безумной радостью младший сын.

Антип Казаков непонимающе глядел на заплаканных Михаила и сестру в чёрном платке.
Егор отодвинул брата, сказав, что хочет извиниться перед отцом. Михаил отправил кого-то за фельдшером. Антип увидел деревянный крест, затем склонившегося над ним Егора, который что-то хотел промолвить, но остановился, прислушиваясь к попыткам отца что-то сказать.

– Э-э-э, ммм, ттты, ты чё, меня хоронишь, гад? – с усилием произнёс Антип.
Егор отшатнулся от гроба. Повернулся и пошёл прочь с потемневшим ликом.

Людмила догнала его, когда он подходил к своей машине.
– Погоди, ты куда? – воскликнула она, – Егорушка, чудо какое произошло. Наверное, летаргия была. Ты что такой мрачный, радоваться надо!

– Знаешь, батя жил не по-людски, и даже умереть не может по-человечески! – в сердцах воскликнул Егор.
– Да как ты можешь так говорить?! – в отчаянии закричала Людмила, – эх ты!
Она повернулась и пошла назад к ликующей толпе. Егор кричал ей вслед слова извинения, но она не обернулась.
– Вот предок, опять разрушил мою судьбу! – с досадой произнёс Егор, садясь в машину.