Под ястребиным стягом

Пронзая низкие нахмурившиеся облака, ястреб пролетел над расчерченным земельными участками полем, небольшим мутно-зелёным озерцом подёрнутым ряской и аккуратным городком, уныло притулившимся возле старинного каменного замка. Точнее бывшего замка, ведь теперь от него остались одни головёшки, покрытые сажей камни, разнообразные обломки и мусор которые не смогли бы распознать даже хозяева. Внимание птицы привлекли бликующие доспехи трёх десятков замерших вокруг жилища феодала тел. Люди барона Бойста не отдали свои жизни просто так и вчетверо большие число убитых противников одетых в тёмное, были этому доказательством.
Возле главного входа в замок, на разрушенной ограде перед крыльцом, замерла сгорбившаяся фигурка в сером доспехе. Рыжая коса падала на правое плечо воительницы, замершей на месте подобно мертвецам вокруг неё. Мысли девушки были тягучи, болезненны и настолько же мутны как воды озерца неподалёку. Ястреб словно догадываясь, что именно его изображение вышито на стяге дома Бойстов пролетел над самой головой человека, огласив окрестности пронзительным клёкотом.
*     *      *
Надо сказать конюху, чтобы вывел на прогулку мою Златовласку. Ножка уже зажила и её надо помаленьку приучать к нагрузкам. Чего это у меня шлем помят? Почему? Надо отнести его к кузнецу, а то батюшка заругает. Иган быстро всё исправит, делов-то. Бианка, проказница, опять вечером вылезла через окно из комнаты и бегала босая с Обжорой по лугу. Все простыни измарала. Служанкам скажу всё перестирать, сестрёнку помыть, а дед Лука пусть хитрую задвижку на окно сделает, чтобы выбраться больше не смогла. Впрочем, сама помою дурочку, а то она девчонок не слушает, совсем, балуется. Только старую Калиду и боится, да та захворала что-то в последнее время. На мече зазубрина - непорядок. Где это я так его? Сама исправлю, будет мне урок, неумехе. Скоро праздник Урожая. Столько всего сделать надо. Крестьянским детишкам подарки готовы. Девчонкам плетеные куколки, мальчишкам маленькие луки и мечи. Вот радости-то будет. Помост крепкий сдюжит. Скамейки сколотить надо. В прошлом году парочку сломали. Как болит бедро, неужели где-то об угол стукнулась. Тороплюсь всё, тороплюсь. Не зря меня маменька ругала. Сколько дел на меня свалилось после твоей смерти любимая. Скучаю по тебе. Вчера Ганс и Пол разодрались в таверне. Задиры. Не серьёзно, пара сломанных рёбер и выбитых зубов. Староста деревни просит судить их. Не по-настоящему, так попугать. Сказал, подмигнет, когда с них хватит. Надо день суда назначить, а то отцу-то некогда такой ерундой заниматься. Скажет опять: «Лексия, дочка, давай сама. У тебя лучше получается». Ладно, чего уж, не в первый раз. Дымом пахнет. Подгорело что-то? Елена на кухне, значит ничего серьёзного, наверное, опять младшая повариха что-то сожгла. Глупая она всё же. Научится. Вчера гонец прискакал от барона Вилберта. Говорит Безликих на границе видели. Крестьянскую семью убили, усадьбу подожгли. Мерзавцы. Надо послать Варда с отрядом на разведку, пусть разузнает что там. Не дай Господь новый набег как при дедуле, не отобьемся, если не подготовимся. Чего я доспех-то напялила? Вспотела. Всё тело ноет. Вроде тренировки не было, я же в церковь собиралась. Что-то путаюсь я. В голове каша. Елене надо сказать, чтобы испекла на праздник для нас сладкий пирог. Как она умеет, с яблоками, корицей и мёдом. Киллиан страсть как такой любит. Заслужил, вчера вон, как на Черныше разъезжал, даже и не скажешь, что ему восемь. Рыцарь, настоящий рыцарь. Видела быть его мама. Что-то я устала и голова тяжёлая.
Мысли в голове девушки путались, неслись вприпрыжку, обгоняя друг друга и расталкивая соседей.
*     *      *
Придерживая на бедре меч, Марк - старший стражник (теперь то уж точно, сержанта Баха кочевники на пласты порезали), подошёл к десятнику Варду которому молодой солдат в рваной кольчуге перевязывал голову. От дыма першило в горле и слезилось в глазах, адски болела рассечённая щека, наполнявшая рот кровью, которую постоянно приходилось сплёвывать.
- Десятник, а баронесса-то заговаривается. Что будем делать с ней?
- Она почитай с утра уже так сидит у сожжённого замка, - вмешался парень, кажется, его звали Норберт (вроде бы отец его, одноглазый Бурбон, справные кольчуги делал старому барону), закрепляя кончик тряпицы на голове Варда. – Мы пробовали её увести, но она не реагирует. Сидит и губами шевелит. А иногда как сказанёт что-нибудь… не понимает, что произошло. Братец, сестра, барон все мертвы, а она про них как про живых.
- Замолчи Норберт! – раздражённо перебил говорившего десятник, оттолкнув болтуна в сторону. – Твоё дело приказы выполнять. Рассуждать тебе ещё не по чину. Поправится баронесса. Она теперь наш господин, справится. Без неё мы бы и от Безликих не отбились. Вон как Лексия одна с ними рубилась. Детишек крестьянских спасла, которые в церкви, в хоре пели, Елену, деда Лукаса, да весь город! Одна, десятерых стоит. Эх, Златовласку жаль, добрая коняга была.
- Госпожа с близнецами, Шишом и Кривым сначала в гадов этих из арбалетов со стены стреляла, - снова влез в беседу Норберт. – Это уж потом, когда кочевники крюками ворота выдернули, они их внизу встретили. Только искры в стороны летели.
- Это верно, подтвердил Марк, смачно сплюнув под ноги, - без неё нам бы конец. Вон барона Вилберта-то вместе с семьёй сожгли. Привязали во дворе к телегам и сожгли. Воинов всех перебили, те даже оружие взять не успели. И как она только Безликих заметила? Тревогу подняла. А что это у неё в ноге, стрела что ли?
Сидевшая неподалёку младшая повариха (имя которой ещё никто не запомнил), в измазанном кровью переднике, смахнула крупную слезу со щеки и пояснила:
- Бианка с псом своим опять на лугу по мокрой траве бегала. Хозяйка за ней пошла и на затаившихся в траве Безликих натолкнулась.
- Ну и дела! – присвистнул Норберт.
- Девчонку первой застрелили, я сама в окошко видела. Баронесса её так на руках со стрелой в спине и принесла, окровавленную. Ох, какая она была! Губы крепко сжаты, глаза так огнём и пылают. Сунула мне в руки бездыханное тело, бросилась за доспехами, оружием, деда Лукаса разбудила. Послала старого на колокольню, город будить, а сама вместе с ночной стражей на стену.
- А молодого господина Киллиана как убили? – спросил десятник рассматривая парящего в небе ястреба.
- Мы с ним к церкви побежали, и нас всадник догнал, - размазывая кровь из разбитого носа по губам, зарыдала повариха. – Меня он ногой в спину ударил, я врезалась в стену и упала, а мальчика затоптал. Нарочно, не уберегла.
Повариха промокнула слёзы грязным передником. Да куда там, он и так был уже насквозь мокрый.
- Ладно, ладно, успокойся, потрепал по плечу сотрясавшуюся от рыданий женщину десятник. - Твоей вины здесь нет. Бывает. Главное город почти не пострадал. Обычно всё наоборот. Феодалы закроются у себя, отсидятся за высокими, крепкими стенами, а простой люд на пики и в огонь. Наши другими оказались.
- Да, барон бился до последнего, кочевников семь-восемь зарубил, - скривившись от боли в боку, согласился Марк. – Жаль его. Хоть все дела за него Лексия делала, но человек был справедливый, не злой.
Вилберт смотрел на замершую на разрушенном крыльце госпожу. Лицо в саже, огненно-рыжие волосы (такие же, как у покойной матери) в крови. Меч на коленях, которым она прикончила не меньше дюжины противников, помятый шлем в руках. Девушка уставилась застывшим взглядом на утыканный чёрными стрелами труп отца на другом конце улицы и шевелила губами, словно разговаривая с кем-то.
Прихрамывая и кряхтя, возле замерших посреди улицы воинов, замерла старая Калида.
- Жива бабушка! – удивился Норберт.
Зло цыкнув на парня, старуха тряхнула седой головой и словно несмазанная телега проскрипела:
 - Тебя ещё переживу обалдуй!
Взглянув на заливавшуюся потоками слёз повариху, бывшая бароновская экономка, прищурила глаза и зло бросила ей:
- Заткнись уже! Поздно воду лить! Жопой толстой своей надо было быстрее шевелить, может тогда и спасла бы мальчонку!
Девушка замолчала, икнула, а затем, громко всхлипнув и прижав руки к лицу бросилась наутёк от прожигающего насквозь старухиного взгляда.
Калида же плюнула ей вслед и повернулась к мужчинам.
- Чего застыли-то болваны? Ну, приложили головой девку о землю, бывает. Горе опять же - вся семья погибла. Отойдёт, не думайте даже. Отпоим настоями, окружим заботой. Мы поможем. Город жив. Поместье сожгли? Так отстроим. Руки, ноги, на месте. Молодая ещё она, будет всё, и семья и дети. Главное уродов этих всех перебили.
Гордо расправив плечи, старуха, опираясь на обломок чёрного копья, отправилась к баронессе. Присев рядом с ней, она что-то шептала госпоже, ласково гладила по руке, целовала в щёку, вытирая грязное лицо мокрой тряпицей. Калида даже вытащила стрелу из бедра воительницы. Та даже не вздрогнула и не скорчилась от боли, настолько была погружена в себя.
Вилберт, Норберт и Марк с удивлением смотрели, как вокруг Лексии собираются люди. Казалось, что весь город пришёл к сгоревшему замку. Да нет, точно весь. Горожане шли с детьми, бабы несли цветы, мужики лопаты, грабли, ломы, верёвки, катили тележки. Все понимали, если бы не госпожа, гореть бы городу, а населению пополнить число рабов степных разбойников. Благодарности не было придела.
*     *      *
Крик птицы? Словно вспышка разорвавшая пелену и последовавшая за этим резкая боль во всём теле.
Дым, запах крови, отец уставился безжизненными глазами на меня, изломанное тело Киллиана накрытое одеялом в дюжине шагов от входа в церковь. Бианка! Её даже вытащить наверное не успели, сгорела вместе с домом. Я всё вспомнила. Горе, тяжесть, тоска. Вот только слёз почему-то не было.
- Пойдём милая, я тебе отвара из мяты и ромашки приготовлю, поспишь, поплачешь, - продолжала канючить старая.
- Извини Калида, плакать некогда. Вилберт!
- Да госпожа!
- Норберт!
- Я здесь баронесса!
- Марк!
- Тут, миледи.
- Кажется я ранена. Пусть кто-нибудь обработает мне рану. У нас дела, много дел.
Повторно огласив округу победным криком, ястреб взвился под облака.