Подарки с того Света

- на житейских перекрестках -

- Хотите, верьте, а хотите, нет, но это не байка, а действительный случай, - так начал свой рассказ мой собеседник, - Так вот, дело было так...
В небольшой хуторок на крутояре у Днестра, в трех километрах от основного села, вернулся из армии Василий Лунгу. Был он в семье единственным ребенком, но отцу и матери в период его службы не пришлось тосковать по сыну, не давали его друзья. Василий был заводилой в селе и дом Лунгу был всегда полон молодежи. Здесь, у подножия крутояра, ребята купались в реке, а на подворье устраивали и посиделки, и танцы под патефон. Магнитофонов и радио в то время в селе не было. Так вот, когда Василий служил, все его друзья, сбегая к Днестру на красивый естественный пляж, обязательно навещали его родителей: Петра Ивановича и Марию Николаевну. Ушел Василий в армию в 1955 году, а вернулся в 1959. За четыре года ни разу в отпуск не приезжал, но письма писал регулярно. Отец и мать показывали ребятам фотографии сына в погонах артиллериста, но почему он так дол¬го служит, объяснить не могли. Сами не знали. По фотографиям Василий и не худел и не толстел, а только мужал. На последней была надпись: «Через месяц встретимся!».
Василий подъезжал к селу на транзитном автобусе, но не вышел в центре, как меч¬тал раньше, а поехал дальше. Когда скрылись последние дома вдоль трассы и автобус, тяжело урча, пере¬валил через горку, он попросил водителя остановиться.
Полуденное солнце припекало жаром, но влажный ветерок от Днестра подсуши¬вал испарину и охлаждал. Василий расстегнул китель и, подхватив чемодан, двинулся к реке. До хуторка было пару километров на¬прямую. Лесополоса встретила терпким запахом бузины. Ее кусты, густо облепленные цветами, буквально ослепляли чистым, белым цветом. Уклоняясь от веток, Василий вышел из леска к люцерновому полю и зашагал по наезженной телегами дороге. Впереди была ореховая посадка, а за ней открылась с детства любимая панорама Днестра, мерно несущего свои воды в прорези гор. Справа в низине село, а на горе его дом среди десятка других, построенных на крутояре. Через ветви орехов Василий уже видел белые хатки. Сердце стало биться учащенно.
-Как там отец и мать? - стал задавать сам себе вопросы Василий, - как объяснить им, что случилось со мной на службе, продлившейся так долго? Говорить - то об этом запрещено надолго.
Василий подошел к валуну, опустил чемодан. На камне мох вылез из расщелины  И наплыл на надпись «Вася + Рая = Любовь». Ее он высек, когда еще учился в девятом классе, но никто о ней не знал.
- Нужно все-таки показать ее Рае, - усмехнулся Василий и вытащил из кармана кителя ее последнее письмо. Усевшись на валун, он в который раз стал его читать, хотя текст знал уже наизусть. Ждала она его и ждет до сих пор. Только вот, как быть ему с ней, как объяснить?
Василий закрыл глаза. В памяти всплыла огненная картина. Из земли ударил фонтан пламени и над ним, на какое-то время зависла, высунувшаяся из шахты ракета. Потом она стала валиться на бок и вдруг исчезла в клубах черно-синего дыма и голубого, яркого свечения. После нескольких секунд до наблюдательного пункта долетел трескучий грохот. Василий руками закрыл уши, но треск пронизывал череп. К нему метнулся майор, инженер дивизиона, и что-то прокричал. Василий только услышал окончание фразы: «...ашину!», но понял и бросился к станции наведения, где стоял его «газик».
Прыгая по ухабам, рискуя поломать рессоры, Василий гнал машину под постоянные крики майора: «Быстрее, быстрее!».
К пламени мчались пожарные машины, бежали солдаты. Только в госпитале Василий догадался, что получил «дозу», как и многие его сослуживцы. Пуск был боевой на полигоне в северных степях Казахстана. Взрыва не про¬изошло, но защитная оболочка дала трещину. Полгода их пичкали лекарствами, заставляли фотографироваться и отправлять письма с фотографическими улыбками. Обратный адрес писали, как обычно, их же военно-полевая почта.
Когда отправляли домой, врач предупредил, чтобы год спиртного в рот не брали. Но больше всего расстроил, что в будущем у них может не быть детей.

Василий открыл глаза, встряхнулся. Солнце уже коснулось верхушек деревьев на горе.
- Хватит киснуть, - скомандовал себе Василий. - Жизнь покажет сама. Что будет, то будет.
Подхватив чемодан, он за¬шагал к хутору. От дома к сарайчику с ведром в руках про¬шла мать, но на приближающегося со стороны огорода сына не обратила внимания. Василий легко перепрыгнул через низкую изгородь и подошел к сараю. Внутри мама насыпала в ведро кукурузу.
- Мама, - тихо окликнул ее Василий.
Мария Николаевна не сразу сообразила, что это голос Василия. Она замерла и, наверное, не веря своим ушам, медленно повернула голову. В дверном проёме в военной форме стоял ее сын. Она бросилась к нему, споткнувшись о ведро, но Василий подхватил ее, и они крепко обнялись.
- Ой, сынок! Да как же так? Хотя бы телеграмму дал. Мы бы встретили, - запричитала мать сквозь радостные слезы.
- Все хорошо мама. Все нормально, - стал успокаивать ее Василий.
- Ой, какой же ты стал большой и сильный!  - Мария Николаевна, оторвавшись от объятий, стала похлопывать Василия по плечам,
- Мама, а отец дома? - спросил Василий, озираясь по сторонам.
- Скоро подъедет. У него сегодня запарка. Сам знаешь, каково бухгалтеру в конце месяца.
- Мама,  - Василий снизил голос и даже закашлялся от волнения, - А как Рая?
- Когда увидела на фото, что через месяц вернешься, почти каждый день бегает на почту.
У Василия защемило в груди. Но мама стала его подпихивать в спину, увлекая к дому.
- Успеешь к Рае, - улыбнулась мама, - Она еще на про¬полке. Встретишься с отцом, а потом уже сбегаешь к друзьям. Пошли в дом.
Не успел еще Василий раздеться, как стукнула калитка, и к крыльцу пробежал отец, на ходу прислонив к чистилке для ног старенький велосипед. Распахнулась дверь и отец, раскинув в стороны руки, бросился к сыну.
- Василий, чего ж ты не сошел в селе? - с напыщенной строгостью спросил он сына, крепко обняв, - Мне передали, что вроде бы тебя видели в автобусе, но ты поехал дальше. Я догадался, что ты с тылу зайти хотел. Давай, мать, корми сына с дороги и меня заодно, а потом уж поговорим. Я сейчас.
Схватив с подоконника ключи от погреба, Петр Иванович выбежал из дома: Вскоре он появился, неся в руках запотевший графин рубинового вина, и поста¬вил его на стол.
- Соскучился по домашнему? - спросил он Василия и кивнул в сторону графина.
- Спасибо, папа, - улыбнувшись, сказал Василий, - Но я не пью.
- Как это? - отец непонимающе посмотрел на сына.
- Все течет, все меняется, - ответил Василий.
К вечеру Василий, переодевшись в «гражданку», двинулся к селу. Старая одежда   немного жала. Брюки были в пору, а вот сорочку пришлось вверху не застегивать, а рукава закатать. Василий уже далеко отошел от хутора, когда увидел из-за поворота выбегающую девушку. Он замер. Это бежала Рая. Только она так бегала, стройно, по-особенному. Заметив Василия, Рая остановилась. Какую-то секунду они смотрели друг на друга, а затем оба сорвались с места и, встретившись, слились в объятиях.
К воскресенью Петр Иванович с Марией Николаевной организовали праздник, по случаю возвращения сына из армии. За день до этого отец съездил с Василием в рай¬центр, купил ему красивый костюм, туфли. Хотя сын и сопротивлялся, но Петр Иванович купил ему золотые часы с золотым браслетом. Для единственного сына не жалел ничего, тем более, что еще и премию дали за посевную. С запозданием, правда, но она пришлась кстати.
На застолье пришли соседи и друзья Василия. На несколько минут заехал председатель колхоза. Поговорил немного с сыном, выпил чарку и, извинившись, ссылаясь на нехватку времени, уехал.
- Что так быстро? - спросил отец Василия, - Что он говорил?
- Предложил работу на машине, а спешил на станцию. Там цистерны с соляркой разгружают.
Молодой аккордеонист не¬прерывно растягивал меха. За столами  «гудели» друзья. Каждый пытался чокнуться с Василием. Он протягивал всем стакан с вином и отходил к другим. В памяти всплывал наказ врача: «Год к спиртному не прикасаться».
Всячески отшучиваясь, Василий отходил в темноту и выплескивал на землю вино. Когда он обошел всех гостей, отец позвал к столу и указал Василию на место между ним и Раей. Петр Иванович подхватил графин и налил в маленькие стаканчики домашний само¬гон.
- Давай, сынок, выпьем за твое возвращение, - сказал он и потянулся стопкой к Рае, подмигивая ей.
Несколько керосиновых ламп «летучая мышь», подвешенных на двух орехах, до¬вольно ярко освещали и столы и двор. В черных глазах Раи их свет отражался много¬численными искорками, Василий залюбовался подругой. При встрече Рая не стала жеманничать, а, после поцелуя, сразу сказала, что если он ее любит по-прежнему, то ждать нечего, она сразу согласна выйти за него замуж. Василий даже опешил от такой прямо¬ты, но тут же и сам подумал, - А чего ждать? В письмах за четыре года они уже друг другу все высказали.
Рая протянула стопку к руке Василия, рядом прижались стопки отца и матери.
«Может, зря стращали врачи? Я ведь прекрасно себя чувствую», - подумал Василий. Что случится от одной рюмки? Не буду же я «белой вороной». Он поднял рюмку.
Когда гости разошлись, Василий пошел провожать Раю, но пошли они не со всеми, а спустились к Днестру. Вдоль берега было дольше, но здесь им никто не мешал.
Вернулся Василий домой перед рассветом. Отец с матерью спали, и он тихонько лег на постеленную кровать. В висках уже давно сильно стучало.
«Это с непривычки. Пройдет» - подумал, сам себя, успокаивая, Василий.
Он перевернулся на спину и уставился в потолок. В глазах стало посверкивать радужными молниями. Василий сжал веки, но маленькие молнии продолжали вспыхивать. И вдруг он почувствовал, что летит. Он попытался повернуться, но вязкая немощность не давала это сделать. Комната стала темнеть и валиться набок. Василий проваливался в пустоту, пере¬хватило дыхание. Он хотел сделать глубокий вдох, но сделать его уже не смог.

Утром Петра Ивановича разбудил истошный крик супруги:
- Вася! Василек! Что с то¬бой случилось? Ой, горе - то какое! Петя! Петя, беги сюда.
Он вскочил с постели и бросился в комнату Василия, поняв, что случилось что-то страшное. Жена трясла сына, но он безжизненно мотался в ее руках на кровати.
Петр Иванович схватил жену за плечи, оторвал от Василия и прикрикнул:
- Не голоси! Что случилось?
- Василек умер! Как же так? Я же слышала, как он лег, и не встала. Не хотела, чтоб он смущался. Он же уже не маленький.
Петр Иванович приложил руку к лицу сына. Оно было холодным. Он схватился за запястье и стал перебирать его пальцами в поисках пульса. Рука была безжизненна. Отец припал ухом к груди. Ему показалось, что сердце бухнуло, но дальше, сколько он не прислушивался, слышалось только тиканье пульса в своей голове.
Петр Иванович заскрежетал зубами и глухо зарыдал, уткнувшись в шею сына.
Вскоре двор Лунгу был забит людьми. В дом никого не пускали. Приехал местный фельдшер. Он проверил пульс, подносил к носу Василия зеркало, ожидал, чтоб оно запотело, но оно оставалось чистым и прозрачным.
Затем приехал участковый с милиционером из райцентра. Вскоре все вышли из дома.
- Ну, как? Иван Васильевич, говори, - крикнули фельдшеру из толпы.
Он развел руками и, опустив голову, медленно пошел в сторону огорода. Дойдя до изгороди, фельдшер облокотился на нее, а затем присел на лавочку, вкопанную под орехом.
В доме раздавались плач и стоны. Надрывно голосила мать и Рая, примчавшаяся в числе первых, как толь¬ко слух о беде дошел до села.
Милиционеры стали отзывать людей по очереди и расспрашивать. Несколько чело¬век сообщили, что им было очень плохо после застолья. Ссылались на грибы, которых якобы много съели. Но не отрицали, что изрядно пере¬брали и водки, и вина. Кое-кто вспомнил, что Василий тоже много грибов ел, видно соскучился в армии. Грибы вокруг хуторка по лесистым склонам были урожайны и в каждом доме их заготавливали, как первую закуску для застолья.
Фельдшер встал и вновь зашел в дом. Он отозвал Петра Ивановича и тихо сказал:
- Прости, Петр Иванович, но помочь я тебе не смог. Горе у вас большое. Крепись. Я тоже склонен считать, что это отравление. Мог попасться среди хороших грибов и один ядовитый. Видишь сам, что яд долго действовал. Сын же еще и гулял с девушкой. Но нужно, я считаю, повезти Василия на вскрытие.
- Что? - вскрикнула Мария Николаевна, - Не дам сыночка резать! Не дам! Петя, не разрешай!
- Слушай, Иван Васильевич, - обратился Лунгу к фельдшеру, - Можно этого не делать?
- Дело ваше. Скажу, что вы категорически против.
- Да, мы против! - крикнула Мария Николаевна и вновь припала к сыну.
На третий день Василия хоронили. Люди заполнили и двор и улицу. Долго прощались. Василий лежал чистый и свежий, даже цвет лица не изменился.
- Видишь, Мария Николаевна, как помогла крапива, - шепнула соседка матери Василия, - Даже ни капельки не изменился Василек. Я давно этот способ знаю.
По настоянию соседки, Мария Николаевна обложила сына зеленью крапивы и постоянно ее меняла. Ее руки до самых похорон были в волдырях. И действительно, ни мухи не на-доедали, ни цвет лица сына не изменился. Лежал ее Василек, как живой.
Еще в середине прощания пришли отмываться копальщики. В селе их было немного, но лучше всех управлялись с могилами только Федя и Николай. Пили они, конечно, страшно, трезвыми их никто и не знал, но работу свою делали на со¬весть.
- Все сделали, мужики? -спросил их Петр Иванович, когда они отмылись и им на плечи накинули рушники.
- Не волнуйся, папаша. Стенки отшлифовали, как оштукатурили, -
Федя и Николай тут же приложились к графину и закуске, приготовленной для них.
Прощание с Василием затянулось еще и на кладбище. Путь к нему и так был не близок. Солнце уже катилось к горизонту, поэтому, когда опусти¬ли в могилу гроб и кинули не-сколько комьев земли, Петр Иванович заторопил людей к поминальному столу на хутор. Большинство людей уселось в кузов грузовика, но и те, кому не хватило места, быстрым шагом пошли к дому Лунгу на¬прямую, срезая серпантин дороги. Федор и Николай остались зарывать могилу и оформлять ее вид. На поминки, по сложившейся традиции, они не ходили. Им оставляли все необходимое на кладбище. Как закончат, тогда и помянут. А на следующий день копальщики уже в чистой одежде приходят к родственникам покойно¬го первыми гостями.
Николай икнул, взял в руки красную тумбочку со звездой и отложил подальше от холма земли, чтобы не испачкать. Затем взялся за лопату.
- Коль, давай сначала хлеб¬нем, предложил Федор. - Время еще есть. Солнце не скоро сядет.
- Давай, - согласился Николай и добавил, - но только по рюмахе. Согласен?
Федор, сглотнув слюну, со¬гласно кивнул головой.
Закусив первую стопку, приятели не удержались и от второй. Но, поняв, что дело идет к закату, взялись за лопаты.
- Федя, - неожиданно заговорщицки сказал Николай. - Ты видел, какие часы на покойнике?
- Похоже золотые.
- А костюмчик? - Николай уперся взглядом в Федора.
- Ну, ясно, новый. А в каком еще бухгалтер сынка может хоронить?
- Слышь? А давай, все это реквизируем. Никто не узнает, а мы с тобой - могила. Мне костюм не подойдет, а ты и по росту и по габаритам с покойничка. Давай так, тебе костюм, а мне часы. Согласен? Только оденешь его не здесь и не в этом году.
Федор согласно кивнул и вновь стал икать. Николай сердито взглянул на напарника, а затем достал из корзины бутылку и разлил по двум стопкам.
- Давай еще хлебнем, - сказал он Федору, - А то ты чего-то раскис.
Федор с радостью ухватился за рюмку и, осушив ее од¬ним махом, смачно захрустел соленым огурцом.
- Пусть Василий нас простит, но ему все это уже ни к чему, - сказал Федор, вытирая рот рукавом, - А нам все это еще послужит. Я по этим могилам уже прилично оборвался.
Они спрыгнули в могилу и молотком с гвоздодером вы¬тащили гвозди крышки гроба.
Николай аккуратно приложил ее к стенке могилы. Василий был полностью покрыт белой тюлью. Федор осторожно отвернул ее в одну сторону гроба и взял покойника за руку.
- Смотри, Николай, - окликнул его Федор, - Сколько лежит, а не закоченел. Помнишь последнего покойничка? Ну, когда нога криво застыла. Так тогда ее чуть ли не ломали, чтобы выпрямить.
- Не шуми долго, - буркнул Николай, - Снимай часы.
Федор отстегнул браслет и протянул часы Николаю.
- Ты того, - сказал Федор, - Вылезь. Тут вдвоем не с руки, да и осмотреться нужно. Вдруг кто подойдет. Хотя мы и далеко от села, но мало ли что.
Николай засунул часы в карман, предварительно завернув их в грязный платок, а затем вылез из могилы.
- Давай быстрее раздевай, - сказал он Федору, - А то до вечера не успеем закопать.
Федор без труда снял с покойника туфли и положил их рядом с ним в гробу.
- А с ними что делать? - спросил он Николая.
- Что, что? Бери тоже себе. Чего им тут гнить? Давай их сюда.
Федор стащил с Василия брюки и вместе с туфлями подал их Николаю. А затем принялся за пиджак. С ним оказалось сложнее. Пришлось переваливать покойника набок. Федор вытащил из рукава одну руку, а вторая в то время заломилась за спину.
Пиджак никак не снимался. Пришлось Федору приподнимать Василия и за спиной перетягивать пиджак на другую сторону. Поворачиваясь на расставленных шире гроба ногах, Федор потерял равновесие и рухнул всем телом на Василия.
- Тьфу ты, - буркнул он и уперся руками в стенки гроба, а затем отжавшись, попытался встать.
Его лицо было на расстоянии нескольких сантиметров от лица покойника. Вначале Федору показалось, что что-то произошло, что что-то не так, а потом дошло. Он увидел, что покойник смотрит на него широко открытыми глазами. Федор медленно стал отодвигаться, переставляя расставленные ноги к заду гроба, и также медленно стал приподниматься. Покойник протянул руку к нему и застонал.
- А-а-а-а!!! - вдруг завопил во весь голос Федор и отпрянул к стене могилы, а затем, поперхнувшись, стал медленно оседать.
Николай, сидевший в это время на лавочке у соседней могилы, бросился к яме.
- Что случилось? Чего орешь? - крикнул он на ходу.
Из могилы поднялась взъерошенная голова Василия. На одном боку у него висел пиджак как горб.
- А-а-а!!! - трижды, с секундной паузой, заорал Николай и стремглав бросился прочь.
В голове у Василия рвануло ярким светом. По всему телу горячей волной прошла боль, похожая на ту, когда проходит онемение, но куда сильнее. Он открыл глаза. Кто-то лежал на нем и жарко дышал перегаром в лицо. Кто это был он так и не понял. Почему он лежал на нем, почему с открытым ртом и дикой гримасой от¬прыгнул в сторону, Василий не понимал. Все проходило в пол¬ной тишине. Он попытался встать. Перевалиться на бок мешали какие -то упоры по бокам. Собрав все силы, Василий крутнулся и, встав на ко¬лени, стал медленно выпрямляться, цепляясь рукой за земляную стену. Неожиданно прорезался слух. В ушах зашумели стрёкоты цикад, и вдруг раздался испуганный вопль. Кто-то смотрел на него сверху и, подпрыгивая, орал, широко вытаращив глаза. Затем он развернулся и дал сумасшедшего стрекача.
Василий осмотрелся. Где он? Наконец, до него стало до¬ходить, что он на кладбище и к тому же еще и в могиле. Что произошло? Почему он раздет? Кто это лежит?
Василий снял с руки скомканный пиджак и кинул его на бруствер, а затем наклонился над лежачим и приподнял его голову. Он узнал Федора, окликнул его, но тот молчал. Руки его были неестественно заломлены за спину. Василий потряс Федора, но голова его безжизненно мотнулась и склонилась на бок. Пульса не было, как и дыхания. Федор был мертв.
Василий вылез из могилы и увидел свои брюки и туфли.
«Что же случилось? Почему я здесь?», - думал Василий, медленно одеваясь, - «А, может, я умер и уже в другом мире?»
Тяжело давались первые шаги. Василия качало из стороны в сторону, но шел он прямо, шел к своему дому.
Поминальный стол еще был полон. Люди не спешили расходиться, стараясь не оставлять без внимания осиротевших Петра Ивановича и Марию Николаевну. Группами за сто¬лом поминали Василия только хорошим словом. О плохом  то и говорить было не¬чего. Был он во всем примером. Успокаивали и Раю, опухшую от слез. Так за разговорами никто и не заметил, что со стороны огорода на них смотрит человек, которого все сейчас поминают.
Неожиданно вскрикнула Мария Николаевна и мешком осела на землю. Все, кто был ближе, бросились к ней, стали обливать водой. Подскочил к куче людей и Василий. Он протиснулся и приподнял мать, креп¬ко прижав ее к себе.
- Мама, я живой, - жарко за¬шептал он ей в ухо, - Что случилось? Я живой, успокойся.
Людей, как взрывной волной, отшвырнул в стороны страх. Покойник воскрес. Кое-кто истошно вопил, некоторые стояли, как вкопанные.
Мария Николаевна открыла глаза и вцепилась в плечи сына мертвой хваткой.
- Боже, милостивый, - заголосила она, - Спасибо тебе!
Расталкивая людей, к ним пробирался Петр Иванович, причитая на ходу:
- Не может быть! Не может быть! Ой, ой и вправду воскрес! Сын-о-о-ок!
Все люди окружили семью Лунгу и никто не заметил, как скользнула вдоль стола и упала на землю Рая. Василий окинул взглядом людей. Что-то толкнуло его, кого-то он не видел среди всех. И вдруг наплыло: «А Рая где?». Он оторвал¬ся от отца и матери и шагнул в толпу. За ней он увидел Раю, подскочил к ней и приподнял. Ее теперь заметили, бросились брызгать водой, хлопать по щекам.
- Фу, ты, напугала, - сказала соседка Лунгу, когда Рая от¬крыла глаза.
От этих слов несколько человек разразились хохотом.

До темноты на подворье Лунгу было полно людей. Василий выслушивал все о себе и сам рассказал, что произошло на кладбище. Несколько парней на велосипедах съездили за участковым инспектором и фельдшером, а затем забрали с кладбища действительно мертвого Федора. Николая нашли лишь на второй день в шалаше у старой кошары. Он непрерывно икал и дергался, как припадочный. Кое-как участковый добился от него правды.
Фельдшер был страшно удивлен. Он прощупал и прослушал всего Василия и потребовал обязательно съездить с ним в райцентр, а, может, и в столицу, показаться врачам. Василий, улыбаясь, пообещал исполнить его требования.

На третий день после «воскрешения» Василия должны были хоронить Федора, но еще утром в его убогий домик, где он жил с больной матерью, вошли Петр Иванович и Мария Николаевна. В руках у них был большой сверток. Когда вынесли гроб из дома, Федор лежал в нем в новом костюме и в новых туфлях.
После похорон, уже на поминках, после нескольких рюмок, Николая отпустил нервный тик. Он сидел на самом краю стола и стыдливо прятал глаза. Неожиданно к нему подошел Петр Иванович вместе с сыном.
- Вот что, Николай, - медленно начал говорить старший Лунгу, - Решились вы с Федором на страшный грех. Федя жизнью поплатился. Видишь, сердце даже молодое не выдержало. Плохо вы поступили. Прощения вам не должно быть от людей. Но, не случись вашего греха, за¬копали бы вы Василия живьем. От нас вам прощение, и прими подарок с того Света. Федору мы уже сделали, а это тебе.
Василий улыбнулся и протянул Николаю золотые часы с браслетом.

Вот такая была история. Старая, но верная. Василий женился на Рае. Со временем рассказал о том, что случилось с ним на службе. А дети у них были, даже трое. Два мальчика и одна девочка. Вот так. Хотите, верьте, хотите, нет.

 2004 г.