Пока море не высохнет. Глава 5

-Война пробила фронт, интимный мой, мне сразу с двух сторон проела плеши.-вошла в мои покои Виктория уверенно сжав своими ладонями мои плечи.-и тонус весь понизила дневной. Жить в оной обстановке боевой, без женщин и любви, заполню бреши.-исказила улыбка ее апатичное лицо.-что Вы думаете, моя дорогая об этом театре? Нынче Генрих хорошо играет свою роль.
-Ах, Виктория,-я вздохнула открыв окно.-он строит из себя шута, и самое обидное то, что придворным нравится эта заводная обезьянка, что бьет в тарелки каждый раз, когда удобно свите.
-Задаетесь вопросом чем хуже мы?-поэтесса провела своими нежными ладонями по моим волосам и положив голову на мое плечо, она сжала пальцы на плавном изгибе моей талии.-просто мы женщины, и слушать королю правильных женщин – невыгодно для самого короля и придворных шлюх, а как мы с Вами знаем, нынче шлюхи играют большую роль при власти. В конце концов, любить женщин это тоже своего рода религия, да только та, что тянет любого ко дну. Знаете, сирены тоже хотят любви, но больше мечтают сжать в руках горло наивного моряка, что поверил их ласке и сладкому голосу.
-Он принимает новую веру будто бы для меня, а не для страны и своего народа. Виктория, почему? Почему он так любит перекладывать ответственность на других?-продолжала негодовать я.-разве трудно принимать решения, когда ты король и по сути можешь все?
-Конечно,-Виктория уткнулась острым, лисим носиком в мою шею.-это трудно для такого разгильдяя, как наш король и к тому же, перекладывать ответственность проще, чем встречать врага лицом и грудью. Впрочем, мой дорогой Алистер считает, что иногда лучше знать врага в лицо, но прямой встречи с ним избегать ради собственной безопасности, но только я не такая, как и Вы, как и по-своему, но и Бекка.
-Вы верите в чистоту его мотивов?-спросила тихим голосом я.
-Я верю в то, что Франция временно сможет дышать спокойно.-Виктория на секунду ухмыльнулась.-но только по настоящему она сможет дышать, когда во главе такой страны встанет достойная женщина.
-Тогда почему Вы все еще не королева?-улыбнулась скользкой улыбкой я, понимая, что Виктория слишком много надежд возлагает на слабый пол.-почему, Виктория?
-Я же сказала, что достойной женщины, дорогуша.-поэтесса облизнулась.-но это увы, но не я, и тем более не Вы.

Виктория хотела было уже уйти, как я ее остановила. Сжимая теплую, нежную ладонь, я смотрела в глаза цвета самого чистого неба, и не понимала, как столь невинный взгляд может ставить подножки. Не понимала и того, как человек, что был так далек от политических игр, вдруг стал ими жить и почему именно она со всего бывшего эскадрона так печется за трон Франции, короля, коего презирает всем своим чистым сердцем, и как девушка, умеющая так красиво слагать стихи, может строить чертовски грязные планы на жизнь. Моя мать всегда говорила, что, когда живешь при Версале стоит бояться не самого короля, а его серого кардинала, что верховодит по сути всем королевством; но только тогда я ее не понимала, и лишь сейчас, вглядываясь в эти бездонный глаза Виктории, я знакомлюсь с врагом по-настоящему. Никогда нельзя покупаться на ее сладкие речи, как и столь красивый голосок, коим она любит подливать масло в огонь нарастающего переворота. При всем своем расположении ко мне, она не скрывая презирает меня и всю мою позицию, что не стесняется выражать в самых колких замечаниях.

-Хотите сказать, что я буду не достойной королевой?-спросила скривившись в непонимании  я.-с чего же Вы смеете делать такие поспешные выводы, если никогда не видели меня в деле? В конце концов, Генрих принимает сейчас католичество благодаря мне, а не какой-то там достойной королевы. Вы, по всей видимости, не подумали об этом?
-Габриэль, моя Вы нежная, Вы и сами понимаете, что власть над Францией не может лежать на таких хрупких плечах, как Ваши.-Виктория улыбнулась.-время королевы еще не пришло, а Вам бы я посоветовала не совать свой носик в политические игры для взрослых девочек. Воспитывайте своего сына, любуйтесь красотами природы и восхваляйте короля так, если бы он стал Вашим мужем, но в Версальские игры оставьте нам.
-Если бы я захотела, так давно бы стала королевой Франции. Знаете, я об этом подумаю.-вздох.-но учтите, первое, что я прикажу, когда стану королевой,-я развернулась и нежно обвила ее ладонь своей кистью.-попрошу стражу гнать Вас обнаженной, как прокажённую проститутку, как самую черную смерть, вон из города, чтобы люди смогли насладиться истинной предательницей Французского двора.
-Затеваете войну в которой не сможете победить?-Виктория облизнулась.-не самый Ваш обдуманный ход.
-Вы привыкли играть по правилам Екатерины Медичи и возводите ее, как самый непорочный образ сравнивая ее практически с Богородицей, да только Бог все видит, Виктория. Он видит все.-прошептала я.
-Да только в Бога я верю, а Вы думаете, что если будете паинькой, то воздастся Вам.
-Я никого не предаю в отличии от Вас и Вашего грязного крысиного эскадрона.-прошептала я.
-Моя дорогая,-ее изящная кисть обвила мою руку с такой силой, что я чуть выгнулась по правую сторону. Крепкая хватка заставляла меня извиваться и поскуливать от боли. Пальцы постепенно начали неметь и я всплакнула.-попав в ловушку, крысы прогрызают себе свободу. И им плевать, что это будет…-прошептала Виктория.-деревянный амбар, или Ваше чрево за которым скрывается младенец.-она разжала кисть и в туже секунду, я принялась растирать пальцы пытаясь вернуть им чувствительность.

Улицы Парижа заполняли люди, что мечтали увидеть своего короля на расстоянии вытянутой руки, когда к нему, как к святому можно прикоснуться, чтобы пасть на колени. Воскресенье. С самого утра шум заполнял улочки Версаля, деревенек и все придворные бурно обсуждали решение короля Наваррского принять католичество, как истинно верную религию. Я стояла у окна и просто наблюдала, как трубачи сопровождали предшествие короля. Они играли так громко, что не было слышно людей, но когда сквозь толпу музыкантов и свиты появился его лик, он словно Цезарь (но не наш сын, конечно же) вытянул руку, чтобы поприветствовать своих поданных, то был усыпан яркими цветами и женскими восхищенными криками. Его белое одеяние, что придавало невинности было на самом деле порочным до ужаса. Я должна была присутствовать на его крещении, как человек, что помог ему принять верное решение. «Да здравствует король!» - кричали люди, и мужчины подбрасывают в небо шляпы. Лигисты, испанцы не щадили свои голоса, и все горлопанили приветствия, как можно громче. На пороге церкви Генриха уже ожидал архиепископ.

-Кто Вы, сын мой, на пороге храма Божьего?-спросил архиепископ.
-Я король Франции.-уверенно ответил Генрих.
-О чем Вы просите Господа, сын мой?
-Я прошу принять меня в лоно католической, апостольской и римской церкви.-произнес король, и женщины подбросили над его головой цветы, что рассыпались разноцветными соцветиями, ударяясь о его плечи.-я желаю этого искренне, и прошу так, как может просить только раскаявшийся во всех прегрешениях и желающий прийти к Богу человек.

Люди толпились на ступенях, старались повыше забраться на гобелены, чтобы увидеть, как их король принимает одно из важных решений всей жизни. На все задаваемые архиепископ вопросы он отвечал безупречно, чисто, невинно. Так, словно никогда в жизни не смотрел на обнаженную женщину и не прелюбодействовал на супружеском ложе при живой жене. Он обернулся и посмотрел в толпу, и придворные дамы снова осыпали его ромашками, но только я знала, что его взгляд…его пронзительный взгляд был подарен мне. «Да здравствует король» -прошептала беззвучно я, и его щеки порозовели. Генрих приклонил колено переде архиепископом.

-Перед лицом Всемогущего, я торжественно обещаю и клянусь жить, и умереть в лоне католической, апостольской и римской религии, охранять и защищать ее от всех, ценой собственной жизни, а также отказаться от всякой ереси, враждебной этой церкви.-в голосе слышалась неподдельная уверенность, которой я почему-то гордилась.

Только после этого архиепископ позволил королю Франции Генриху Наваррскому войти в дом Божий, где он наконец-то исповедовался, прослушал мессу, и как мне казалось, но все обдумал. Все это время люди терпеливо ждали, когда фигура короля снова появится на ступенях церкви. Я решила, что будет уместно пройтись по глухими, безлюдным улочкам Франции, ибо все жители сейчас столпились у церкви. Мне нравилась та тишина, что царила в домах, трактире. Резкий женский визг, восторженный мужской крик и заветные слова «да здравствует король» - оповестили о выходе Генриха из храма. В честь этого знаменательного дня, король Наваррский подбросил золотые монеты в воздух обрадовав простой люд, что еще ценит экю, как счастье и готовы рвать глотки за лишнюю монету.

Как только свита вернулась обратно в Версаль, и Генрих решил с веранды снова поприветствовать своих поданных, он вышел и просил охраняющих замок лучников расступиться, чтобы рвущиеся женщины, что так страстно хотели посмотреть на короля «смогли его лучше разглядеть». Я покачала разочарованно головой, и решила вернуться в свои покои. Странно, но я ожидала, что этот день будет полон серьезности, надежды, но он был превращен в бродячий цирк, где главным шутом оказался король Генрих. В мои покои влетела Бекка. Я была удивлена ее визитом. Девушка выглядела беспокойно, испуганно и немного растрепана. Она быстро закрыла двери, и подпирая стулом ручку двери, она подбежала ко мне и крепко сжала мои ладони в своих потных руках.

-Что случилось, Бекка?-спросила непонимающе я.
-У нас большие проблемы.-прошептала девушка.-члены Лиги, что были против гугенота на троне, как-то узнали, что за решением короля принять католическую веру стоите Вы, милая.-голос ее дрожал, и она все время косилась на окно.-теперь, они хотят убить Вас. Виктория передала Вам это…

«Мне вручена памфлета. Вы необузданное сластолюбие, что ведет гасконца к гибели. По моим подсчетам, лигистов, что строили покушение на Вас было пятеро. Двое из них получили свой подлый удар в спину от моих, как Вы смели выразиться «крыс». С уважением, Ваша Виктория». 

Я приняла сложное решение. Поселиться в Монмартрском аббатстве было для меня лучшим решением. Бросила все. Все, что связывало меня с Версалем, и только сына забрать я не могла. Бекка согласила мне помочь, но только сердце разрывала тоска по самому дорогу, что я имею в жизни. Мой ребенок. В аббатстве меня встретила аббатиса Клод де Бовилье. Молодая девушка юного возраста была рада моему приходу, и на некоторое время, я даже почувствовала себя спокойнее. Вечерами мы прогуливались несколько часов, а после обеда читали книги. Читала я, а Клод больше слушала. По письмам Виктории я получала ответы на свои вопросы, и ведь именно она рассказывала мне о сыне, и о политическом настроении в Версале. В одном из писем я узнала, что…

«Из взбалмошных лигистов остался только один, но его следы затерялись на пороге Монмартрского аббатства. Бойтесь удара в спину, моя дорогая. Король Генрих Наваррский не придумал ничего лучше, как объявить войну Испании, благо она пока не готова вести войны и просто отказывает ему в удовольствие кровопролития. Я готова поклясться, что он не решиться на это снова. Впрочем, своим обидчикам и главным палачам гугенотов в Варфоломеевскую ночь он отомстил. Никогда ранее я не слышала столько криков. Архиепископ, что хотел заступиться за палачей был казнен не менее жестоко. Сваренные заживо люди стали предметом громких обсуждений, как и цена за Вашу голову, и обнаженное тело, которое хотели видеть лигисты. В любом случае, Цезарь в безопасности, и можете положиться на эскадрон, что с малышом ничего не случится. Отвечаю за него своей головой. Генрих покинул замок три дня назад. О его местонахождении пока ничего не известно…»

Поздней ночью, когда луна освещает всю красоту аббатства, я выхожу на длинную веранду, что соединяет узким коридором кельи. Прохладный ветер обнял меня за плечи, и я, накинув шаль, направилась бродить из стороны в сторону по каменному коридору без крепких стен. Вдруг, я увидела, как из своей кельи вышла Клод, и мое любопытство взяло вверх. Я хотела знать, куда приводят порочные мысли столь невинную девушку, и почему она здесь при своем столь юном возрасте. Ничего запретного, ибо Клод вышла в яблоневый сад, в котором росли большие, с крепкую мужскую руку сочные, красные яблоки…

Ах, Клод…так странно видеть такую изящную девушку в одеяниях монахини, и так горько осознавать, что ее однажды предали, ибо в монахини никто добровольно не идет, когда во главе Франции стоит род выскочек Медичи и их протеже. Впрочем, то что наш Генрих двоюродный брат бывшей супруги, никак не мешает ему быть таким же скверным, как и весь этот проклятый род. Если так подумать, то я ненавижу каждого, кто хоть как-то связан с этой скверной династией, ибо кроме ножа в спину никто ничего от них больше не получил. Взять хотя бы мою маму, то как отблагодарил ее Генрих II за все удовольствие, что она дарила ему? Была прогнана прочь самой Екатериной Медичи…униженная, раздавленная женщина, что стала искать утешения в сильных мужских руках, и все это благодаря королеве матери…а как отблагодарила меня Екатерина? Я помню этот день…я помню его так, словно он был вчера. Помню, как стояла обнаженная посреди зала и каждый желающий мог ткнуть в меня пальцем, чтобы прошептать свои грязные словечки и замечания. Вдоволь напившись властью морального унижения, Екатерина Медичи пихнула меня в сторону, бросила на пол разорванное платье и послала к чертовой матери…откуда, как она сама считала «нет дороги назад».

Клод…невысокого роста, в меру упитанная девушка лет  девятнадцати стояла возле высокого дерева, и прислонившись к стволу плечом, мечтательно вздохнула поднимая темно-карие глаза в ночное небо, чтобы сосчитать звезды. Снимая монашеский платок, она оголила моему взору роскошные, мягкие, пышные каштановые волосы, что вьются крупными кольцами по ее спине, и при первом порыве ветра разлетаются в стороны, словно обнимая свою хозяйку, защищая от сухих листьев и пыли. Заметив меня, девушка улыбнулась. Я решила подойти ближе, ведь она нравилась мне, как человек, и только разговаривая с ней, я чувствовала единство душ, какого никогда в жизни ранее не чувствовала. Резкое дуновение ветра, и песок мелкими песчинками ударяется о мое лицо, но я успеваю зажмуриться.

-Добрый вечер, сестра Клод.-улыбнулась я стряхивая с волос песчинки.-почему в столь поздний час Вы все еще бодрствуете?
-Знаете, Габриэль, с этого холма,-она прикоснулась ладонью к стволу дерева.-с этого холма хорошо видно Версаль…
-Версаль…-повторила с усмешкой я.-ничего в этом хорошего нет, можете поверить мне на слово.
-Тут мы с Вами сильно расходимся, Габри.-Клод облизнулась.-знаете, я всегда считала, что Францией должна править женщина.
-И Вы туда же…-прошипела с нескрываемым недовольством я.-тоже ждете свою «достойную» королеву?
-Как же я хотела ею стать.-помрачнел до шепота ее тонкий голосок.-что Вы знаете о короле?
-О Генрихе?-я сорвала крупное яблоко, и разбив его о колено разделали пополам протянув одну часть Клод.-что он шут и выскочка, что бегает за каждой версальской юбкой. Ему совершенно нет дела до политической составляющей Франции, ему не интересна религия, как и безразлично военное дело. Если бы Марго не была его сестрой, то не видела бы он трона, как собственных ушей.
-Хм.-Клод улыбнулась.-но ведь теперь он католик.
-И что? Намекаете, что теперь ему стали доступны католические монахини?-пробурчала я.
-Намекаю на то, что Франция теперь является чисто католическим государством, что требует большую ответственность за свои действия, за действия людей и конечно же, короля. Знаете, когда мне было пятнадцать лет…-она на секунду замолчала.-мама так бредила идеей, чтобы я вскружила голову королю, что буквально подложила меня под короля за достаточно небольшую цену. Самое обидное, что не смотря на надругательство в первую ночь любви, я ведь действительно полюбила короля всем своим сердцем, но потом…
-Потом…-шепотом повторила я склонив голову на бок.-постойте., так Вы были фавориткой Генриха?
-Угу.-она надкусила яблоко.-была фавориткой. Знаете, Габри, это так страшно, когда осознаешь, что любовь не взаимна. Я с открытым ртом смотрела на него с колен, и словно послушный щенок вставала на задние лапы, но потом появились Вы…-ее взгляд потемнел.-Вы…он увидел Вас, и все. Нашей любви словно и не было. Чтобы не мешать его дальнейшим планам, и чтобы скрыть позором моей семьи, Генрих и мама договорились сослать меня в монастырь, чтобы навсегда забыть обо мне.
-Вы ждете моих извинений?-спросила шепотом я скрывая стыдливого взгляда.-но я не думала, что предаю. Клод, просите любую плату за прощение.-я встала на колени крепко сжимая ее холодные руки.-прошу Вас, избавьте меня от этой ноши непрощения.
-Встаньте, Габри, и не позорьте меня перед Богородицей своими принципами. Святая Дева уже давно укрепила мой дух и не велит таскать камень за пазухой.
-Можно мне задать Вам один вопрос?-спросила я отряхивая подол от земли.-если, конечно, Вы хотите со мной говорить.
-Не выставляйте меня раненым зверем, что ищет упокоения.-Клод вздохнула.
-Раз Вы были при Версале, то наверное знакомы с Викторией?
-Та что поэтесса?-улыбка заиграла на лице монахини.-ее трудно не знать. Если не лично, то в лицо обязательно. Такие яркие личности не проходят мимо, и кто-то обязательно пустит любопытный слушок, что подогреет уши любому придворному сплетнику. Знаете, а ведь я ей благодарна, как никому.
-Благодарна?-я скривилась в неподдельном удивлении…-почему?

Резко вынув из широкого рукава кинжал, Клод прислонила меня к стволу дерева, и подставила изящное, тонкое лезвие к горлу. В глазах цвета грязи отразила свою улыбку смерть, что заставляет сердце бешено биться….