Александра Китляйн Гость Альманаха

Гости Альманаха
Александра Китляйн
(г. Междуреченск)


Александра Китляйн
 (г. Междуреченск)
https://www.stihi.ru/avtor/kitlainmzk
             Александра Китляйн, 1950 года рождения. Родилась на Алтае, с. Корчино Мамонтовского района. Судьба забросила в Казахстан в далёкие шестидесятые, где прошли 50 лет жизни. По профессии учитель русского языка и литературы, со стажем свыше сорока лет. «Отличник образования» Республики Казахстан.
Писала стихи с детства. Использовала творчество в педагогической деятельности. Публиковалась в районной газете, областной газете «Рудный Алтай», в литературном журнале «Иртыш». Издала 8 книг: в том числе сборник прозы «Криминальное лихо».  «По судьбе и по дороге» – повесть автора, в которой события происходят в Казахстане и России. Участвовала в более чем 20 сборниках, изданных в Восточном Казахстане и в Кузбассе. Лауреат литературного конкурса «Зимородок» в г. Новокузнецке, конкурса «Рождественская звезда» в г. Мыски,  награждена многочисленными  грамотами и дипломами, лауреат Международного конкурса «Золотой Тургусун – 2018 г.» (Казахстан).
     Автор находится в непрерывном творческом поиске.  Совершенствует  и разнообразит язык, стиль, жанры, формы художественных произведений, исследует на практике свои возможности и вкусы современного читателя. Философские, лирические, сатирические стихи, поэмы, сказки , рассказы и повести  отражают наблюдения и мировоззрение человека, пережившего разные исторические периоды. Добивается отклика на волнующие темы. Член РСП с ноября 2015 года.

 

    
***
Пахнет снегом, пахнет снегом,
В октябре, как нищий, пегом.
Значит, кончился сезон.
Под небесным  алфавитом
Бездыханным  алгоритмом
Притворяется газон.


Пахнет снегом, пахнет снегом,
Так задумано стратегом,
Что предзимье не Версаль.
Некрасивой серо-бурой,
В чём-то ветхом и понуром
Мельтешит устало даль.


Город ждёт, тоскуют веси.
Мысли тучами развесив,
Неба хмурого  чело
Породит снегов движенье
И наступит обновленье,
Станет  чисто и светло!


Захватчики и победители

(На основе  рассказа
 участника Второй Мировой войны
из Германии)

Деревней разорённой
Шли пленные пешком,
Страны непокорённой
Крестьянский каждый дом
Слепые пялил окна –
Как  выплакал глаза.
Вчера над ним умолкла,
Военная гроза.


Присели, обветшали
Домишки без мужчин,
Не просто подустали –
Над ними горек дым.
А рядом кучкой серой –
Старухи, старики,
Сильны одною верой,
По  жизни бедняки.

Не различить молодок –
Нет яркого лица.
Детишки брови сводят –
Росли-то без отца.
Одеты как попало,
Худы собой, бледны,
Их детство запропало
В утробе той войны.

 И неуютно пленным
Идти через толпу,
Стыдливы и  согбенны,
Клянут свою судьбу.
Они пришли с надеждой –
Ограбить и убить.
Забыв, что неизбежно
Придётся заплатить.

Один был очень юный,
По имени Йохан,
В карманы руки сунул,
Не весел, и не рьян:
«Зачем мне это небо?
Единственный тот бой?»
Теперь  краюха  хлеба –
Подарок дорогой!

Но от суровых взглядов
Не уклониться, нет.
Зачем пришёл? Что надо?
Какой ты дашь ответ?
Чужой земли грабитель,
Бессовестный  бандит.
Пусть твой живёт родитель
И  дом пускай стоит.

Свинцом налились ноги
Склонил Йохан главу.
Он видит у дороги
С мальчонкою  вдову.
Осознаёт, что  беды
Принёс  его поход.
А прежде и не ведал,
К чему он приведёт!

Убил чужую радость –
Раскаянье как бич!
Неужто удавалось
Мечты войной  достичь?
И  отрезвел рассудок,
И он уже не лжёт.
Вины тяжёлой сгусток
Огнём нещадным жжёт.

Взмахнул пацан рукою,
Наверно, камень в ней.
Твои поступки стоят
 Ответа побольней.
Защитно поднял локти,
Готов принять  удар
А с неба хлеба ломтик
Летит, как Божий дар.

Поймал подарок звёздный.
Он груб и не душист,
Кусает. Льются слёзы
Горючие с души.

Пройдут года, и внукам
Расскажет  мудрый  дед,
Как хлеб за зло и муку
Он получил в ответ.



Дождь со снегом 24 сентября 2017 года 
В Междуреченске!

Дождь и снег – погод смешенье.
Непонятное смущенье!
Столкновенье и разлад!
Кто кого в тупик загонит?
Разговор в предвзятом тоне
странноват.

Перепалка с первой фразы.
Этот ляпнул, тот размазал.
Очерёдность на нуле.
Хлещут холодом и злостью
Два хозяина иль гостя
в сентябре?

Дождь со снегом, дождь со снегом.
Вот с наскока, вот с разбега!
– Разберёшься?
– Как сказать!
Первый тычет в глаз – не меньше,
А второй опять – про женщин
рассуждать.

Мелким бесом дождь небрежный,
Льдисто, густо, колко снежный,
Неуступчивый – в ответ.
Под зонтами, в капюшонах
Люди мчатся – не догонишь…
через бред.

Остроумны, едки, метки
На дома, траву и ветки
Навалились кутерьмой.
– Перестаньте, хватит спорить,
Разберётся в этом вздоре
день другой!

Глянь – наутро! Что в остатке
Шутовской  горячей схватки –
Клоунады? – Е-рун-да!
Скрылся дождик, снег растаял,
От безумного фристайла –
грязь,  вода.

Орёл
Орёл – царь птиц?
Нет, птица-царь Орёл!
Он самодержец там, в бездонном небе! –
Однажды дали мне  ответ  другой:
– Отшельник гордый или злой изгой!
Кретин заносчивый и вредный.
– Но он и боль, и старость поборол!
– За это марш ему победный!
– Ведь  даже человек, с его венцом,
Наукою и Богом вознесённый,
Теряет преимущества лицо,
Пред ними падает со стоном!
А если и пройдёт со славой крестный путь,
То в путь последний  – и грустя, и плача.
– А он? Орёл?
– Да, … он совсем иначе.
Я расскажу, и ты … – кому-нибудь!

Прожив на свете век свой – сорок лет,
Заметил он, что чахнет и слабеет:
В изогнутых когтях сноровки нет,
Кривой, тяжёлый клюв тупеет.
Уже не инструмент, а так, помеха,
И перья, будто панцирь на груди.
Мучителен полёт, а не потеха!
И та, с косой, маячит впереди!

Неужто не смести своею волей,
И смертному концу не возразить?!
Всего-то надо…  молодость продлить!
Всего-то надо…  возродить…  былое!

Орёл взлетел в отцовское гнездо,
И память развернула все скрижали:
Как предки эти трудности решали,
В каком порядке – вспомнилось ещё.

И по примеру личному отца
Он клюв о скалы твёрдые колотит.
Шаг первый к возрождению истца –
Мутится ум, кровавый клюв – не годен!

Обломки старые о скалы он содрал
И в пропасть их свалил. А до второго шага
Сидел голодным месяц или два,
Пока свой клюв отращивал бедняга!
Но не для битвы … – самоистязаний!
Рвёт когти  им...   За муками страданий
Он  знает, что случится, ... наперёд!
Ещё два месяца – и отрастают когти.
Он перья на груди и с крыл дерёт,
От дикой боли в ярости орёт,
И клёкот над вершинами встаёт
Чудовищным оркестром адских оргий!

Холодный ветер охлаждает грудь,
И падает накал остервененья,
Лишь через месяц с новым опереньем
Взлетает он, чтобы на мир взглянуть!

Ты хочешь знать, что дальше?
Дальше – жизнь,
Полнее первой, чувственней и ярче.
Себя он победил и стал богаче,
Попробуй ты себя…  вот так
                возвысь!

PS. Когда орел доживает до 40 лет, его когти становятся слишком длинными и изогнутыми, что не даёт ему возможности хватать добычу. Клюв орла становиться длинным и изогнутым, поэтому он не может есть. Перья на груди и крыльях сильно густеют и тяжелеют, что мешает летать. И орел стоит перед выбором: смерть или болезненная регенерация...
Он летит в свое гнездо, находящееся на вершине горы, и там долго бьется клювом о скалу, пока клюв не разобьется и слезет… Потом он ждёт, пока не отрастёт новый клюв, которым он вырывает свои когти… Когда отрастают новые когти, орел ими выдергивает свое слишком тяжелое оперение на груди и крыльях… И тогда, после 5 месяцев боли и мучений, с новым клювом, когтями и оперением орел снова возрождается и может жить еще 30 лет

Рассказы
Лихо криминальное
«Аюшки, аюшки,
 баю, баю, баюшки,
 Ай, чу-чу-чу-чу-чу,
 Не уснёшь, поколочу».
Так пела прабабка правнучке, поколачивая её то по бочку, то по попке. Дарья капризничала. Ей уже три года, и она хочет много бегать, прыгать, играть, а засыпает днём с трудом. Надо, надо спать: день большой, и прабабке Агафье не выдержать топтаться столько на ногах. Крохе-то тоже каково? У Агафьи полон рот присказок и прибауток, и про лихо, и про полудницу, и про домового. Но сегодня нет у неё настроения рассказывать: кто-то утащил у неё флягу прямо от ворот. А без фляги как? Чистая посудина под воду нужна? Нужна. А удобнее фляги нет. Придёт зимой Гришка – внук, флягу на тележку поставит, из колонки воды привезёт. Этой воды Агафье на два дня хватит.
Ей уже далеко за семьдесят, а живёт она одна. Дед в прошлом  году помер. Зовут её дети к себе, да хату жалко. Опять же за огородом она ещё сама ходит. Нынче вот взялась правнучку нянчить. Внучке Наталье помочь надо: она на работу вышла, на пекарню. А кроху куда? Все в семье работают. И Дарьин отец Андрей, и бабушка Света – Агафьина дочь. Работают кто где. А детский садик как в 90-е годы закрыли, так больше не открывали. Приходится прабабкам в няньках ходить. Вот качает она Дарью, поёт, да и думать успевает. Не бабка, а Юлий Цезарь.
– А жалко молодых-то, очень жалко. Как не работать? Надо! Цены скачут во всём мире. И чего они скачут? Доллары прямо бесятся, «евры» не отстают. Куда же нашим деревянным с ними тягаться? У них в Америке давно уже развели «милирдеров», а наши только зарождаются. Вот им сколько нахватать надо, чтобы с ихними  равняться! И молодые-то наши вслед за «милирдерами» гонятся: тоже потребительску корзину наращивают. Дом построили. Теперь всё оборудование приобретают. Раньше-то проще было: ни микроволновок, ни блендеров, ни машинок-автоматов не было. А сейчас? Внучка говорит: «Хотим мы, баба, домашний кинотеатр, и чтоб на сколько-то метров «дигональ» была – это размер экрана. Зачем такой? Но раз молодым хочется, пусть берут, не жалко.
Жизнь вон как меняется, всё по-новому, всё по-другому. Дети и внуки пугают: «Криминал кругом. Пойдём с нами жить. Мало ли что?  Вдруг кто-нибудь напужает?» Кто меня напужает в своей-то деревне? Здесь с детства бегала. Каждый переулочек, каждый кустик родной.
– Не боялася никакого лиха и вашего криминального лиха не забоюсь, – говорю им.
       И вдруг – на; тебе: флягу украли. Конечно, давно слыхать, что в деревне разные «прошествия» случаются, то одно, то другое. А с ней, с Агафьей, так в первый раз. Участкового позвала. Всё записал, какого размера, цвета и что на самом переду, где крышка открывается, вмятина, которую недавно сделал внучок, когда на тракторе первый раз приехал. Привёз ей дрова, раз уж зимовать собралась. А как пятил трактор-то, то и наехал на флягу, будь она не ладна – зачем только она её у сарая оставила. Потом помнит, что уже примятую помыла, ополоснула водичкой да приткнула на брёвнышке около ворот посушиться. Вот тебе и на. Пропала фляга!
        Наконец  Дарья засыпает. Агафье некогда. Она садится мешки штопать – вчера постирала – и продолжает размышлять:
– Есть сейчас мешки искусственные. Да не любит она их: порвутся – не зашить, а то и вовсе рассыплются в прах. Какие это мешки? И всякая всячина, для дома потребная, такая некачественная продаётся. Раньше «обутку» сколько носили! А сейчас? Всё разовое! Китайцев ругают, а сами ничего не делают. В Китай надо посылать учиться ремеслу, как царь  Пётр Первый делал. Удастся ли участковому флягу спасти?
          Бабка шьёт, шьёт, да и засыпает. И вдруг ей то ли снится, то ли блазнится стук фляжный, знакомый. Вскинула голову, к воротам поворотилась, а там Гришка через забор флягу на брёвнышко ставит. А вмятины-то и нет.
– Баба, я флягу твою выправил, вот принёс.
– Ах ты, лихо криминальное, – кричит Агафья, – а я сколько переживала! Расстраиваюсь второй день. Почему мне не сказал? Я ж участкового позвала, заявление подписала. Что теперь ему скажу? Как в его глазах посмотрю? А вот и он. Лёгок на помине.
Участковый смущённо докладывает:
– К сожалению, Агафья Петровна, фляги не нашёл. Три другие нашёл. Петька-дурачок стал баловаться. Чужие фляги за копейки в утиль – сырьё сдаёт. Ума нет, а туда же, в криминал.
–Так оно правда, есть в деревне лихо криминальное? А моя-то фляга нашлась. Вот так бы всегда. Только участковый за дело, а оно уже само распутывается. Это оно, лихо, тебя боится.
Довольный участковый смеётся и спрашивает, прищурясь:
– А как оно, лихо криминальное, выглядит? Вы, бабушка Агафья Петровна, знаете?
– А как же! Знаю, лихо – оно и есть лихо, кривое, одноглазое, рукастое, ногастое, сопливое. Смотреть противно, подумать тошно. Но, слава Богу, сынок, ты его прищучил!
Через мгновение участковый идёт по улице и сам с собою разговаривает:
– Ишь ты. Лихо кривое, одноглазое, рукастое, ногастое, сопливое.

               

Ворище
Братья Трофимовы жили в небольшой деревеньке и давно хотели разбогатеть. Об этом мечтали их родители, топчась на своём подворье. Но оно не давало большого дохода, зато съедало львиную долю скромной зарплаты, которую тратили на корма, и давало возможность питаться натуральными свежими продуктами. Поэтому и дети в семье росли крепкими, здоровыми, выносливыми.
– Как бы так разбогатеть, чтобы быстро и никакого труда и преступления, – говорил краснощёкий крепыш Сашка. – Вот ведь батя велосипед обещает, а никак купить не может.
– Не-а, так не бывает. Без труда – значит своровать, взять у другого без спроса, т. е обидеть или обмануть.
Трудная задача. Деревенскому деревенского обидеть не хочется. Как можно своего обижать.
– А Давай, Сашка, возьмём Егорьевского Ивашку провода резать. Сами спрячемся. Как снимет, так заберём – вот добыча знатная. В металлолом сдадим. Будем при деньгах! – предлагает Денис.
– Это хорошо, – соглашается он: – Ивашка быстро лазит по любому стволу. Как он на про;водах зимы на самый верх столба закарабкался! У него руки сильные.
– Да он и сам худой, лёгонький, – продолжает рассуждать Денис. – Только всё равно страшно, а вдруг током убьёт.
– Не убьёт, – я знаю, на трансформаторе рычаг есть, можно его опустить, тока в проводах не будет.
Так и сделали: отправились на промысел в воскресенье. Электрик на выходном был и вообще на рыбалку уехал.
Старше всех в компании Сашка, ему девять лет. Беспечные взрослые действительно не позаботились, чтобы к трансформатору доступа не было. Всё открыто, залезай, делай что хочешь. Умный Сашка отключил ток. Слава Богу! Потом они с Денисом спрятались в конопле у дороги, около своей деревеньки, которую собрались в летний воскресный день лишить электричества. Ивашка, вооружённый кусачками, которые зажал в зубах, разулся и храбро полез по столбу. Вот он уже у цели. Вот взял кусачки в правую руку. Сейчас коснётся провода. Как вдруг из единственной улицы на мотоцикле выезжает его отец:
– Ах ты, скалолаз мой бешеный, куда тебя понесло? – закричал на всю округу. А голос у него ого-го какой! Ивашка кусачки выронил и пулей вниз. А отец его, тоже шустрый, хвать – за загривок поймал.
–Ты чего удумал? сам? Или братаны Трофимовы науськали? Решил обогатиться, всю деревню света лишил. Кусачки чьи? Точно Трофимовы. Иванович недавно такие из города привёз. Ты что кусачки у Трофимовых утащил? Это же получается, что ты не воришка, а двойной вор, прям ворище. А ну-ка дуй домой – и носа не высовывать! Я тебе покажу, разъязви тебя!
– Я немножко хотел. У электрика, дяди Коли, есть ведь провода, он бы снова натянул. Чо тут делов-то.
– Он ещё и разговаривает. А ты сам согласился бы, чтоб твою работу кто-то портил, а ты бы следом бежал и переделывал. А? Чужой труд воровать придумал, – негодует отец.
Ворище отдаёт кусачки и дует домой пешком. И пока отец Ивашкин усаживается и заводит мотоцикл, братья вылезают из конопли.
– Дядь Лёша, отдай кусачки, папка заругает.
– Вот вы где, голубчики. Отправили дурака на дело, а сами в кусты! Умны, нечего сказать. Кто же из вас это придумал? Хорошо ещё, что электричество отключилось, вы бы мне пацана угробили, сами бы в тюрьму сели. Вот поехал за электриком, а то в воскресенье без света – тоска! Как это вы мне попались. Правда, есть Господь на белом свете. Хотя… спасать дураков ему ни к чему.
– Мы не дураки. Мы выключили трансформатор. Ивашка бы живой остался.
– Ну как же не дураки. Мамки сейчас на электричестве обеды готовят, а вы всю деревню, всю деревню оставили без света!
– Мы не будем больше.
– Сам знаю, что не будете. Я всех предупрежу и трансформатор на замок закрою прямо сейчас.
Дядя Лёша уезжает, а братья стоят, насупившись.
Сашка вздыхает:
– А страшно, как он на Ивашку сказал «Ворище!»
– Хорошо, что он нас поймал, – говорит Денис, а то без обеда бы остались.