Нарцисс Араратской Долины. Глава 2

До этой блаженной Светланы у меня были женщины, но их было совсем немного. За несколько месяцев до неё, той зимой 1989 года, у меня произошла небольшая и очень скоротечная история (романом это трудно назвать) с одной симпатичной девушкой из Минска, которую звали  Наташа. Она была высокая брюнетка, и мы с ней были примерно одного роста. Сам же я, относительно, не очень высок, - один метр и семьдесят пять сантиметров; при этом, я был тогда очень худым и немного сутулым; весил где-то килограммов 60 или чуть больше; и мой небольшой вес был стабильным, ибо питался я скромно и много курил. Курить же я начал в августе 1988 года, и виной тому была одна женщина, которая лишила меня тогда девственности и «заставила» курить, чтобы я выглядел более мужественным и вальяжным. С ней меня познакомил экскурсовод Сева. Про это всё я потом напишу. А почему  я не начал свои мемуары с неё? А потому что, в принципе, не имеет большого значения, с чего начинать свои воспоминания. Обычно начинают с раннего детства, но это как-то банально и не интересно. Да и что мы помним из своего раннего детства?..

В то время, я постоянно носил контактные линзы; они у меня были не мягкие, а твёрдые, - это такие линзы, за которыми не нужен особый уход. Я их бережно хранил в коробочке из под фотоплёнки, снимал их перед сном и клал туда на ночь.  Я был очень близорук, и всё видел в густом тумане. Это меня, правда, спасло от службы в рядах Советской Армии. О чём я, говоря честно, совсем не жалею. Конечно же, я согласен, что армия юношу делает настоящим мужчиной. Всё-таки два года, проведённых в казармах, под наблюдением любящих тебя прапорщиков – это очень даже полезно для молодой психики, и, так называемая, «дедовщина» тоже очень даже идёт юноше на пользу: юноша начинает понимать, что жизнь – это не молочные реки и кисельные берега. Всякий же, не отслуживший, и по каким-то там причинам освобождённый, на всю жизнь остаётся немного инфантильным и слабовольным. И это факт, с которым не поспоришь. А с другой стороны, что плохого в том, что ты остался инфантильным?..

Хотя, от армии меня бы могли  освободить и по состоянию моей не совсем здоровой  психики. К примеру, - шизоидное расстройство личности. Это когда молодой человек всё время живёт в своих фантазиях:  предаётся несбыточным мечтам или, как сказали бы астрологи, пребывает в сфере Нептуна. В детстве я много рисовал, удивляя взрослых своей линией и каким-то не очень добрым взглядом на окружающий мир. Рисуночки у меня были язвительные, и в них явно проглядывалось что-то шизоидное и декадентское. Я по началу, в раннем детстве, рисовал разных там персонажей из советских мультиков (Волк из «Ну, Погоди!» был моим любимым героем), но эти мультики постепенно ушли, и появились какие-то непонятные монстры; и умный врач-психиатр увидел бы в этом некую навязчивую тематику, и сильно бы насторожился; особенно, когда там начали появляться сексуальные мотивы; какой-то мрачноватый и совсем не советский черно-белый мир, с узорчиками и очень плотной атмосферой.  Эротические композиции присутствовали часто в моём творчестве. И я ничего с этим поделать не мог. Внутри меня что-то такое давило, и если бы я не выплёскивал эти образы на лист бумаги, то психика моя совсем бы пошатнулась. Хотя, откровенной порнографии я никогда не рисовал, несмотря на то, что часто это хотел сделать:  я сдерживал эти низменные порывы  своей неокрепшей души.  Была такая статья в советском уголовном кодексе; статья №182, - изготовление и распространение рисунков порнографического содержания.  Меня даже на Арбате один добрый милиционер просил убрать мои некоторые не сильно пристойные рисунки: «Молодой человек, немедленно уберите это! Тут же мамы с детьми ходят!» Я вежливо извинялся и убирал. А ведь он мог меня арестовать; отвести в участок; оштрафовать или даже посадить в тюрьму на долгие годы. Если бы не Горбачёв, если бы не Перестройка и Гласность…  то я точно бы плохо кончил…

                Наташа из Минска была доброй, красивой и умной девушкой. Она, на выходные, часто приезжала в Москву, и останавливалась в Белорусском представительстве на улице Богдана Хмельницкого.  Ей нравилось гулять по зимней Москве и ходить на разные там выставки и концерты. Наташа была дочерью какого-то главного конструктора то ли с «Белаза», то ли с минского тракторного завода. В общем, она была не совсем простая девушка. Работала в школе, где преподавала математику. Замужем она ещё не была и, явно, находилась в поисках партнёра. Сколько ей было уже лет?.. Немного больше, чем мне, - где-то в районе двадцати пяти, но точно ещё не тридцать.


  Я же был не очень простой молодой человек, с пропиской в городе Ереване. Московской прописки у меня не было, и из-за этого я и не мог нигде в Москве официально работать. Это была для меня очень больная тема и, что говорить, это был мощный тормоз в моём, так сказать, творческом развитии. Для девушек из провинции я не представлял особой ценности. Им ведь нужен настоящий москвич! Я это чувствовал, и сильно по этому поводу комплексовал… А в остальном, у меня всё было в порядке. Образование у меня было простое среднее. В никакой ВУЗ я так и не сумел поступить… И тут у меня тоже больная тема, и тоже вылезает на поверхность сильный комплекс неполноценности.  И это же надо быть таким дураком, чтобы ни в какой вуз не суметь поступить! Про это я потом напишу, когда найду в себе силы, затронуть эту болезненную для себя область своей биографии. Таким образом, у меня было три больших недостатка: сильная близорукость, отсутствие московской прописки и диплома о высшем образовании. А в остальном всё у меня было в относительном порядке. Да и по русский я говорил довольно чисто и без кавказского акцента…

                Ну а моя профессия - художник-мультипликатор: так было записано в моей советской зелёной трудовой книжке. Последняя запись, в ней была произведена в мае 1988 года, и на этом, записи в моей трудкнижке обрываются, и больше официально я уже нигде не работал.  Я очень гордился тем, что я, именно, - мультипликатор! А не какой-то там художник-самоучка; но, к сожалению, я уже не был мультипликатором; и окончательно ушёл из этой профессии, распрощавшись навсегда со своей детской мечтой стать режиссёром-мультипликатором, и снимать мультфильмы для взрослых…

Я стал, так называемым, арбатским художником, так как для этого не требовалось никакой трудовой книжки и московской прописки; и меня, можно сказать, засосала уличная торговля.  Стояние на Арбате давало мне хоть какие-то средства к существованию, так как на официальную работу я устроиться в Москве не мог: в тот же «Союзмультфильм» или куда-то там ещё, по причине отсутствия этой  заветной  прописки. Тогда это было строго и жёстко: без прописки ты, в какой-то степени, находишься в зоне некомфортной неприкасаемости, или, точнее сказать, - ты бесправный гость столицы. Любой милиционер может попросить у тебя паспорт и поинтересоваться о цели твоего прибытия в город-герой Москву. Меня особо не проверяли и не задерживали; вероятно потому, что я был крайне осторожен, и всегда был начеку, и особо не расслаблялся…

                С этой Наташей у меня так ничего и не вышло; мы с ней немного целовались и обнимались, но дальше этого дело не заходило. Вернее, один раз дошло до интимных ласк, но помешало то, что ей надо было спешить на поезд. Я же был слишком интеллигентен и недостаточно напорист; Дон Жуаном я точно не был. Женщины, вероятно, этого не ценят и не любят: они любят мерзавцев и негодяев, которые, не тратя времени на пустые разговоры, тут же приступают к осаде её крепости… Мне запомнились наши недолгие романтические прогулки по зимним заснеженным бульварам. Я несколько раз провожал её на Белорусский вокзал, до поезда «Москва-Минск». Ну и, в общем, всё на этом и закончилось. Наташа была подругой одного студента из МАРХИ, которого звали Юра. Я у него тогда жил на квартире, в самом центре Москвы, на улице Герцена. Сам Юра тоже был неместный, - он приехал из Казахстана. Он устроился работать дворником и получил за это трёхкомнатную квартиру в старом доме с высокими потолками. Я же ему помогал следить за его участком, за право у него бесплатно жить. Этот Юра поначалу хотел, чтобы я стал женихом Наташи, а потом сам решил стать её мужем. У него были большие проблемы с психикой, и он сидел на таблетках; Юра то впадал в радостный маниакал, то – в угрюмую молчаливую депрессию. В общем, он сделал Наташе предложение, и та согласилась стать его женой. Я не стал бороться за эту девушку, и отошёл в сторону с лёгкой печалью в молодом сердце; немного погрустил, а потом продолжил своё одинокое существование, и поплыл, так сказать, дальше по бурной реке своей непростой судьбы. Юра уехал к ней в Минск. Через год я их встретил на Арбате, и мы сходили вместе в Макдональдс, который только недавно открылся на Пушкинской площади; весело поболтали и больше я их не видел. Честно сказать, к женитьбе я тогда совсем не был готов, и меня это даже сильно пугало. Да и в город Минск из Москвы переезжать совсем не хотелось. Поэтому я даже почувствовал облегчение, когда Юра увёл у меня эту красивую девушку Наташу…


Так что не получилось из меня жениха. Да и какой из меня муж?.. Я себе это тогда слабо представлял. И вот с этим своим не очень здоровым самокопанием и разрушительной достоевщиной я жил долго; и это чувство глубокой неуверенности в себе, всегда меня сопровождало, как некая тень из моего прошлого…