Солли

Я помню, как зажглись фары того автомобиля: просто собрался пойти ужинать, на ходу краем глаза глянул в окно и увидел машину на площадке перед недавно облагороженным лесопарком. Само по себе – пустяк, ну стоит какой-то автомобиль, да и пускай себе стоит; только вчера утром обнесли лесопарк забором, и выехать из него теперь никак нельзя, уж поверьте мне, прожившему все зимы в этом микрорайоне. Если уехать нельзя, так не потому ли эта машина там? Ай ладно, фары зажглись – хвать, собирается уезжать, ну и бог с ней.
Самая середина недели, а соседи чего-то по ночи не спят, всё топают, шуршат, сверху, снизу да с боков; тут уж и мне не до сна. Надо что ли в окошко поглядеть, как раньше в деревне глядели, когда не спалось.
Среди этой морозной ночи теплились, как угольки в голландке, задние фонари того автомобиля. А фары – устремили свой неподвижный взгляд на заснеженную в первый зимний день луговину. Уж три часа минуло, а тот автомобиль так и не уехал, и я сколько смотрел в окно, едва прижавшись к холодному стеклу, всё ждал и ждал он кого-то, одинокий – в лесопарке, среди темноты...

– Ну ты что, друже, конечно, я тебя узнал! Как-как, по фарам, разумеется, у кого ж ещё они с такими прекрасными стрелками, у кого они такие милые да под стать кротким губам радиатора и ласковому скату капота и стекла?! Ах, Солли, ты знаешь, что такое гармония! То чуть-чуть двигателем поворчать, а то утаить меня за своими дверьми от всякого-якого. Чай, поди, и тамошние люди, что в салоне прячутся, окружившись твоим светом, так думают. Да, всегда так, когда по ночи ко сну не клонит.
Уж битый час прошёл с тех пор, как повстречались. Солли был самым большим и тяжёлым во всём автопарке; он выглядел солидно в чёрном цвете и, кажется, тем укреплял мою веру в себя. На первый круг по городу я вёл его, он вёл меня – через коварную вечернюю метель. Тогда я перестал бояться.
В том городе, где я учился, неизменно выходили в рейс троллейбусы конца восьмидесятых. А мой инструктор их водил семнадцать лет. На каждом выезде мы обязательно их вспоминали: а сколько передач у них, зачем водителям преподавали этикет, какую скорость развивали на прямой? Мне иногда казалось, Солли узнавал троллейбусы, троллейбусы приветствовали Солли. Фантазии наполнили романтикой наши декабрьские курсы.
Ещё осталось в памяти морозное утро после расставания с подругой. Я спутанно и злился, и надеялся, и запоздало волновался. А Солли всё твердил: «Ну хватит! Быстро, соберись!» И тысячей оборотов унимал мой тремор.
Перед экзаменом я ждал в его салоне. За окном был жуткий минус, только Солли согревал меня не то исправной печкой, не то душой... Кто знает, может быть, была у него душа? А музыка-то, музыка прекрасная играла! Так и смог я овладеть собой. Экзамен сдал с первого раза. И Солли проводил меня до дома.

Я с ним ещё видался, когда с друзьями ехали на пляж. Затем разок я его пропустил на пешеходном переходе. И наконец, увидел – вот сейчас.
Час был поздний, а фары его так и не моргали: Солли не клонило ко сну. И меня тоже.