О родине моих предков

В свои школьные годы я не раз  проплывал мимо этого села на высоком правом берегу Амура в его нижнем течении. Причем совсем близко был берег, так как фарватер реки проходил ближе к правому берегу. Не раз колесный двухпалубный пароход, на котором я плавал в конце 50-х годов, бросал якорь у этого села, и матросы парохода на шлюпке везли пассажиров к берегу.  Мне сказали и название этого села, Больше-Михайловское, и то, что в нем родился мой отец. Мне даже показывали дом на берегу, где прошло его детство. И это все, что я знал о малой родине своего отца, Щербакова Константина Ивановича.

Шли годы.  Я пережил своего отца, он умер рано, в 64 года, а я перенес инфаркт миокарда, сложную операцию на сердце и стал инвалидом. Большие физические нагрузки стали мне не под силу, ведь  у меня культя сердца, и сократительная способность сердечной мышцы чуть больше 50% от нормы. Надо было чем-то занять себя, и я стал заниматься своей родословной.  Эта работа привела меня к тому селу, мимо которого проплывал пароход, на котором я плавал в 50-60-е годы школьником.  И я узнал довольно много интересного, но главным было то, что в числе первых переселенцев был мой прадед, Щербаков Сергей, у которого  было 3 сына и 2 дочери. Одним из сыновей был Щербаков Иван, мой дедушка, фотографию которого я увидел лишь в начале этого века, т.е. через полстолетие после его смерти.

Но я не буду писать, почему так произошло, на эту тему у меня много работ.  Дальше речь пойдет об образовании этого русского села среди ульчей и других коренных народностей Амура в нижнем его течении. И здесь  надо вспомнить человека, по имени которого село получило свое название.  Это Михаил Сергеевич Волконский, годы жизни 17.05.1832-24.02.1903. Этот потомок древнего княжеского рода, ведущего свое происхождение от Рюрика - родился в 1932 г. на Петровском заводе в Забайкалье в семье декабриста Сергея Григорьевича (кстати, Сергей Григорьевич Волконский прототип Андрея Болконского), женатого на воспетой Н. А. Некрасовым Марии Николаевне Раевской. Мария Николаевна была самой знаменитой представительницей семейства Волконских, превзошедшей по славе даже своего отца, известного генерала Отечественной войны 1812 года Н. Н. Раевского.

Вся ее жизнь в Петровском заводе была посвящена маленькому Михаилу. В письме к брату Николаю Волконская пишет, что «она никогда не была так счастлива, никогда так не ценила жизнь, как тогда, когда появился на свет маленький Мишенька, который чертами лица очень напоминал их покойного отца». Миша при рождении был записан в заводские крестьяне. Матери, Марии Николаевне, с большим трудом удалось устроить сына в Иркутскую гимназию, которую он окончил в 1849 году с золотой медалью. В дальнейшем обучении в университете император Николай  Первый отказал Михаилу Сергеевичу, решив, что ему хватит и Иркутской гимназии. В ноябре того же года Михаил Волконский был определен на службу в главное управление Амурского края, где состоял чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири графе Н. Н. Муравьёве-Амурском.

Михаил Волконский в  течение семи лет исполнял разнообразные и ответственные поручения: дважды был командирован в Манчжурию для переговоров по поводу отношений с Китаем, руководил мерами по прекращению эпидемии холеры среди переселенцев, прибывших из внутренних губерний для заселения Восточной Сибири, принимал участия в первых Амурских экспедициях и занимался подготовкой снаряжения для них, привел в порядок поселения по Якутско-Аянскому тракту, устроил первые русские крестьянские поселения на Амуре между Мариинским постом и г. Николаевском, положив тем самым начало русскому землевладению на Дальнем Востоке. Увы,  не все мои земляки на берегах нижнего Амура знают роль этого человека в становлении родного края.  Но пока вернусь к организации первого сплава на нижний Амур.

Места для поселения на нижнем Амуре были выбраны заранее Невельским по приказу Муравьева-Амурского. Но Михаил Волконский выхлопотал разрешение дать крестьянам возможность самим выбрать место для поселения. Несмотря на то, что Михаил Волконский был самым молодым чиновником в России, Муравьев доверил ему первый сплав переселенцев. Двадцатилетний юноша поставил первые села на Амуре: Савинское, Богородское, Сусанино... Одно из этих сел генерал приказал назвать его именем. И уже на следующий, 1856 год, с момента основания села Михайловское, в нем возвысилась просторная красивая Михаило-Архангельская церковь.

Чтобы закрепить за собой вновь обретенные по Айгунскому договору, заключенному в 1853 году с Китаем генерал-губернатором Восточной Сибири графом Н. Н. Муравьевым-Амурским, дальневосточные земли, правительство царской России всячески поощряло мужество первопоселенцев, принесших сюда семена русского образа жизни. Каждой семье выделялись денежное пособие и огромный земельный надел — в 110 десятин. Однако, столкнувшись с условиями земледелия на «подаренных государем» наделах (тайгу предварительно нужно было выкорчевывать, освобождая место под пашни, которые родили скупо и ненадежно), большинство из них крестьянствовать отказались и стали перенимать у местного населения навыки рыболовства и промысловой охоты: река и тайга кормили здесь человека не в пример более щедро, чем земля. У переселенцев постепенно формировался новый хозяйственный уклад: земледелие и скотоводство приобретали подсобный характер, а на первое место выдвигались рыболовство и охота.

В 1855 году русские крестьяне-переселенцы прибыли на левый берег Амура в составе Третьего отделения Второго сплава. Официально первым заселением  Амура считается 1857 год, т. к. оно было массовым и планомерным, но настоящими пионерами и первопроходцами, отважно оставившими свои дома и земли ради  покорения новых земель, стали  51 семья иркутских и забайкальских крестьян. Их не остановила неизвестность амурского края и тяжесть еще не опробованного пути. Среди малочисленной партии героев-переселенцев были и мой предок Щербаков Сергей.  Уже в этих краях он сочетался законным браком с моей прабабушкой  Рене Ириной. Кто она, каких кровей, мне неизвестно.

Левый берег Амура был почти безлюден. Лишь вблизи реки Зеи, ниже по Амуру, располагались маньчжурские, даурские и дючерские селения. Задача правительства была заселить  недавно присоединенные к России земли русскими крестьянами. Началась компания, обещающая «Землю Обетованную и убеждающая народ в том, что через 10-15 лет по Амуру протянется золотая цепь цветущих колоний» (И. П. Шульгин). Народ поверил что «на Амуре реки текут медовою сытою, в кисельных берегах: бери ложку и ешь!»

29 апреля 1855 года 35 барж и  плоты со скотиной двинулись по Шилке, а затем по Амуру. Командовал сплавом полковник М.С. Корсаков. Под его руководством  переправлялся сводный казачий полубатальон, а также научная экспедиция, организованная Сибирским отделением Русского географического общества  Ричарда Карловича Маака (1825-1886).

С ними отправили небольшое количество иркутских и забайкальских крестьян, в виде пробной партии. Сохранилось письмо Н.Н.Муравьева обращенное Запольскому П.И.(личный адъютант Муравьева, его «правая рука) от 29 ноября 1854 года в котором он сообщает, что из отобранных Запольским 50 семей он выбрал 22 семьи, а остальные «поручил избрать чиновнику особых поручений Михаилу Сергеевичу Волконскому. А как избранные к переселению (в том числе пять семейств (47 человек) из Иркутского округа) последуют до пристани на реке Шилке на обывательских подводах, то Ваше превосходительство не оставите сделать зависящее распоряжение, как о приготовлении нужных для следования переселенцев лошадей, так и о внушении жителям тех мест..., чтобы они сооказывали возможное к успешнейшему следованию переселенцев содействие»

Михаил Сергеевич Волконский лично беседовал с каждым из крестьян,  и, учитывая состояние их здоровья, а также материальную обеспеченность и количество рабочих рук, отобрал 51 семейство, а точнее 481 человека (271 мужчин и 210 женщин). Передвижение осуществлялось за счет казны, крестьян снабдили хозяйственными предметами и дали по 50 рублей на семью, а еще освободили от рекрутской повинности.  Сверх того  им был оставлен сплавленный скот, пожертвованный иркутским купцом Пермяковым: 136 лошадей, 217 голов крупного рогатого скота, 92 овцы и достаточное количество домашней птицы.

 Михаил Волконский готовился к сплаву в течение зимы 1854-55 года: закупил продовольствие, табак, свинец, порох, оконное стекло, весы и т.д. Переселенцы были всем обеспечены. Все было продумано до мелочей. Но, несмотря на это, сплав происходил в жутких условиях.  Началось передвижение  во время спада весеннего  паводка. Река разлилась и постоянно учиняла препятствия. Амур  не был исследован.

Проведенные в Амурской области знаменитые экспедиции Маака, Миддендерфа, Максимовича и других, принесли пользу в области научных исследований, но обработка собранных во время экспедиций материалов затянулась на года. Труды экспедиций зачастую появлялись в недоступной для людей форме, на немецком или английском языках. Некоторые труды издавались на протяжении десятков лет, их авторы заслужили степени, получили признание за границей, но их слава и достижения никак не отразились на тяжелой жизни простых людей, столкнувшихся со стихией дикого Амура лицом к лицу. Если наши прадеды знакомились с коренными народами удских и гилякских племен в реальной повседневной жизни, то ученые изучали их по останкам. Так, в Берлинском университете  у Вихрова можно было увидеть интересные коллекции гилякских черепов с Амура, которых не имели русские университеты, даже Московский.

В середине мая вода спала, одни баржи садились на мель, а другие уносило далеко вниз по течению. Крестьяне плыли на 12 баржах. Баржами называли четырехугольные некрашеные тяжелые ящики, при каждом порыве бокового ветра они устремлялись к берегу, срываясь с шестов. И здесь, на широком, торжественно-спокойном Амуре, они уродливо садились на мель, и все 15-20 человек должны были с криками лезть в воду и большими усилиями сталкивать ее с мели. Иногда на это уходили целые сутки, а иногда сойдя с одной мели, баржа садилась на новую…

Скотина плыла на отдельных плотах. А сено сплавляли отдельно от скота. Делали это, чтобы не причаливать лишний раз к берегу и плыть быстрее. Сено развозили на лодках, и часто невозможно было доставить его на плоты со скотом. Скот начал падать от голода. До Албазина пало 280 голов, остальных животных удалось спасти только благодаря тому, что баржи причаливали по ночам к берегу и скот выпускали пастись на берег.    

Ни хорошие погодные условия, ни горячая пища, свежие овощи, чай и водка  не спасли людей от тифа. При переселенческом отряде был врач и фельдшер. Только благодаря их предприимчивости из большого количества заболевших тифом умерли только двое.

Амур в этих местах очень широк. Только пресная вода напоминает о том, что это река. Крупные морские волны долго не успокаиваются от устойчивых, холодных, продолжительных ветров, которые дуют здесь большую половину года по несколько суток подряд, а густые туманы создают свой особенный влажный климат. Неисследованные места и незнание климата сделали свое дело — разливы Амура затопляли поля и деревни переселенцев, сносили избы, стога сена, рушили все, что было выстроено и выращено с такими усилиями.

Амур вытеснял крестьян, и они были вынуждены переносить свои села выше, на места, где их не достигнет вода. На расстоянии 400 верст между Уссури и Хинганом из 12 сел шесть были совершенно оставлены жителями, четыре перенесены на новые места и только два остались на первоначальном месте.
К наводнениям добавились продолжительные проливные дожди. Они отнимали последние надежды на урожай... От них страдали не только люди, но и скотина. Выросшая на сухих степных пастбищах, она ходила среди высокой сочной травы болотистых лугов и возвращалась домой голодная и еще более отощавшая. Множество скота погибло, пока по истечении времени не образовалась особая порода, приспособленная к местным условиям.

Переселенцы прибыли на назначенные места лишь осенью, когда не было возможности вырастить корм для скота. Поэтому большое количество привезенной из Забайкалья живности была съедена зимою, другая подохла, и к весенней пахоте скотины почти не осталось.

В первое время  селились в землянках и плетеных из хвороста мазанках, плохо защищавших от ветров и холода. Избы строили даже из плотов, на которых сплавляли скотину. Среди жителей начались тяжелые болезни, такие как оспа и даже тиф. Вследствие лишений, отвратительных гигиенических условий, антисанитарии и врачебной беспомощности, болезни приняли массовый характер. В первую зиму была сильная смертность, особенно среди детей. Тот рай, о котором они мечтали, собираясь на Амур, для многих из них через несколько месяцев по прибытию обратился в могилу.

История сохранила данные, что в 1856 году в Усть-Зейском посту из 100 казаков умерло 29 человек. Из крестьян, поселенных на одном из островов Нижнего Амура, уцелел только один человек. Все остальные умерли от тифа.

Проблемы были и с дорогами. Из-за их отсутствия поселки оказывались совершенно изолированными друг от друга. Продукты питания завозились сюда лишь раз в год.

Переселенцев неспроста отбирали по состоянию здоровья. Перенести трудности пути и обоснования на новом месте мог далеко не каждый. Земля была дикой, заросшей лесами и кустарником. Чтобы превратить ее в плодородную долину, нужно было выкорчевать леса  и хорошо вспахать целину, а часто и осушить от болот.

«Недостаток средств, болезни, усиленная смертность, в особенности между детьми, падеж скота — вот, — говорит в своей книге Приамурский генерал-губернатор г. Унтербергер, — неизменные спутники, сопровождавшие переселенцев, приходивших часто нищими и разоренными в новые места поселения, где тотчас же приходилось браться за усиленную работу по домообзаводству и обработке нетронутой земли».

И ко всем этим трудностям прибавлялись новые. Тучи мошек (гнуса) напоминали настоящую египетскую казнь. Это трудно было выносить не только людям, но и животным. Спасаясь от тьмы насекомых животные бросались иногда в горящие костры.

На долю первых поселенцев ложились и государственные повинности. Например, они обязаны были доставлять лес для казенных и общественных нужд по заниженной цене, а также брать на себя плату за сплав казенного груза, подводную перевозку почты и чиновников.

«Почему-то с первого же года водворения русских селений на Амуре там не были  устроены хотя бы небольшие почтовые станции. Возка почты и курьеров была возложена на жителей, которых это отрывало от работ по устройству хозяйства и, следовательно, разоряло... Будь на каждом посту хоть по три лошади и по три человека, это дало бы возможность возить почту и курьеров — если не верхом, то бичевою на лодках, гораздо скорее, чем на людях бичевою же. Да и немедленно были бы набиты вдоль берегов кратчайшие тропинки от одного селения к другому, а у самой реки хоть какие-нибудь бичевники» (Венюков)

Но жизнь продолжалась, заключались браки, рождались дети. На выделенные правительством ресурсы строили в селах церкви и школы.
«..Церкви существуют пока только в двух селениях: Богородском и Михайловском. Эти последние люднее и обстроены лучше других. Если судить по замечательному количеству домов, по внешнему виду села, разбросанного по горе и разделенного оврагом на две половины — крестьяне поселились лучше. Обеспеченные гарантирующими их льготами, они скоро успели выстроить хорошие, теплые дома с надворными строениями, имеющими законченный вид. Много расчистили леса, завели пашни, раскопали огороды и второй год уже успевают продавать в Николаевске картофель и другие овощи, хотя расстояние до города заметно большое, около полутораста верст. Выгода новых мест жительства по сравнению с оставленными местами Родины остается, конечно, на стороне последних, но крестьяне довольны отчасти и остановились на довольно заманчивых преимуществах от рекрутчины и всяких податей. В Больше-Михайловском даже выстроен дом для сельской школы, сооружена большая и поместительная церковь, крестьяне живут в довольстве, едят сыто и сладко. Все другие крестьянские селения малы и только как будто зачатки будущих больших сел (таковы в особенности Ново-Михайловское, Воскресенское и Иркутское). Все они расположены один от другого в замечательно равном расстоянии в сорок верст» (Живописная Россия)

Не смотря на удаленность от центра России, селение Больше-Михайловское не раз было описано знаменитыми людьми того времени. Путешествующий по Амуру художник Е.Е. Мейер в 1857 году в своих письмах отметил, что недалеко от Больше-Михайловского (мыс Поворотный) гиляки строят свои лодки, т. к. здесь имеется крупный и годный лес. Выявлено здесь и месторождение угля. На мысе художник нашёл какую-то старую прямоугольную яму, в которой успела вырасти большая и уже старая лиственница. Возможно, эта яма – след пребывания на мысе русских. Ученые подозревают, что именно здесь располагался поисковый отряд Пояркова. Лучшего места для зимовки, чем на мысе Поворотный, казакам-поярковцам было не найти.

Основными занятиями крестьян были земледелие и рыбная ловля. Ставились снасти из простых жердей с привязанными к ним на веревочках толстыми железными крючками или удочками, без всякой приманки. И рыба ловилась - так ее было много! Иногда перегораживали легкими сваями какую-нибудь небольшую речку, впадавшую в Амур, и тогда ниже изгороди, в небольшом омуте, скоплялось множество мелкой рыбы, которую ели безотлагательно, тогда как крупные породы, пойманные в самом Амуре, часто солили впрок.

За два года с момента основания села Больше-Михайовское преобразилось новыми постройками. По распоряжению Первого военного губернатора Приморской области П.В. Казакевича  в 1859 году здесь была построена миссионерская школа на единовременно собранные по подписке 1000 рублей, специально для гиляцких (нивхских) мальчиков.  В исторических документах она значится как «наиболее замечательная школа, существовавшая на Амуре».  При просторном высоком Михайло-Архангельском храме параллельно строилась церковно-приходская школа для русских детей.

Нередко история села связана с его местоположением. Недалеко от Больше-Михайловского возвышается скала Тыр, Амур мчится мимо нее с поразительной быстротой. Возле Тыра ходят стада крупного морского зверя белухи (разновидность кита), семга, горбуша, огромные сомы... Места здесь глубокие, сильные и холодные ветра дуют сутками, не прекращая. Не каждый казенный пароход может противостоять им и после долгих сопротивлений оказывается прибитым к берегу сильными волнами. Тем более причаливают к берегу почтовые, пассажирские и купеческие лодки. Одним из совершивших  незапланированную остановку был катер преосвященного Иннокентия, архиепископа Камчатского, Курильского и Алеутского.

Сохранились воспоминания современников: «Шестнадцатого июля 1860 года около 9 часов утра, пароход Амурской компании «Граф Муравьев-Амурский», на обратном пути из Благовещенска, подходил к селению Богородскому. Несмотря на крепкий, порывистый и противный ветер, бойкий пароход быстро летел вперед и уже поравнялся с нижним концом селения, как какой-то человек, стоявший на берегу возле небольшого катера, сильно качаемого волнами, поднял высокий шест с белым платком. Командир парохода понял сигнал, дал к берегу и остановил машину. К пароходу подплыла лодка со священником, который от имени преосвященного Иннокентия, архиепископа Камчатского, Курильского и Алеутского, просил взять на буксир катер Его Преосвященства, уже несколько времени стоявший у селения Богородского за противными ветрами и страшным волнением реки. Через несколько минут катер архиепископа, привязанный к пароходу, быстро помчался вниз по реке.

Около 12 часов пароход бросил якорь у села Больше-Михайловского. Раздался звон колоколов: архипастырь, сопровождаемый своей свитой и почти всеми пассажирами парохода, отправился в церковь. На обратном пути оттуда, Его Преосвященство зашел в одно здание лучшей наружности, чем другие, окружающие его здания. Отворилась дверь… Стройный хор из нескольких детских голосов пропел гимн: «Днесь благодать Святого Духа нас собра». Здание, в которое зашел преосвященный, было гиляцкое училище; дети, пропевшие гимн, были гиляцкие мальчики-христиане, воспитывающиеся в этом училище» (Г.В. Смерть католического миссионера Де-ля Брюньера. Журнал «Амур», №18 за 1860 г., с. 789-796)

Образование в школе проходило по программе элементарных училищ, как написано в архивных документах «Данные по Отчетам». Кроме первоначального учебного курса, мальчики обучались в ней сельскому хозяйству, огородничеству и ремеслам. Несмотря на то, что русские и гиляцкие дети учились отдельно, программа была равная для всех.

В 1870 г. в Больше-Михайловской школе, устроенной приходским попечительством, преподавание заключалось в следующем: знакомство с Законом Божьим и кратким катехизисом по «Начаткам христианского учения», объяснение молитв и заповедей, чтение с толкованием и объяснением прочитанного и начала грамматики при чтении. Использовались руководства по чтению «Книга для чтения и практических упражнений в русском языке» Паульсона и «Детский мир» Ушинского. Вероятно, так же велось обучение и в миссионерских школах, по тем же учебным пособиям, поскольку других, написанных на родном языке, не было. Как дети местных народов постигали школьные науки на русском языке, в отчетах не сообщается. Видимо, преподавателям приходилось «ревностно» изучать гольдский язык. В селении Больше-Михайловском детей обучал сын урядника Василий Медведев, выпускник Николаевского городского училища.

С 20 августа 1871 г. миссионером гольдской миссии был назначен иеромонах Тихон. Он окормлял Михайловский приход  и находящуюся там гиляцкую школу. В свое время, вместе с этой школой, на средства миссионерского общества был построен пансионат для проживания гиляцких детей: 15 воспитанников находились на полном содержании школы в течении 3-х лет.

В начале амурской жизни, когда общество было особенно заинтересовано обустройством Амурского края и получало поддержку в администрации, Больше-Михайловская школа, несмотря на недостаток учебных пособий и преподавателей, была на хорошем счету. В 60-х годах интерес к Амуру ослабел, преувеличенные надежды не оправдались, и край подвергся духовному запустению. В 1872 г. обе школы в с. Больше-Михайловском (и гиляцкая, и приходская для русских детей), не получая никакой поддержки, были закрыты по предписанию военного губернатора. (РГИА ДВ. Ф. 1 Оп. 1. Д. 463. Л. 3.)  А бывший попечитель школы, купец А. Иванов, еще долго ходатайствовал об открытии за его счет в Больше-Михайловской первоначальной школы для совместного обучения русских и инородцев.
 
Появление русских на берегах Амура положило начало множеству изменений как бытового, так и социального характера в жизни его коренных народов. Они мирно приняли поселенцев, разделив с ними свои охотничьи угодья и богатые рыбой речные заводи. Однако менять свою жизнь по образу и подобию русских людей не спешили. Да в том и не было особой надобности: царское правительство считало, что вовлечение «туземцев» в общеэкономическую и культурную жизнь Дальнего Востока — дело долгосрочное и малоперспективное. Хотя в товарно-денежные отношения территории местные жители волей-неволей вовлекались. Прекрасные рыбаки, нивхи, ульчи, нанайцы, орочи оказались весьма востребованными в рыбном промысле, который с приходом русского населения стал стремительно развиваться. Накануне Первой мировой войны Нижний Амур превратился в крупнейший рыбопромысловый район российского Дальнего Востока. Здесь вылавливалось до 46 процентов всей рыбы этого обширного региона.

Родословная             
          
Благодаря Метрическим книгам Михайло-Архангельской церкви можно проследить историю жизни крестьян.  Внесенные в Метрическую Книгу имена и фамилии дают возможность потомкам проследить  родословную.  Например, Алена Драгунова   узнала, что братья Пашкеевы: Василий, Симеон, Прокопий и  Зиновий, вместе со своими семьями проделали тот самый героический путь по Шилке и  Амуру и приняли на себя все трудности основания сел Богородское и Больше-Михайловское.. Её прапрапрадед Василий Андреевич Пашкеев был одним из устроителей  школы для гиляцких мальчиков и  Михайло-Архангельской церкви, его старшая дочь Евдокия вышла замуж за дьякона этой церкви Василия Васильева Сизых, а поручителем при венчании был купец А. Иванов, который с 1873 года ходатайствовал об открытии церковно-приходской школы для гилякских мальчиков. Василий Андреевич возил на обозе в Николаевск  овощи на продажу (150 км в один конец), поднимал хозяйство и малых детей. Только в Михайловском они с моей прапрапрабабушкой Татианой родили Акулину, Екатерину и Василия, женили двоих сыновей и двух дочерей.

Они ничего не боялись. Не боялись работы и трудностей и были за это вознаграждены. Положив много сил на освоение Нижнего Амура, в 1864 году они под руководством Шкота на судне «Гиляк» перебрались во Владивосток, чтобы основать новое село и положить начало новой жизни. И на новом месте они достигли еще больших успехов.

А о своих родственниках я смог узнать следующее.  Сергей Щербаков именно в этих краях венчался с Ириной Рене, и у них родились три сына  и две дочери.  Сергей оказался очень оборотистым мужиком,  работящим, и скоро выбился в местные купцы.  Имел лавки не только в Больше-Михайловском, но и в Николаевске-на-Амуре. Именно там он пристрастился к злоупотреблению алкоголем (порок многих Щербаковых) и игре в карты. И спустил практически все нажитое. Но старший сын Михаил (1874 года рождения) взял управление отцовским бизнесом на себя, и со временем вернул все нажитое отцом. Так что к тому времени, когда подросли младшие Гавриил (1882 года рождения) и Иван (1984 года), они уже могли строить свою жизнь более свободно. 

У Михаила из 11 детей  до взрослого состояния дожили сын и дочь, у Гавриила - 11 детей, у Ивана – шестеро. Пятым ребенком в этой семье был мот отец Константин. По метрическим книгам он 1921 года рождения, а по паспорту – 1922 года.  В 1931 году три брата попали под раскулачивание по доносам завистливых соседей лишь на том основании, что в семьях были лошади.  Хотя какой кулак мой дед Иван, засольщик рыбы, это весьма уважаемая на нижнем Амуре рабочая профессия.  Все дети в семье были работящие, помогали родителям, отсюда и достаток в семье. Но семья моего деда, за исключением старшей дочери Сони, которая к этому времени жила отдельно в Николаевске, была сослана на спецпоселение в село Чля на озере с таким же названием,  где и прожила до 1945 года.  В 1940 году Ивана реабилитировали, как и его брата Гавриила, но последнего посмертно, так как в 1938 году он был арестован и расстрелян в застенках Николаевского НКВД.

После реабилитации отца смог поучить среднее специальное образование мой отец, который окончил Николаевское педагогическое училище, и всю жизнь проработал учителем, из них 25 лет директором школ в поселках Оглонги и Херпучи района имени Полины Осипенко Хабаровского края.

Закончить свой рассказ о родном селе моих предков хочу снова о человеке, во многом благодаря которому появилось на правом берегу Амура село Больше-Михайловское – о Михаиле Сергеевиче Волконском.  В 1853 он был произведён в коллежские секретари. В 1856 из Монголии прибыл в Петербург в качестве курьера. 26 августа того же года, в день коронации императора Александра II, послан в Сибирь с Высочайшим манифестом о прощении декабристов. Согласно именному указу Александра II от того же числа Волконскому был дарован княжеский титул, принадлежавший его отцу до осуждения по делу декабристов.

В 1857 Михаил Сергеевич перешёл на службу на Кавказ, где был назначен в Комиссию по разбору пограничных дел с Персией. Затем состоял чиновником особых поручений при наместнике Кавказа князе А.И. Барятинском, был прикомандирован к войскам правого крыла Кавказской армии, находился на передовых Закубанских постах.

Возвратившись в Петербург, был назначен помощником статс-секретаря Государственного совета по Департаменту законов, состоял в этой должности 14 лет.

Являлся членом Комиссии для составления законоположений о преобразовании судебной части. Перевёл на русский язык и опубликовал "Устав итальянского гражданского судопроизводства" и "Наказ судебным установлениям Итальянского королевства".

Вот таким неординарным человеком был Михаил Волконский.  Очень жаль, что уже много лет как исчезло с лица Земли большое и богатое село, в названии которого было имя Михаила.  Было еще в низовьях Амура несколько сел с таким названием – Ново-Михайловское, Средне-Михайловское, Мало-Михайловское, Серго-Михайловское.  О них осталась лишь память у потомков тех людей, кто осваивал эти земли во благо государства Российского.