Где еврею хорошо, глава 15

   Как потом объяснила крёстная, вечером, после его отъезда, маму разбил паралич, и к утру она умерла. И никто не знал адреса, чтобы оповестить Толю. Он сходил на свежую могилу, попрощался с матерью и того же дня уехал. Не смог остаться ночевать в опустевшей хате. Там каждый закоулок до боли родной, однако, без мамы – это уже не дом.
   
   Так получилось, что в Сенчу Анатолий Иванович снова приехал лишь двадцать пять лет спустя.
   
   Постаревший, поседевший он ступил на родную землю в половине восьмого утра. Солнце уже поднялось высоко, несмотря на сентябрь, загорался по-настоящему летний день.   
   
   Сначала хотел было зайти поклониться старой хате, однако ноги сами понесли под гору по крутой стежке – там кладбище. Там лежит мама.
   
   Говорят, не там её надо искать. Но откуда он знает, в каких небесных сферах отдыхает её уставшая душа. Но точно знает, что вот она лежит в двух метрах от него. И, как эмбрион, пуповиной чувствовал эту физическую связь. Предательские слёзы подкатили к горлу. Он крепко сжал кулаки и напрягся, чтобы не пустить их дальше. Память должна быть светлой. Только светлой. Нельзя слезами огорчать её душу. Сама же говорила, что от слёз там сыро…
   
   Перевел взгляд на фотографию в центре креста, где мама ещё молодая. Смотрел на нее, она смотрела на него. Глаза что-то говорили. Плохо ей? Хорошо? Хотя, признаться, он всё прекрасно понимал. Она спрашивала, почему бросил её двадцать пять лет назад? Почему не приехал на похороны? И вообще, почему так долго не приезжал?
   
   А действительно, почему так долго не приезжал? Все эти годы его душу не покидало ноющее чувство вины перед мамой. И он боялся встречи с ней. Даже перестал заглядывать в семейный фотоальбом. Но когда стало совсем невмоготу - бросил всё и поехал.
   
   И вот склонил виноватую голову перед крестом и непроизвольно опустился на колени. Прощения не просил, потому что меньше всего в этот миг хотел походить на возвратившегося блудного сына. Понимал, что в его возрасте выпрашивать прощения несерьёзно. Пришло время расплачиваться за грехи молодости, которые как больные зубы, воспаляют душу, накручивают боль. Иммунитет его души, видимо, надорвался и оставил её с этой болью.
   
   Анатолий Иванович молчал. Всякие слова и мысли были неуместны, и он их отгонял, чтобы не отвлекали. Только он и мама. Не помнил, сколько так длилось, но вдруг совсем неожиданно он ощутил облегчение и даже тот удивительный покой, который бывает только в детстве, когда рядом молодая мама, когда цветут вишни в саду. Он поднял голову, огляделся.
   
   Кладбище разделено на две половины. Одна половина – без крестов с еле обозначенными покрытыми травой могилами. Там похоронены все умершие от голода в 1933 году. Где-то там его бабушка с дедом, трое маминых братьев и сестра. Выжили мама и тётя Валя. Тётя Валя тоже уже покоится на кладбище в Киеве. Всех лечила, а сама заболела гриппом и умерла от пневмонии.
   
   Анатолий Иванович пошел так называемым новым кладбищем, где на могилах кресты и оградки. Через несколько шагов наткнулся на могилы Зиновия Семеновича и Марины Яковлевны Зеленских. Дядя Зяма. Бывшие соседи. Когда Толе исполнилось лет семь, он спросил у мамы, почему она называет его Зямой. Она удивленно посмотрела на него и сказала:
   
   - Так они же евреи.
   
   - И тётя Марина?
   
   - Да.
   
   - И Майка с Зойкой?
   
   - Все они евреи.
   
   - А почему они евреи? – недоумевал Толя.
   
   - Потому что мать и отец их были евреями.
   
   Толя так и не понял, почему Зеленские евреи. Ничем они не отличались: ни внешне, ни разговором. Вон с Володькой цыганом все понятно: сам чумазый и постоянно ходит с кнутом. Зеленский заведовал птицефермой, а Марина Яковлевна - учительница. Майка и Зойка ходили с Толей в первый класс. И он решил: «Наверное они евреи потому, что у них губы постоянно вымазаны зеленкой».
   
   Рядом и могила Володьки цыгана. Получается, что и на кладбище у них своя улица. Кажется, им здесь уютно. Тут же и тетя Оксана, крёстная мать. Даже здесь улыбается. После маминых похорон, Анатолий не стал продавать хату, а отдал старшей дочери крёстной: пусть живет со своим молодым мужем. Надеялся, что в будущем будет куда приехать и переночевать.
   
   Но задалось не так, как мечталось. Безработица погнала дочку с семьёй в Крым, крёстная пыталась найти покупателя на хату, но не нашла. Вскоре умерла. Улица опустела.
   
   До своей хаты Анатолий Иванович так и не дошёл. С возвышающегося кургана увидел на её месте пустырь. Кусты бузины густо обвил хмель, и зеленеют одичалые сливы. На бывших соседских подворьях – такие же развалины и такое же буйство дикой зелени. Красиво смотрятся с высоты, но подспудно зашевелилось щемящее ощущение, что снова пришел на кладбище…

  Продолжение следует.