А ты всё не идёшь...

Здравствуй, Нинушка!
 
Наконец-то ты откликнулась. Наверное, тебе нельзя было выйти из дому. Я же всё время ходил на почту, постою там и, как будто, тебя подожду, а ты всё не идёшь. Сначала спрашивал письма, а потом и перестал, думал, ты меня совсем забыла, всё ждал, когда ты снова вспомнишь обо мне. Почему ты такая  недогадливая?
А я не смогу объяснить своего молчания. Причины вроде гуманные, да страдания от этого не легче.

Ты знаешь, Нинушка, у нас такая ранняя весна, что уже всё отцвело, такого отродясь не бывало. Сегодня 30 апреля, а весны нет.
Миленькая моя, слишком долгая ниточка, чтобы найти в ней кончики да связать нить переписки. Я за эту ниточку и не переживаю, я боюсь только за то, чтобы не порвалась другая. Ищи эти кончики, да завязывай потуже, помни, что я тяну с одной стороны.

Я «хандру» давно выкинул из своего репертуара. Знаешь, Нинушка, не до хандры.
Знаешь, миленькая, что? Я тебя люблю. Люблю! И передай это твоей малышке.
О себе рассказывать слишком долго. После того, как я принял обет молчания, ничего особенного и не произошло. Дела обрадовались и навалились на меня со всех сторон. Кое-как отбиваясь, я с ними справился малыми силами.

Милая моя, как здорово, что ты мне снова написала, а то у меня от уныния нос прирос к бороде.
Я купил книжонку о Кириллове и воображал тебя монашкой, бродящей по тропинкам за стенами монастыря, представлял тебя и в келье.
О, какая ты была недоступная!               
             

            ***
Я был печален, словно ночь –
Писал рассветными лучами,
Печаль моя умчалась прочь –
Стихи от горя закричали.
               
Тебя я хотел бы увидеть.  Обнимаю тебя! Целую – твой Н. 
          
      
        ***
Пусть я не Бог!
Не я тебя лепил,
Но стала ты
Единственной из женщин,
Когда смогла
В моём огне обжечься,
Когда тебя
Я на смерть полюбил.
   
          Н. Чайковский.   30 апреля 1975 г.



Здравствуй, Нинушка!

Блаженство ты моё мучительное. Что же ты так долго молчала? Я сколького не могу теперь тебе рассказать.
Мне очень не понравились твои слова «Спасибо за всё». Меня не за что благодарить. Так говорят только при прощании навсегда, а у нас с тобой не было прощания и я не хочу, чтобы оно и было когда-нибудь.

Не знаю, суждено ли нам с тобой ещё увидеться, но я знаю, что то, что осталось у меня от тебя – осталось навсегда. У меня столько твоих взглядов, их бы хватило не на одну счастливую жизнь. А они все у меня. Я так и представляю: вот ты посмотрела на меня, да так, что свет от них не гаснет до сих пор. Какой мучительный, тревожный взгляд, от которого у меня до сих пор тревога на сердце.

А вот ещё одно чудо, когда Тамара что-то читала, не замечая нас, в час, когда мы расставались навсегда, - какой светлый, глядящий прямо в мою душу взгляд. И много, много их у меня. Ими я богат и счастлив. Я их все запомнил и ни одного не забуду. И это не только взгляды, а лёгкие прикосновения, а эхо, наверное, до сих пор летающее по лесу, - эхо наших голосов, окликающих друг друга.

Милая моя, да какие же письма об этом могут сказать? Правильно ты и сделала, что их сожгла. И эти жги!!! Не жалей...
Я хотел тебя спросить, Нина, да нет... нельзя...ты этого и не сможешь объяснить, это и необъяснимо.

Я очень рад, что у тебя появились новые силы, что у тебя всё благополучно, а за меня не переживай. Как-нибудь выкарабкаюсь из всей этой университетской суматохи. Летом хочу поработать у Ивана с Тамарой, заложить фундамент дома, да и вообще пожить с близкими людьми. 

Со мной ничего опасного не было, но если бы ты в это время прикоснулась ко мне пальчиком, - тебя бы убило током высокого напряжения.
Нам просто нельзя было расставаться, я тебе об этом много раз писал и не от  хандры и блажи. Но уж раз выжил, так делать нечего – живи дальше.
Тебя я хотел бы увидеть, покружить по лесу и дособирать лукошко, которое мы не смогли наполнить тем летом. Авось, подрастут грибы и ягоды вызреют. 


           ***
По болоту да по ягелю,
По тропиночке лесной,
По грибы или по ягоды
Шли с зобенькой мы пустой.

То ли леший путь наш высмотрел,
То ли черти занесли,
То ли ягоды не вызрели,
То ль грибы не наросли –
               
Ни гриба нам не досталося,
Ягодинки ни одной...
Видно зря мы целовалися
Под берёзой, под ольхой.

Ведь из лесу собиратели
Возвращалися гурьбой,
Каждый, даже не старательный,
Нёс зобенечку с горой.

А у нас – хотя б на донышке!
Ну и пусть пожурит мать –
Всё равно в глазах по солнышку
Будет у неё сиять.
               
            Н. Чайковский.      


Милая моя, любимая, не надо грустить. Я представляю, как ты пахнешь молоком, как жаль, что не я могу дышать тобой, твоим запахом.

Всё перечитываю твою летопись. Господи, миленькая моя! За что мы так наказаны таким большим счастьем? Береги свои силушки, миленькая, целуй свою доченьку  и ради Бога, не грусти. Не вина это наша, а несчастье, что мы можем только словами врачевать свои души.

Если вдруг поедешь в деревню этим летом, поклонись нашим соснам, послушай реченьку, но не разводи костра на том же самом месте, подожди меня. Не говори мне, когда ты поедешь в деревню. Я не должен этого знать, я это почувствую.               
               
               
      Целую тебя, любимая.  2 мая 1975 г.