Дождь

ДОЖДЬ
1.
Женщина брела под дождём. Её слёзы смешивались с каплями дождя и солёными ручьями скатывались по щекам. Она не вытирала их бесконечный поток и не пыталась скрывать. Впрочем, скрывать было не от кого – на улицах было пусто, люди попрятались от дождя. Наконец совсем промокнув и продрогнув, женщина зашла в первое же кафе. За стойкой с добродушным видом стоял пожилой мужчина. Услышав как звякнул колокольчик над входной дверью, он повернулся на звук и улыбнулся посетительнице. Вид женщины - мокрой и жалкой, не смутил его.
- Ай, сестра, ты совсем замерзла, иди сюда, – он вышел из-за стойки и повел её куда-то внутрь кафе, по дороге крикнув своему помощнику, чтобы присмотрел за залом. Она молча послушно поплелась за ним. Пройдя тёмный длинный коридор, бармен открыл дверь и жестом пригласил её войти. В кабинете за столом сидела молодая девушка и что-то ловко набирала на компьютере.
- Саида, дочка, - обратился к ней мужчина. – Наша гостья промокла, помоги ей. А я принесу что-нибудь выпить.
Саида вскочила со стула и подбежала к незнакомке.
- Да на вас сухого места не осталось, все до ниточки… - захлопотала она. Потом вытащила из шкафа чистый рабочий халат, достала плед и протянула это все женщине. – Вот переоденьтесь пока, а я принесу фен.
Когда Саида вернулась, женщина, закутавшись в халат и укрывшись пледом, сидела на диване, поджав ноги. Зубы её мелко стучали, глаза невидяще уставились в одну точку. На стуле висели её платье и нижнее белье, рядом на полу стояла сумочка. Со всего этого на пол уже натекла солидная лужа.
- Вы сидите-сидите, я сама вам волосы просушу. – Девушка включила фен и ловко прядь за прядью стала сушить волосы незнакомке. Волосы были короткие, и работа вскоре была закончена. Саида удовлетворённо полюбовалась результатом.
- Ну, вот, так-то лучше. А то и заболеть недолго. – В этот момент вошел бармен с подносом, предварительно деликатно постучав. На подносе стояли чайник, чашки с блюдцами и маленькие вазочки с вареньем. Он расставил все это на столе. – Саида, просуши одежду.
Девушка, взяв бельё и платье, быстро убежала. Мужчина разлил чай, а потом что-то ещё плеснул в чашки. По комнате поплыл дурманящий аромат.
- Это я коньяку добавил. Пей, - он протянул женщине чашку. – Как зовут тебя, сестра?
- Катерина, – это было первое слово, произнесённое ею за все время.
- Катюша, хватит плакать. А то и плед промочишь. Меня зовут Орхан. Это моё кафе. А Саида – дочь моя, студентка. Помогает здесь в свободное время. – Мужчина посмотрел на Катерину. Слёзы по-прежнему катились из её глаз, но она, казалось, и не замечала этого. Мужчина вздохнул и неожиданно громко рявкнул:
- Отставить слёзы!
Женщина вздрогнула, моргнула и слёзы, подчинившись команде, остановились.
- Помогло, - удивился Орхан, - и моей жене всегда помогает. Давай, пей чай.
Катерина отхлебнула глоток и зажмурилась. Блаженное тепло разливалось по телу. Она выпила чашку, Орхан налил вторую и молча наблюдал, как на её щеки постепенно возвращается румянец, а бесцветные глаза приобретают зелёный оттенок. Потом удовлетворенно констатировал:
- Жить будешь. С детьми всё в порядке?
Катерина кивнула.
- Значит, мужик. - Катерина снова кивнула, а Орхан продолжил. – Не стоим мы, мужики того, чтобы слёзы из-за нас лить. Ой, не стоим… А вы плачете…
- Он стоит…
- А что с ним? Умер?
- Не дай Бог! Пусть живёт.
- В тюрьме?
Катерина впервые улыбнулась.
- Нет, под судом и следствием не состоит.
- Ну, тогда не стоит, - резюмировал Орхан. – Согрелась?
- Да, спасибо тебе. – Женщина легко перешла на «ты». В этом простом кабинете она чувствовала себя спокойно, будто действительно сидела рядом с братом и обсуждала простую житейскую ситуацию. А и впрямь, в чём сложность? Ну, ушёл мужик. С кем не бывает?
- Мы познакомились с ним четыре года назад. Это было в Казани на конференции. Я давно на мужчин не смотрела, думала старая уже, зачем это нужно.
- Ты старая? – изумился Орхан. – Сколько же тебе лет?
- Тогда сорок семь было.
- Да я сейчас тебе бы столько не дал. Особенно теперь, когда согрелась. Смотри – зарумянилась вся, прямо девчонка. – Катерина слабо улыбнулась и медленно, словно подбирая слова, продолжила.
- Спасибо… Он очень красивый. Высокий, мощный, гордая осанка, взгляд орлиный. Артисты с такой внешностью обычно играют богатырей, горцев или борцов за независимость. Казалось, что если он поднимет руку и крикнет «Вперёд!», то все в едином порыве встанут и побегут за ним. Особенно женщины. – Катерина вдруг рассмеялась. Смех у неё оказался лёгким, будто колокольчики зазвенели. Орхан с интересом посмотрел на неё и пробормотал про себя: «Нет, ну чисто девчонка!».
- Знаешь, почему женщины? В него все влюбились. А когда он начал выступать, дамы вообще разрыдались, так трогательно он рассказывал про свою работу с больными детьми. Он любил и умел производить впечатление. Позже он говорил мне, что с детства мечтал стать артистом, даже прошёл сумасшедший конкурс в театральный, но в последний момент понял, что его дело – медицинская наука. Я уверена, если бы он стал артистом, то, несомненно, мировой звездой. – Катерина замолкла, погрузившись в себя. Орхан снова разлил по чашкам чай, изрядно плеснув коньяку. – Артистизм у него проявлялся во всем – словах, жестах, позах. Но он не играл, он просто был таким. Тогда у меня мелькнула мысль: «А ты будешь моим!». И стало мне так весело, такой азарт захватил, что захотелось вскочить и что-то предпринять. Я сама не понимала, какой чертёнок в меня вселился. Никогда не была соблазнительницей, а тут в голове план захвата рождается – стратегия, тактика, детали, подробности. Слава Богу, его не пришлось воплощать. Все оказалось проще. После ужина моя соседка по комнате предложила:
- Сегодня вечером Академик приглашает нашу делегацию к себе в номер на чай. Пойдешь?
- Какой академик?
- Ну, ты даёшь! Тебя разве не было на заседании днём? Он же выступал. Все только об этом говорят
- А что, он - академик?
- Пока только членкор, но мы его Академиком между собой называем. Пойдешь?
- Конечно, я уже сто лет не только с членкорами, но и с простыми членами не общалась. – Тут Катерина покосилась на Орхана – не слишком ли вольно она рассказывает? Но тот искренне улыбался, словно подбадривая её – давай, продолжай.
- Тем вечером всё и завертелось. Академик все время смотрел только на меня, вопросы задавал только мне. Я, как восточная женщина, глаз не поднимала, на вопросы отвечала, глядя в пол. Но когда мы встретились глаза в глаза, такой сумасшедший вихрь захватил меня, что показалось, будто я оторвалась от земли и  закружилась в космосе. Такое у меня было только однажды, в юности. – Катерина замолкла и вдруг снова зарыдала, громко, взахлёб, словно маленький обиженный ребёнок. Орхан вздохнул и решил прибегнуть к проверенному средству:
- Отставить слёзы!
Женщина снова вздрогнула и перестала плакать.
- Кать, не реви ты, - попросил Орхан. – А то душу прямо рвёшь. Выпей чаю.
Женщина послушно кивнула, по-детски вытерла ладонью глаза и взяла чашку.
- Остыл уже.
- Сейчас Саида нам поесть принесёт.
- Я не хочу.
- Увидишь – захочешь. А ты тоже учёная? На конференции ездишь.
- Я врач, невропатолог. А конференции – для повышения квалификации. Нужно же знать, что в науке творится. Интернет – интернетом, а там живое общение. – Катерина вздохнула и задумалась о своём.
В дверь постучала и вошла Саида. В руках она несла высушенное и выглаженное платье.
- Так скоро? – удивилась Катерина.
- У нас здесь маленькая прачечная и сушилка есть. Вот, все готово.
Орхан поднялся и взял со стола поднос.
- Ну, приводи себя в порядок, я скоро вернусь.
Катерина взяла одежду. Саида деликатно отвернулась, когда она надевала бельё и натягивала узкое платье. Женщина повернулась к ней спиной и попросила:
- Молнию застегни, пожалуйста.
Длинная застежка начиналась от ягодиц и доходила до шеи. Молния по моде была пришита поверх платья, и эта деталь как-то особо подчеркивала изгибы её фигуры. Сейчас Катерина уже не была похожа на мокрую курицу на последнем издыхании. Перед Саидой стояла эффектная женщина. Рост выше среднего, каштановые волосы со светлыми прядями живописно легли в причёску «ураган в лесу», тоска в зелёных глазах сменилась тайной глубиной, полные губы с чуть опущенными уголками готовы были сложиться в улыбку.
Саида ахнула:
- Вау, как здорово! Я бы вас и не узнала, мимо прошла!
- Спасибо тебе, девочка! Ты сама не знаешь, что вы с отцом сделали для меня. – Катерина притянула её к себе и обняла. Помолчав, добавила – Возродили из пепла. Дождь затушил пожар, а вы оживили мёртвый пепел.
За дверью раздался голос Орхана:
- Девушки, если готовы, откройте дверь, у меня руки заняты.
Поднос в его руках был в два раза больше прежнего. На нём теснились тарелки разных размеров. Саида подскочила к отцу и стала ловко раскладывать всё на столе. Через минуту она позвала:
- К столу, пожалуйста!
В глубоких тарелках была аришта (суп с лапшой и фасолью, хорошо разогревает при простуде). Орхан специально её заказал в соседнем кафе.
- Поешь обязательно! Любую простуду прогонит! – тут он внимательно взглянул на Катерину и снова удивился. - Катюша, ты прямо как в цирке: раз! – и общипанный цыплёнок превратился в лебедя.
Они сели за стол и, вопреки ожиданиям, Катерина с аппетитом быстро съела суп.
- Давно не ела ничего? – участливо спросил мужчина. Сам он едва положил в рот вторую ложку.
- Не помню. Да я и не хотела, только вот сейчас… Вкусно очень. Спасибо вам.
- Смотри сколько всего – рыба, салаты, кутабы. Ешь, пожалуйста, - сказал Орхан, с аппетитом уплетая содержимое блюд. Не отставала от него и Саида. Было видно, что в этой семье любят и умеют готовить и есть. На первый взгляд Саида, стройная, тонкая, высокая девушка, должна была бы быть исключением, но она ела наравне с отцом, только по-женски более изящно. Она была из тех счастливых натур, про которых говорят «не в коня корм». По крайней мере, в ближайшее десятилетие ей не грозили ни лишние килограммы, ни диеты. Катерина молча наблюдала за ними, ощущая, как в душе у неё растёт горячее чувство благодарности и любви к этим людям. Есть она больше не могла, хотя вид и аромат блюд на столе способен был соблазнить любого.
- Я бы вина выпила, - неожиданно для себя сказала женщина. Саида взглянула на отца, он едва кивнул. Девушка достала из шкафа бутылку красного вина, два бокала для Катерины и отца, и быстро извлекла пробку из горлышка бутылки. Орхан наполнил бокалы и произнёс:
- За тебя сестра! Пусть в душе у тебя живут радость и любовь!
При слове «любовь» глаза Катерины наполнились слезами, и она хотела отставить бокал, но потом овладела собой, улыбнулась и залпом выпила. Орхан внимательно наблюдал за ней, а когда глаза их встретились, сказал:
- Рассказывай, сестра.
Катерина посмотрела на Саиду, словно спрашивая: «Ей стоит слушать?». Мужчина кивнул:
- Да, пускай слушает.
- В тот вечер, проводив меня до номера, Академик спросил: «Завтра последний день конференции, заканчиваем рано. А вы уже видели город? – и, не дожидаясь ответа, предложил: - А что если мы вместе погуляем и осмотрим достоприме-чательности?».
- У меня самолет в два ночи. До полночи я совершенно свободна.
- А у меня в три, значит, я смогу вас ещё и на самолёт посадить.
Потом я узнала, что самолет у него был в три часа дня, и организаторы сбились с ног, меняя рейс на ночной. Утром после его заключительного слова мы сбежали в город. Сбежали в прямом смысле, так как Академика всегда окружала толпа людей: коллег, интересующихся его работой, и просто любителей сфотографироваться со знаменитостью. Академик всегда умел сыграть как дореволюционного доброго профессора, похлопывающего собеседника по руке и обращавшегося «батенька», так и холодного современного учёного, к которому и подойти-то неловко без важного дела, не то что просить сфотографироваться рядом. Мы провели чудесный день, ходили по улицам, даже зашли в местный музей, гуляли по набережной Волги, вместе пообедали и поужинали, а потом поехали в аэропорт. Уже через час нашей прогулки мы обращались друг к другу на «ты», много смеялись, рассказывали какие-то истории и анекдоты. У меня было ощущение, что я всегда знала и любила этого человека, так просто и легко было нам вдвоём. А в аэропорту он сказал мне те же слова:
- У меня чувство, что я знал и любил тебя всю мою жизнь. Только мы почему-то не встретились раньше.
- И что же нам делать? Мы живём в разных странах, у тебя работа, семья, дети, внуки. У меня тоже работа, сын.
- Да, в разных странах, но от тебя и от меня до нашей общей границы всего по три часа езды. Я что-нибудь обязательно придумаю, ты подожди, Кэт.
Тогда на прощание он поцеловал меня, и я поняла, что даже если ничего больше и не случится, то этот день всё равно останется одним из самых ярких и счастливых дней в моей жизни.
Саида сидела, замерев и даже приоткрыв рот от внимания. Ещё никогда ей не доводилось слушать любовные откровения взрослой женщины, только болтовню подружек. Разговоры про любовь были не приняты в их семье, а тут они вместе с отцом слушают такую захватывающую историю, где есть любовь, измена и дело, наверное, дойдёт и до секса. А ей-то что – отец сам разрешил, не станет же он выгонять её из кабинета на самом интересном месте, как когда-то гнал от телевизора во время экранных поцелуев или намёков на интим. Саида улыбнулась про себя, предчувствуя внутреннюю борьбу отца, и решила ни под каким предлогом не выходить из комнаты. Катерина тем временем, немного помолчав, продолжила.
- Он позвонил на следующий же день и спросил, работаю ли я по субботам. Если да, то необходимо изменить расписание, так как мои субботы и воскресенья теперь будут принадлежать ему. Я опешила, так как ещё даже не успела осознать нашу встречу, а он уже что-то решает, причём за нас двоих. Но с другой стороны, мне совершенно не хотелось сопротивляться той волне счастья, которая меня накрыла с головой. По субботам я не работала. Сын, уже давно взрослый и самостоятельный, не раз деликатно намекал мне, что пора заполнить мою личную жизнь. Так что препятствий не было, если конечно, не считать семейный статус Академика.
- В следующую субботу в десять утра, я буду ждать тебя на границе.
- А потом?
- Увидим.
Вот и весь наш первый разговор. Я знала, что поеду, знала, что приму любые условия, знала, что хочу это сделать и сделаю. – Катерина замолкла, почувствовав возникшее напряжение в комнате. Она посмотрела на Орхана и его дочь, и вдруг шестым чувством поняла, что история находит какой-то отклик у отца. И женщина резко сменила тему. – Наверное, уже поздно. Я, пожалуй, пойду, да и дождь давно закончился. Спасибо вам за всё. Сегодня я встретила двух родных людей.
- Что случилось, сестра? – Орхан успел овладеть собой и расслабился.
- Я завтра приду, даю слово. Я пока всё равно не работаю.
- Это правда? Вот возьми на всякий случай, - Орхан протянул визитку.
- Спасибо, - Катерина порылась в сумочке, отыскивая свою. – Я действительно приду, потому что мне ни к кому не хочется идти, кроме вас.
Она обняла Саиду, потом Орхана и направилась к двери.
- Подожди, Катя, я провожу.
На улице уже стемнело. У входа в кафе стояло «дежурное» такси, такие есть почти у каждого заведения. У таксиста с хозяином обычный договор – поставлять друг другу клиентов, такой вот симбиоз. Орхан открыл дверцу и сказал:
- Октай, это наша гостья. Довези куда надо.
Таксист широко улыбнулся:
- Добрый вечер, не волнуйтесь, доставим быстро и качественно, -действительно, через несколько минут Катерина была уже на месте, а таксист денег не взял, сказав, что все уплачено.

2.
Дома женщина прошла в гостиную, села в кресло и обвела глазами комнату. Такого беспорядка и какой-то невысказанной скорби эта комната не видела ни разу. Ещё утром всё здесь соответствовало состоянию хозяйки, но сейчас Катерина чувствовала, что внутри у неё самой что-то изменилось. Встреча с Орханом и Саидой наполнила её таким теплом и уверенностью, что полный развал в комнате кричал диссонансом с её внутренним состоянием. Катерина встала с кресла, переоделась в домашние джинсы и взялась за уборку. Она всю ночь мыла, чистила, скребла, стирала, сушила, гладила, собирала старые и ненужные вещи, сортировала их, относила на мусорку. Она даже разобрала комнату сына, несмотря на его строжайший запрет ни к чему не прикасаться.
- Я тебе покажу, дорогуша, как ни до чего не дотрагиваться! Сам уехал, а в комнате - бардак, не пройти-не проехать! – ворчала она, зная, что не права. Сын был страшным аккуратистом, но его порядок в её представлении был полным беспорядком. Энергия так разбушевалась в женщине, что она чувствовала себя Маргаритой из романа Булгакова в тот момент, когда натершись волшебным кремом, та крушила своих врагов. Закончив к утру не просто генеральную, - генераль-нейшую уборку, Катерина, крепко заснула, приняв душ.
Впервые за много ночей ей ничего не снилось и не тревожило душу. Проснулась она всего через несколько часов, но выспавшаяся и отдохнувшая. Ей было хорошо. Она сладко потянулась, раздвинула шторы спальни и увидела на перилах балкона воробья. Он нагло смотрел на неё, а потом зачирикал, то ли прося что-то, то ли сообщая.
- Что, воробей-разбойник, кушать хочешь?
Воробей отвернулся. Катерина сменила тактику.
- Доброе утро, свободная Птица.
Воробей повернулся к ней и чирикнул.
- Смотри-ка, понравилось. Добро пожаловать на мой балкон!
Воробей чирикнул дважды.
- Я рада видеть тебя. Прилетай когда захочется, тебя здесь ждут! – торжественно произнесла она. Воробей кивнул, снова чирикнул и улетел. Этот разговор рассмешил её. На чистом листе бумаге женщина красным фломастером написала:
Приятного аппетита, свободная Птица!
Потом насыпала туда зерна и положила всё это на балконный столик.
Впервые за много дней Катерина приготовила себе завтрак и с удовольствием съела его. Потом, сидя в кресле за чашкой кофе, она незаметно для себя погрузилась в воспоминания. Но в них не было уже той боли и обиды, которые раздирали её на части последнее время.
Академик, когда это было возможно, отправляясь в заграничные командировки – на консультации, операции, конференции или семинары, брал её с собой. Она никогда не уточняла в качестве кого едет в эти поездки. Ей почему-то казалось, что чем меньше она будет задавать вопросов, тем прочнее будут их отношения. Останавливались они всегда в хороших отелях, в разных номерах. Эти поездки для неё это были прекрасной профессиональной школой – ведущие клиники, специа-листы, методики. Но самым ценным было время, которое они проводили вдвоём. Катерина даже и представить себе не могла, что в жизни может быть так много праздника.
Однажды за столиком одного из небольших парижских кафе, где очень уютно и вкусно кормят, она рассказала Академику историю из жизни своей семьи.

3.
Нине оставалось только пройти производственную практику – и диплом техника-строителя в кармане. Она уже предвкушала, как станет совсем самостоятельной и на свои собственные деньги сможет купить себе всё, что захочет. Но кто мог подумать, что её двадцатилетнюю девчонку, отправят на практику в Локбатан на строительство школы. Ладно, место это всего в двадцати пяти километрах от города и туда ходит рабочий автобус, но на стройке работали заключенные. Когда на распределении в канцелярии ей сказали об этом, Нина не на шутку испугалась. Ей, высокой красивой девушке, и в городе парни проходу не давали, а что будет среди заключенных? Время послевоенное, в городе много демобилизованных солдат и офицеров, голодных до женщин. Нина была девушка строгих нравов, хоть и весёлая хохотушка. Её ярко-синие глаза, полные смеющиеся губы, легкие пушистые волосы, короной светящиеся на солнце, магнитом притягивали внимание мужчин. Но они шестым чувством понимали, что погулять и получить удовольствие – это не про эту девушку. Поэтому предложение руки и сердца Нина получала практически ежедневно. Её старшие сестры, все уже давно замужем, искренне удивлялись:
- Слушай, что они в тебе находят? Ни кожи, ни рожи, – в семье почему-то привыкли считать Нину гадким утенком, не замечая, что она давно уже превратилась в прекрасного лебедя.
- Не знаю. Но думаю, я могла бы мужской гарем собрать, если бы соглашалась на все предложения, - смеясь, крамольно отвечала Нина, приводя в шок не только сестер, но и мать, которая иногда слышала эти разговоры. Отец, как всегда допоздна работал. Он любил, приходя домой, видеть всех в сборе – дочерей, зятьёв, внуков. Хотя все уже жили своими домами, вечером к приходу отца семейство собиралось вместе. Летом отец по дороге домой всегда покупал огромный арбуз, такой чтобы хватило на всех с избытком. Продавцы хорошо знали его вкус и всегда оставляли ему самые большие арбузы. Он никогда не торговался, даже не знал  цены на них, и платил столько, сколько запрашивали. Торговцы пользовались этим, но не злоупотребляли, да и арбузы всегда были отличными.
После того как отец поужинает, все садились за стол есть арбуз. Это было время семейных новостей, планов и просто разговоров о том, о сём. В первое время дочери с зятьями пытались приходить к ужину, но хозяйственная и прижимистая мать быстро их отвадила:
- Мужики сами должны кормить свою семью! Нечего на тестя надеяться! Старый он уже такую ораву тащить на себе! – а старому в то время было всего сорок семь лет. К счастью, он ничего не знал об этом её распоряжении. Отец никогда не спорил с женой и не противоречил ей, но если был в чём-то не согласен, начинал болеть. У него падало настроение, поднималась температура, тускнели глаза и переставали держать ноги. Мать сразу понимала, что где-то переборщила, присаживалась к нему на краешек кровати и начинала разговор:
- Отец, я знаешь, о чём подумала? А что если мы сделаем вот так ... -  и начинала медленно излагать новое видение спорного вопроса, внимательно наблюдая за мужем. Если у того прояснялось лицо, начинали светиться глаза, она понимала, что нашла правильный выход. Обычно эти разговоры заканчивались одинаково:
- Мать, какая ты у нас молодец! Как все верно рассудила! – как правило,  после этих слов температура у него падала, ноги снова становились крепкими, и отец вскакивал с кровати.
Но Нинино распределение на практику решено было обсудить без отца. Изменить ничего бы не получилось, время было такое – суровое, послевоенное, приказы не обсуждались, а выполнялись. А каждое административное решение воспринималось как приказ. Отец, конечно бы расстроился за свою любимицу, снова мог бы заболеть, поэтому семья договорилась просто умолчать о том, где будет проходить производственная практика младшей дочери. При этом каждый надавал ей советов, как себя вести, как действовать в случае чего. Втайне от других второй зять, который занимался самбо, показал Нине пару приёмов, быстро и надолго нейтрализующих приставучих мужиков. Он не успокоился до тех пор, пока она не провела профессионально один из приёмов на нём самом:
- Всё, молодец! Занятия закончены. А то ты так меня без наследника оставишь, - застонал он, держась за причинное место. Первой у него родилась дочка, и он мечтал ещё о двух сыновьях. – Я за тебя спокоен, отобьёшься.
После первого дня практики Нина сообщила, что заключенные не уголовники, а политические. Это успокоило семью, так как считалось, что политические, конечно, чудаки, недовольные замечательным советским строем, но люди вполне интеллигентные и  безопасные для остальных.
В начале работы в зоне Нина ощущала себя словно в клетке с тиграми. Когда она впервые входила через проходную, охранники почувствовали её напряжение, и один пожилой мужчина с усталым взглядом ласково сказал:
- Ты не бойся, дочка. Они все здесь смирные, не тронут. Сколько уже работаю с политическими, ни разу инциндентов не было. – Слово «инцидент» он произнёс особенно вкусно, с буквой н в середине, вероятно придавая ему какой-то свой смысл.
Девушку это рассмешило, она чуть расслабилась и ответила с бравадой:
- Я и не боюсь, подумаешь - зеки.
- Это ты напрасно, дочка. Это политические смирные, а уголовники знаешь, какие бывают!
- Вообще-то мне страшно, - сказала девушка и почему-то добавила, - я отцу не сказала, куда иду на практику.
- Ну, и правильно, нечего старика волновать. Тут у нас правило, - сказал охранник, изучая её пропуск, - на проходной всех проверять, и тех, кто туда идет, и тех, кто обратно, – не несут ли чего запрещенного. Ну, ты иди, там тебе полный инструктаж дадут.
Нина кивнула и пошла за прорабом, который молча ждал её у проходной. В общем, первый день практики прошёл тихо в инструктаже, знакомстве со стройкой и изучении документации. Мирно проходили и остальные дни. Зеки действительно оказались спокойным народом, и если бы не одинаковая у всех одежда, можно было бы подумать, что практика проходит на совершенно обычной стройке, только с очень хорошо организованной работой и с железной дисциплиной.
Среди рабочих особо выделялся один, которого все звали Капитаном. Нина никогда не слышала, чтобы он разговаривал с другими заключенными или с охраной, но было видно, что уважают его и те и другие. Черные пронзительные глаза под густыми, почти сросшимися бровями, орлиный нос, усы и короткая с проседью борода. Крепкое телосложение, сильные руки, и походка вразвалочку, словно он действительно идёт по палубе корабля. Нина часто замечала на себе его изучающий взгляд, в котором, однако не было обычного мужского интереса, но какое-то особое внимание. Все стало проясняться за неделю до окончания практики. Она проходила мимо Капитана, когда он вдруг остановил её.
- Нина, я наблюдаю за вами с начала вашей практики, и мне кажется, что вы девушка не просто очень красивая, но и храбрая.
Удивленная таким началом Нина пожала плечами, ожидая продолжения.
- Меня все здесь зовут Капитаном, и я действительно капитан. В конце войны мы возвращались с боевого задания и уже почти были в родном порту, когда наткнулись на мину. Пробоина была огромная, я понял, что спасти корабль не удастся, так быстро наполняла его вода. Но людей спасти было можно – берег был всего в часе хода. Я отдал команде приказ покинуть корабль. Сам, как водится, оставил борт последним. Ни один человек не погиб. Да и за всю войну не погиб ни один человек из моей команды. Почти у всех боевые награды. А на берегу меня отдали под трибунал за то, что я затопил корабль, а не привел его в док. Смягчающее обстоятельство – живая, здоровая, боеспособная команда – не зачлось, и мне влепили по полной – двадцать пять лет.
Глаза у Нины наполнились слезами, она была девушка, участливая к чужой беде. Но Капитан строго посмотрел на неё, и слёзы быстро испарились.
- А я вот что хочу спросить у вас. Представьте ситуацию. Раненый человек умирает в пустыне от жажды. Вода совсем недалеко, но у воды крокодилы. Они страшные и зубастые. Раненый не сможет справиться с ними, у него нет сил. Но здоровый человек вполне может обмануть их, набрать воды и спасти умирающего. Вы, Нина, сумели бы?
- Конечно, я бы спасла раненого! – не задумываясь воскликнула девушка.
- Но в случае неудачи вы бы сильно пострадали.
- Я бы точно попробовала. Ведь крокодилов ловят, даже приручают.
- И вы бы не испугались?
- Испугалась бы, конечно, но сделала. Ведь сами сказали, что человека можно спасти.
- Спасибо, Нина. Вы ведь запомните этот наш разговор?
- Да, - удивившись ответила Нина.
- Запомните, пожалуйста, - сказал Капитан, и, завидев охранника, переменил тему: - а я думал что снаружи и внутри цемент разный, а вы говорите одинаковый.
- Не всегда разный, зависит от цели здания, - ответила Нина, почувствовав себя заговорщицей. – Ещё вопросы будут?
- Нет, - буркнул Капитан и продолжил свою работу.
Нина долго размышляла над разговором, но так и не поняла, для чего его затеял Капитан и чего он хотел. Прошло несколько дней, в течение которых Капитан даже не смотрел на неё, но однажды утром, улучшив момент, он продолжил разговор так, словно и не прерывал его.
- Нина, завтра день рождения моего сына. Ему исполняется три года, а я так и ни разу не видел его. Во время нашего последнего похода, в порт приехала моя жена. Как она добиралась – отдельная история, но добралась. Мы очень любили друг друга. Хотя почему любили? Мы очень любим друг друга, - медленно произнес капитан изменившимся голосом, а Нине показалось, что она увидела слёзы в его глазах. -  Перед войной у нас родилась дочка - Зейнаб. Жена хотела взять её с собой, но её отговорили – куда, мол, потащишь ребёнка через всю разрушенную страну. И она оставила её у своей матери. Мы с женой всего раз и увиделись перед тем, как меня арестовали, но сын всё же получился, - Капитан горько усмехнулся. – Раненый, умирающий от жажды в моём рассказе – это я. Крокодилы – это наши охранники, а вода – это водка. Нина, я хочу хоть один раз отметить День рождения сына. Вы принесёте мне водку, Нина? Сможете пронести сквозь охрану?
От такого неожиданного поворота разговора Нина опешила, но сразу поняла, что отказать не сможет. Она вздохнула и твёрдо сказала:
- Принесу. А у меня завтра последний день практики.
- Я знаю. Вы можете отказаться.
- Я же сказала – принесу.
Капитан протянул ей что-то, завернутое в газету.
- Это деньги. Возьмите, - и словно предвидя, что девушка будет отказываться, твердо произнес, - так надо.
Нина взяла пакет, резко повернулась и ушла. Весь день свёрток словно горел у неё в кармане, заставляя пылать и лицо. Пожилой охранник на проходной даже участливо спросил:
- Ты не заболела, дочка? Лицо всё горит.
- Да, нет! Это от солнца, сегодня много ходила.
- Ну, смотри, не болей!
Сойдя с рабочего автобуса, Нина в тихом переулке развернула пакет. Там было очень много денег, хватило бы и на ящик водки. Ещё не понимая, как ей пронести бутылки в зону, она села на трамвай и поехала в центр города, в самый лучший гастроном. По дороге повязала на голову шарфик, убирая свои пышные волосы, опустила глаза и улыбнулась, опуская уголки губ. Ссутулила плечи, стала слегка прихрамывать на левую ногу - замаскировалась. Теперь в ней сложно было узнать цветущую красавицу с гордо поднятой головой. В магазине девушка выбрала две бутылки самой дорогой водки, пару рыбных консервов, колбасы, сыра, хороших конфет. Потом подумав, взяла ещё бутылку вина. Возвращаясь домой, зашла к подруге.
- Сашка, ты меня ни о чем не спрашивай, потом расскажу. С этих бутылок, - она показала на водку, - смой этикетки и заверни по отдельности аккуратно в газеты. Газеты старые возьми. А завтра утром к семи часам встретимся на углу, ты мне их передашь.
- Прямо шпионский роман!
- Сашка, потом расскажу.
Дома Нина отвела мать в сторону и вручила пакет с продуктами.
- Мам, мне сегодня зарплату дали за месяц, и я накупила вот это. Завтра отметим окончание практики, - и очень грустно добавила – мой последний день.
- Что случилось, Нина?
- Да, ничего, - девушка быстро взяла себя в руки. Мать заглянула в пакет с продуктами и ахнула, - это ты на что деньги переводишь?
- Не перевожу, а покупаю продукты. Всё. Завтра отметим, - отчеканила она, пресекая материнские сетования на бессмысленную трату денег.
На утро она взяла у Сашки аккуратно упакованные бутылки и сунула их в карманы плаща. Плащ этот был получен по ленд-лизу, в рамках американской помощи. Он был красивого персикового цвета, покроя солнце-клёш и имел огромные прорезные карманы, в которые спокойно поместились бутылки. А когда Нина засунула в них ещё и руки, чтобы придержать бутылки, никто бы и не догадался, что в карманах есть что объёмное и тяжелое. На проходной в зону, девушка широко распахнула плащ и спросила:
- Обыскивать будете?
Это было настолько неожиданно, что всегда сонный взгляд охранника прояснился:
- Что с тобой, дочка, когда это мы тебя обыскивали? Проходи.
 Нина улыбнулась и вошла в зону. Внутри её колотило, она чувствовала, что ещё чуть-чуть, и она может сорваться, сбросить водку в котлован и навсегда забыть обо всём. К счастью за поворотом её ждал Капитан. Она молча протянула ему одну за другой бутылки, он также молча опустил их в необъятные карманы своей робы. Нина быстро развернулась и убежала, не понимая слов, которые ей  в след говорил Капитан.
Больше она его никогда не видела, практика закончилась, её ждали диплом, другая работа, потом замужество и дети. Лишь однажды, несколько лет спустя она встретила в городе того усталого охранника, который ласково называл её дочкой. Они разговорились.
- Ты помнишь, дочка, Капитана? Кто-то пронёс ему в зону водку, был день рождения его сына. Так он две бутылки один уговорил, два дня потом в себя его привести не могли. А когда очнулся, его долго пытали, кто водку пронёс.
- Сказал? – выдохнула Нина.
- Да нет, конечно. Он настоящий мужик, герой. Такие своих никогда не выдадут. Его потом перевели в колонию строгого режима. Жаль его, дети малые сиротами остались.
- Он умер? – у Нины всё замерло внутри.
- Не знаю, но двадцать пять лет на зоне трубить – это считай, что умереть. 
- Это я пронесла ему водку. Он попросил. Про жену и детей рассказал. Я не смогла бы никогда отказать.
- Я догадался, дочка. Потом, когда вспомнил, как ты про обыск на проходной спросила.
- Спасибо, что не выдал.
- Ты что? Охранники – значит не люди? Знаешь, я бы ему и сам принёс, если бы он попросил, - и, вздохнув, повторил, - хороший мужик был, настоящий.

4.
Только закончив рассказ, Катерина обратила внимание, что Академик как-то необычно взволнован.
- Нина – это кто?
- Моя мать.
- Это действительно произошло с ней?
Женщина удивилась, столько недоверия и ожидания было в его голосе, а в позе и движениях – нервного напряжения.
- Да, моя мать. – Катерина назвала девичью фамилию матери. – Она так часто рассказывала эту историю, что мы знали её наизусть. В детстве мы с братом каждый раз замирали, когда рассказ доходил до проверки на проходной. Наверное, боялись, что в этот раз её могут поймать. Но всё заканчивалось хорошо. – Катерина засмеялась. – А потом так же реагировали и наши дети, когда бабушка рассказывала им об этом приключении молодости. А в чём дело? Почему ты так изменился?
- Капитан –  мой отец.
Теперь изумилась Катерина.
- Капитан действительно твой отец? И тот мальчик, день рождения которого он отмечал, это – ты?
- Получается, что так. Всё сходится.
Академик заказал коньяку и залпом выпил две рюмки подряд. Немного расслабившись, он начал свой рассказ.

5.
Два дня Капитан валялся на полу в штрафном изоляторе. Сквозь тяжелое забытьё он чувствовал, как его били, обливали водой, чтобы привести в чувство, совали в нос нашатырь. Но всё было бесполезно, сознание не возвращалось к нему. А когда его оставляли одного на короткое время, он словно отделялся от тела и взлетал в дальние выси, где его ждали жена и дочка. Жена была молодая и красивая, как тогда, когда он впервые увидел её на скамейке в парке. В том же голубом платье и белых туфельках. Она смотрела на него нежно, но с глубоким состраданием, гладила по лицу, целовала и говорила непонятные слова:
- Родной мой, рано тебе ещё к нам, не время. Рано, рано…
А дочка, такая же ясноглазая, как и мать, прижималась то щекой, то губами к его руке и тихо шептала:
- Папочка мой, папка, я так люблю тебя…
- А где наш сын, наш орёл, наша гордость? – спрашивал он.
- А он не с нами, он внизу остался.
- Что же вы его не взяли сюда, ко мне?
И снова звучали непонятные слова:
- Рано ему ещё, рано…
Когда на третий день Капитан пришёл в себя, он малодушно пожалел об этом. Всё тело превратилось в кровавое месиво, во рту царапались осколки зубов. Его снова пытали, задавая один и тот же вопрос:
- Кто пронёс тебе водку?
Он долго молчал, а потом неожиданно произнёс:
- Ангел.
- Какой ангел, скотина?
- Обычный, с крыльями. Потом он отнёс меня к жене и дочке. Только сына я не увидел.
- Ты пытался бежать? К жене?
- Я выпил водку, и ангел отнёс меня к жене. И дочке…
Больше ничего от него добиться не могли. Он всё твердил про ангела, про жену и дочь. Палачи решили, что он тронулся умом, и отправили в лазарет.
Врачом был один из заключённых, очень известный в своё время терапевт. Говорили, что он пользовал партийную верхушку, был на высоком доверии и уважении. И чёрт его дёрнул однажды в присутствии партийного босса, с которым они были на «ты» и почти дружили, рассказать какой-то анекдот. Его высокопоставленные пациенты сочли анекдот политическим, а его самого  неблагонадёжным. Не помогли ни фронтовые награды, ни его высокий профессионализм. В зоне ему доверили лазарет, поставив условие – сплошное здоровье и работоспособность зеков. Пытливый ум врача нашёл пользу и в этой ситуации. Через много лет, освободившись, он опубликовал ставшую знаменитой книгу по профилактике опасных заболеваний в неблагоприятных условиях труда. Периодически в зону приезжали автомобили с зашторенными окнами – это высокие партийцы нуждались в его консультации. Доктор нашёл способ мелко мстить своим предателям. Он отказывался их осматривать без обязательной предварительной медицинской процедуры. И этой процедурой была клизма. В качестве помощника в лазарете на такие случаи он выбрал самого неполитического зека, но с мощной фигурой и огромными ручищами. Доктор по какой-то своей прихоти называл его еврейским именем Мордухай. Тюремное начальство предложило ему в качестве медбрата выбрать кого-то другого, с более благообразной внешностью, но он наотрез отказался, утверждая, что именно у Мордухая самые нежные руки и большой талант к этой процедуре. Когда пациент снимал штаны и ложился на кушетку, доктор громко и резко звал:
- Морда, хай!
Из-за ширмы появлялся медбрат в белом халате, с повязкой на лице и скошенными к носу глазами. Такой взгляд они специально отрабатывали, чтобы сделать появление Мордухая ещё более устрашающим. Один вид его с кружкой Эсмарха внушал пациентам опасения за свою жизнь. Огромной ручищей Мордухай укладывал страдальца в нужную позу и вставлял шланг в анус. При этом он с сочувствием говорил:
- Дохтур, а янус-то у него, того…
Доктор бросал взгляд через пациента на его зад, задумчиво цокал, качал головой и произносил:
- Ничего-ничего, это не самая большая проблема…
Во время клизмопринятия врач садился около пациента, с озабоченным видом считал его пульс, измерял давление, оттягивал веки и сокрушенно вздыхал. Когда же пациент освобождался от влитой жидкости и всего остального, доктор зажимал нос и брезгливо говорил:
- Какая вонь, какая вонь! Что это вы едите, дорогуша? Почему сочетаете не сочетаемые продукты? Вы так до могилы себя доведёте. – После этого он читал пациенту со спущенными штанами небольшую лекцию о важности чистого кишечника для здоровья, делая упор на правильном питании и сочетании продуктов. При этом Мордухай пресекал все попытки пациента натянуть брюки или хотя бы прикрыть срамное место. После окончания лекции, которая в зависимости от настроения врача длилась от пяти до десяти минут, он говорил:
- Мордухай, осмотри анус!
Мордухай вновь укладывал пациента, рассматривал его зад и удивленно произносил:
- Смотрите-ка, дохтур, уже лучше!
- Замечательно! Вот она великая сила чистого кишечника!
После этой ставшей обязательной процедуры доктор приступал к обычному осмотру пациента. В качестве платы партийцы приносили самые разные продукты, в том числе и деликатесы. Доктор придирчиво их осматривал и сетовал, что приносят ему всякую др… Тут он запинался и заканчивал  - неполезную еду. Потом тяжело вздыхал и говорил:
- Ладно, оставь. Начальству взятку дам.
Но однажды пациент возмущенно возразил ему:
- Сами кушайте, доктор! Начальство в десять раз больше вашего с нас имеет.
После этого случая он изменил заключительную фразу:
- Ладно, оставь, собакам отдам. Не везти же тебе обратно.
Тюремное начальство конечно догадывалось, что доктор со своим помощником от души изгаляются во время таких визитов, но закрывало на это глаза. Тем более что доктор прекрасно знал своё дело, наладил регулярный профилактический осмотр заключенных, и  заболевания в зоне практически свелись к нулю.

6.
Когда в лазарет принесли Капитана, прошедший фронт доктор был шокирован.
- Что с ним сделали? … мать вашу… Я видел, что фашисты творили с людьми, но они не делали такого со своими! Почему фашисты работают у нас? Где вы их подобрали?
Он разбушевался не на шутку и потребовал начальника тюрьмы. Доктор знал, что ему разрешается, а что возбраняется, но в этот момент не боялся перейти никакие границы. Пришедший с недовольным видом начальник открыл было рот для выговора, но увидев состояние заключенного, яростно бросил:
- Кто постарался? – а потом обратился к врачу. – Напишите всё, что необходимо для лечения. С остальными я разберусь.
На третий день Капитан пришёл в себя. Доктор всё это время не отходил от него. Он чувствовал, что очень сильный организм больного почему-то перестал сопротивляться.
- Почему ты хочешь умереть?
- Я не хочу, но я знаю, что должен умереть.
- Должен?
- Иначе я стану всё ненавидеть. Больше всего я боюсь начать ненавидеть нашу родину.
- Ты не веришь в Бога.
- Меня никто не учил верить в него. Я ничего о нём не знаю. Я верил в партию, но она пригрела таких… - Капитан замолчал.
- Расстаться с жизнью из-за партийных сволочей? Глупо.
- Я не хочу расставаться с жизнью из-за кого-то. Я знаю, что должен умереть. Скоро. Слушай, доктор, а ты в сны или в видения веришь? – и Капитан рассказал о том, как он видел жену и дочь во сне, и том, что они ему говорили. Доктор долго и странно смотрел на него, а потом сказал:
- Не знаю, что это значит, но думаю, что тебе скоро будет известие.
Тело Капитана восстанавливалось относительно быстро, однако состояние духа слабело с каждым днём. Он ничего не хотел. Даже разговоры о детях не могли вывести его из апатии. На третьей неделе лечения, доктору сообщили, что приехала мать Капитана и просит свидания с сыном, но ей не разрешают. Женщина каждый день стоит у ворот, ждёт начальника тюрьмы, бросается ему в ноги, умоляя о свидании, но он ей отказывает:
- Не положено.
Доктор попросил начальника о встрече, и тот его принял. Не известно, как они разговаривали, какие аргументы выдвигал доктор, но после часового разговора начальник распорядился назавтра разрешить в лазарете свидание матери с сыном.
- Капитан, приехала твоя мать. Ей разрешили свидание. Завтра жди её здесь.
Капитан разволновался, и доктору пришлось повторить ещё дважды.
- Ты уверен, что приехала мать? Наверное, жена. Зачем матери сюда ехать? Ты перепутал, уточни иди. Жена приехала, правда ведь?
- Капитан, приехала твоя мать. А почему она, а не жена, спросишь завтра сам.
- Доктор, я хочу привести себя в порядок… Побриться…
- Это я устрою. Счастье, что мать приехала сейчас, а не две недели назад, тогда тебе никакое бы бритьё не помогло скрыть опухшую рожу.

К вечеру капитан был выбрит и подстрижен. Глаза его горели в возбуждении, и доктор подумал, что возможно приезд матери разбудит в нём желание жить. Но случилось всё наоборот.
Доктор был в соседней комнате и слышал их разговор.
- Да, сынок, они поехали в город купить подарков и еды ко дню рождения вашего мальчика. Ночью был сильный ливень, автобус занесло и он упал в пропасть… Погибли все… И жена твоя, и её мать, и девочка наша, внучка Зейнаб… - женщина горько разрыдалась. Доктор быстро вошёл в комнату и дал женщине склянку с валерьянкой. Пока та пила, он взглянул на капитана и в ужасе отшатнулся – у того было абсолютно мёртвое лицо с заострившимся носом и впалыми остановившимися глазами.
- А как мальчик? – спросил врач у женщины.
- Он-то, слава Аллаху, хорошо. Но все мамку и сестрёнку ждёт с подарками. А теперь и меня ждёт. Я не смогла написать, испугалась. Думала сама поеду, расскажу. А меня ведь и пускать не хотели. А потом упросила я вашего начальника, дай Аллах ему всех благ!
- Вот оно и известие, доктор… Они не хотели меня к себе в небо пускать, рано говорили. Теперь я понял, доктор. - А потом, взглянув на врача, сказал, - а ты сразу же понял?
- Да.
- Ты дай нам с матерью поговорить, в последний раз ведь.
- Говори, я не тороплю, - ответил доктор и вышел в соседнюю комнату.
Когда женщина вышла через несколько часов, вся заплаканная, простоволосая, доктор вручил ей большую сумку с продуктами. А потом дал денег:
- Купи пацану игрушек, одежду… Ну, что нужно. Скажи, что это от отца… - Потом обратился к конвоиру, - на выходе пропустят, они знают.
Капитан улыбнулся ему мёртвыми губами и произнёс:
- Я же знал, что должен быть с ними, не здесь.
- Не дури, сын же остался.
- Мать справится, да и брат мой поможет.
Капитан лёг на кровать, сильно устав за день.
- Прощай доктор, и прости.
- Как ты хочешь уйти?
- Думаю, всё случится само собой. Вон как сердце бьётся и сжимает…
Доктор знал, что оказывать помощь ему бессмысленно - человек решил умереть. К утру Капитан скончался от разрыва сердца – тяжёлый обширный инфаркт. Мать его была уже в дороге. Заключенным сказали, что его перевели в другую колонию.

7.
Академик допил бутылку коньяка и заказал ещё.
- Когда я подрос, бабушка мне всё рассказала. Всё, о чём они говорили в тот день. И про последний поход, и про суд, и про колонию. И про Нину, и про доктора. Она отвела меня к тому месту на реке, куда упал автобус. Там на камне высекли дату гибели его пассажиров. Я часто приходил туда, и мне всегда казалось, что на противоположном берегу реки я вижу в дымке трёх ангелов. Но они никогда не приближались ко мне… Доктора я нашёл, он преподавал в медицинском институте в Сибири. Мы с ним долго говорили, потом не раз виделись. Очень крепкий был мужчина. Скончался четыре года назад. А бабушка умерла в прошлом году, до ста  не дожила самую малость. До последних дней всё бегала, корову держала, кур. И любила песни петь. Но они все были очень грустные, про смерть и разлуку. Пра-пра-внуков увидела. Я ей хороший дом поставил, с амбаром, с хлевом, с курятником. Радовалась очень. Она всему, что от меня, радовалась. Я ей ведь не внуком был, скорее сыном. А Нина, твоя мама?
- Умерла. Отец живет в соседнем доме. Иногда у нас, иногда у него они с моим сыном по-мужски хозяйничают. – Катерина взяла обеими руками руку Академика, прижалась к ней щекой, а потом поцеловала в ладонь. А он погладил её по волосам и чмокнул в макушку.
- Видишь, Катя, как судьба людей переплетает, - он расплатился, захватил со стола бутылку с коньяком, и они медленно пошли пешком к своему отелю.

8.
Громкий звонок мобильного телефона пробудил Катерину от воспоминаний. Звонила Саида.
- Здравствуйте, с вами всё нормально? Поспали? Поели? – затараторила она. – Мы волнуемся, обещали прийти, а вас всё нет, и не звоните.
- А который час? – удивлённо спросила женщина.
- Уже четыре, пять минут пятого.
- Прости, девочка, я задумалась. Мне казалось, минутка прошла, а уже вон сколько времени.
- Отец зовёт вас к нам в кафе пообедать. Приходите, пожалуйста. Вы запомнили место?
- Да, я найду. Я сейчас переоденусь и приду.
- Приходите, мы ждём вас. А может такси послать?
- Не надо, дорогая, кафе совсем недалеко от моего дома. Я скоро буду. – Катерина дала отбой и улыбнулась. Забота и тепло этих людей, вчера ещё совсем чужих, согревали её сердце.
Через полчаса она вошла в кафе. Орхан стоял за стойкой, Саиды не было видно.
- О, сестра пришла! – приветствовал он её. – Проходи-проходи, сейчас обедать будем. Мы тебя ждём. – Они обнялись с Катериной как брат и сестра, и он повёл её вовнутрь по вчерашнему коридору. Сейчас коридор не показался Катерине таким длинным и мрачным как вчера. Они вошли в кабинет, где уже был накрыт стол на троих.
- Дочка, Катя пришла! Давай садиться. – Саида подбежала к женщине и обняла её.
- Девочка, ты такая родная, словно я тебя сто лет знаю!
- Ой, и я то же чувствую! – Саида прижалась в ней, и они поцеловались.
На столе, как и вчера, были разные салаты, зелень, сыр.
- Катюша, у нас сегодня куриный день. Необыкновенный куриный суп по моему рецепту, ты такой ещё не ела, и лявянги (курица, начинённая орехами, луком, алычой и др.). Это силы хорошо восстанавливает.
Катерина подняла на него сияющие глаза и взволнованно сказала:
- Спасибо тебе. Спасибо Богу, что он привёл меня сюда вчера. А то бы я пропала. Растаяла в дожде, и следов бы не осталась…
Они с аппетитом пообедали, а за чаем настало время долгих бесед.
- Катя, ты хочешь дальше рассказать свою историю? Если не хочешь – не надо.
Катерина улыбнулась.
- Мне кажется, сегодня рыдать не буду. Хотя, кто меня знает…
- Рыдай-рыдай, а я как рявкну! – и они весело засмеялись. Женщина помолчала и продолжила.


9.
- На следующей неделе Академик не звонил. Потом я поняла, что он никогда не повторяет своих распоряжений дважды и никогда ничего не уточняет. Если тебе непонятно - спрашивай, всё разъяснит до последней мелочи. Но если не понял и не уточнил, и сделал не так, как хотел профессор – беда! В гневе он был неукротим, мог оторвать нос и голову заодно. Целую неделю я раздумывала, не звонит – забыл? занят? Но в субботу рано утром я заказала такси до границы. Уже в половине девятого я протягивала свой паспорт в окошко пограничного контроля. Таможню проходить не пришлось, так как с собой у меня была небольшая сумка. К девяти часам я была на другой стороне границы и раздумывала, где же мне провести целый час до встречи. Но Академик уже ждал меня. Я его сначала и не узнала – ветровка, джинсы, кроссовки, тёмные очки, на голове стильная кепка. Он абсолютно не был похож на того классического профессора, каким я увидела его впервые.
- Какой мужчина! Класс! Ты мне нравишься – такой молодой и красивый.
Он повел меня к чёрному внедорожнику, и мы отъехали от границы. Сначала дорога шла вдоль берега моря, но минут через тридцать мы свернули с трассы и вскоре показались горы. Мы ехали молча, Мне было всё равно, куда он везёт меня, хоть на край света. Изредка мы одновременно поворачивались друг к другу, смотрели в глаза и смеялись. Иногда он так долго не смотрел на дорогу, что мне казалось, ещё мгновение - и мы полетим в пропасть. Но я была согласна и на это – завершить жизнь в полёте с любимым мужчиной. С любимым - в этом я не сомневалась. Впервые за долгие годы я была по уши влюблена и любима, я это чувствовала каждой клеткой. И хотя при встрече мы только коснулись губами друг друга, отозвалось всё тело. Дорога становилась всё круче, кончилось асфальтовое покрытие и мы ехали по неровной каменистой тропе для машин. Если бы не мощный джип, мы бы застряли у первой горной речки, через которую не было моста. А таких речек попадалось множество. Наконец мы выехали на ровное пространство, окруженное со всех сторон лесом. На противоположной стороне стоял небольшой деревенский белый дом. Откуда-то выскочила огромная пастушья собака и грозно зарычала, но узнав машину, радостно завиляла хвостом. Джип остановился у дома под навесом, с трёх сторон увитом вьюнками, лианами и розами. Рядом, почти под таким же навесом стояли стол, накрытый скатертью и четыре плетёных стула. Но во второй беседке одну сторону образовывали кусты белых и тигровых лилий вперемежку. Когда Академик вышел из машины, пёс радостно бросился к нему, встал на задние лапы, а передние положил ему на плечи. 
- Пигель, Пигель, соскучился дружок. Ну, здравствуй, охранник. Идём, я тебя познакомлю с хозяйкой. Сидеть! – отдал он команду собаке и открыл дверь с моей стороны. Я вышла не без опаски – огромная голова сидящей собаки была на  уровне моего живота. – Пигель, это Катя, знакомься!
Пёс опустился в положение «лежать» и пополз в нашу сторону. В шаге от меня он остановился, наклонил голову, и слегка поскуливая приподнял левую лапу, словно протягивая для знакомства. Академик взял мою ладонь и положил на голову собаке.
- Это Катя, Катя, Кэт. Будь ей другом, защитником, помощником. – Пёс повалился на спину, открывая белый живот и словно показывая – вот я, весь твой. Я его потрепала по жесткой шерсти, и мы вошли в дом.
Я ожидала увидеть внутри убранство старого дома, но это был абсолютно современный загородный коттедж. Оказывается, за прошедшую неделю здесь был сделан ремонт.
- Этот дом я купил давно, место здесь красивое и тихое. Иногда заезжал сюда, но недосуг было довести его до ума. Я сам здесь впервые после ремонта, да его только вчера закончили. Один родитель, сына которого я вытащил с того света, имеет дизайнерскую фирму. Он меня всё время просил дать ему возможность что-нибудь сделать для меня. Ну, я и дал – позвонил после приезда и попросил привести в порядок дом. Воду сюда я давно провел – ручьёв здесь множество, чуть дальше в лесу – небольшая водонапорная башня. Но он обещал мне и горячую воду тоже.
Как дети восхищаются новой игрушкой, так и мы, взявшись за руки, с восторгом изучали новый дом.
За три года мы провели здесь много счастливых часов. Обычно я приезжала в субботу ранним утром. До границы ехала на такси. Я узнала, что это неплохой бизнес – возить людей к границе и обратно. Это занимало гораздо меньше времени, чем на автобусе и было намного комфортней. У меня уже был постоянный водитель. Он заезжал за мной рано утром, я устраивалась на заднем сиденье, где уже были приготовлены мягкая подушка и плед, и до самой границы засыпала, досматривая сны. На другой стороне меня встречал иногда сам Академик, иногда его шофер. Последнее значило, что Академик приехал накануне вечером и ждёт меня дома. На встречу со мной, как правило, увязывался Пигель. Обычно он очень бурно выражал свою радость, но на людях пёс был сдержан – подходил и прижимался своим боком к моему, а я гладила его по голове и угощала чем-нибудь вкусным.
Лесное жилище мы называли по разному – я звала его фазендой, он – шале, на швейцарский манер, но для обоих это был «наш дом». На выходных Академик отключал телефоны и запрещал себя беспокоить. И в клинике, и в институте знали - он пишет учебник,  ему нужны были тишина и покой. Он действительно посвящал много времени книге, но писал очень быстро. Академик говорил, что моё присутствие катализирует процесс его мышления. Я очень любила сидеть и смотреть, как он работает. Однако если это продолжалось довольно долго, он не выдерживал:
- Катя, теперь ты катализируешь совсем другие процессы, - вставал со стула, хватал меня в охапку и уносил в спальню.
В этом месте женщина замолкла и взглянула на Саиду. Та, не отрываясь смотрела на неё, боясь пропустить хоть слово. Но Катерина не стала говорить об  этой стороне их отношений. Она помолчала, погрузившись в себя, словно заново переживая моменты близости, а потом продолжила.
- Конечно, наши отношения не были безоблачными. Характер у Академика был крутой. Он не понимал, как можно не следовать абсолютно точно его указаниям. И это относилось ко всем областям. Он всегда знал, как и что нужно сделать самым наилучшим образом. И, главное, он был всегда прав. Пока я не поняла это и не приняла, укротив своё эго, у нас были трения. Потом я задумалась – а что мне нужно? Отстаивание своего мнения или мир и любовь с любимым мужчиной? Ответ был ясен - безусловно, второе. И всё стало на свои места. Конечно, это была хорошая школа, - Катерина засмеялась. – А Академик – великолепный учитель, и в работе, и в совместной жизни тоже. Мы с ним поездили по миру, он меня брал во многие деловые поездки. Европа, Азия, а Южная Африка мне понравилось больше всего, наверное, потому, что она ни на что не похожа.
Где-то через два года после нашей встречи Академик завел разговор.
- Катерина, нам надо поговорить, -  обычно он обращался ко мне – Кэт или Катя, и от такого начала у меня всё ёкнуло. – Давай поженимся.
Я сначала даже не поняла, что он сказал, а когда дошло, удивилась:
- Но ведь у тебя есть жена.
- Мы разведёмся.
- Ей будет очень больно. А дети? внуки?
- Катерина, они взрослые. Моя жена – это только моё дело.
- Но ведь твоя жена – это их мать.
- Она и останется им матерью, как я отцом. Я оставлю ей всё, что она сейчас имеет.
- Мой родной… Я в смятении… Ты знаешь, что ты значишь для меня. Ты даёшь мне столько, что я не думала о большем…
- А ты даёшь мне так много, что я всё время хочу большего. Хочу чтобы ты всегда была рядом, хочу всегда чувствовать тебя, всегда любить тебя, баловать… И знаю, что никогда не избалую. Ты неисчерпаема для меня.
Это впервые он высказался так прямо о своём чувстве. Кажется, я заплакала тогда, от счастья. И попросила подумать.
- Тётя Катя, вы согласились? – с надеждой воскликнула Саида. Она слушала с неподдельным интересом, как слушают дети, и сопереживала каждому повороту событий. Катерина грустно улыбнулась и задумалась.
- Надо было соглашаться?
- Ну, конечно! Это же любовь, а любовь нужно беречь.
- Жизнь обычно сложнее любви, девочка. Представь, появляется женщина, твой отец влюбляется в неё и решает развестись с твоей мамой.
- Я бы убила её! – неожиданно яростно воскликнула Саида, а Орхан закашлялся. Катерина посмотрела на него, и он сделал умоляющий знак глазами сменить тему. Женщина поняла, что невольно ступила на зыбкую почву чужих семейных отношений.
- Вот видишь, дорогая, возможно, и меня могли бы убить. Женщине очень тяжело разводиться, тем более, когда она уже в возрасте и нет шансов что-то ещё построить в своей личной жизни. До развода часто главными в её жизни были дети и внуки, а муж казался некой постоянной, которая есть и никуда не денется. Но после развода вдруг оказывается, что дети и внуки живут своей жизнью, а именно муж создавал полноту их семьи. Боль, отчаяние, ненависть, затяжная депрессия. Я могла стать причиной такого состояния женщины, которая, наверное, тоже любила мужчину, ставшего главным в моей жизни. Я попросила его подождать.
Зазвонил телефон. Саида ответила и, внимательно выслушав собеседника, положила трубку. Потом, извинившись, вышла из кабинета. В двери оглянулась:
- Я скоро вернусь, пожалуйста, без меня не рассказывайте.

10.
Орхан встал со стула, прошёлся к окну, потом вернулся.
- Знаешь, Катя, ты точь в точь мою ситуацию описала. Саида у нас младшая, а сыновья-погодки на двенадцать-тринадцать лет старше её. Они выросли, старший – головастый и способный, сам без всякой протекции поступил и окончил Дипломатическую академию, и его сразу взяли в штат Министерства иностранных дел. Сейчас в Чехии консулом служит. А младший с детства бредил машинами. Я после школы помог открыть ему авторемонтную мастерскую, он хорошо развернулся –  теперь у него большой автосалон, клиентов много. Живёт без высшего образования и процветает. Правда, на какие-то курсы и тренинги по бизнесу всё время ходит, мне советы даёт, иногда деньги вкладывает в моё кафе под свои идеи. Я доволен детьми.
Но рассказать хочу о другом. Когда сыновья женились и пошли внуки, жена моя Фатима, совсем про меня забыла. Всё своё время проводила у них, нянькалась, цацкалась с детишками, совсем превратилась в бабушку. Забыла, что она женщина, одеваться как-то тускло стала и наспех, а про интим уж не говорю. Стану я к ней подъезжать, а она: «Стыдно, ты дед уже», - и так на меня посмотрит, что я месяц потом не только не помню, что я – мужчина, но и преступником себя чувствую. 
Так бы и завял совсем, но однажды в кафе зашла молодая женщина пообедать. Эта дата – седьмое сентября для меня навсегда останется праздничным днём. Я его называю День Чуда Любви. А тогда я даже сразу не понял, что со мной случилось, но через мгновение я лично стоял у столика незнакомки и торжественно объявлял, что она – какой-то там многотысячный посетитель, и ей полагается торжественный обед и бесплатный месячный абонемент на обед в нашем кафе. Моя бухгалтерша Тамара, которая в этот момент была в зале, сразу подыграла мне – послала парня в цветочный магазин за букетом, на кухне заказала роскошный обед и распечатала на цветном принтере абонемент. И всё это за то короткое время, пока я воодушевлённо распинался перед посетительницей про богатую историю нашего кафе, берущую своё начало ещё в прошлом тысячелетии. Последнее было правдой – мы открылись в декабре 1999 года.
- Дорогая, не скажете ли вы своё имя, я впишу его в абонемент, и вы будете целый месяц иметь возможность обедать бесплатно у нас и в наших филиалах, – сладко запела Тамара, и женщина протянула ей удостоверение личности. Через десять минут я уже вручал гостье абонемент, о существовании которого не подозревал ещё час назад.
Тамара все её данные в свою тетрадочку вписала – тридцать восемь лет, не замужем, адрес и даже телефон спросила. Всё для меня – бери и действуй. Тамара потом любила в лицах рассказывать и показывать, как я тогда преобразился - распрямился в плечах, втянул живот, помолодел лет на десять и со счастливой улыбкой до ушей вдохновенно сочинял, как наше кафе посещают чуть ли не все великие люди Европы, Азии и Латинской Америки. А именно Мадина, так звали гостью, слава  Аллаху! стала несколько тысячной посетительницей, чем сделала меня самым счастливым человеком, не просто  в нашей стране, а и во всей Вселенной. Вообще Тамара – женщина активная, на свете больше всего любит приключения, как свои, так и чужие. Ей далеко за шестьдесят, а муж у неё на пятнадцать лет моложе.  Раз в две недели они исчезают из города на три-четыре дня «подышать свободой и набраться впечатлений». Она суперпрофессионал в бухгалтерии, ведёт несколько фирм. Когда мой младший сын начинал бизнес, он мечтал, чтобы Тамара работала только у него. Она сказала: «Мальчики, меня на всех хватит, только не ограничивайте моей свободы передвижения». В тот день, говорила Тамара, любовь выскочила как убийца и поразила меня в самое сердце, и она была просто обязана помочь мне. Вообще-то они с Фатимой, моей женой, приятельницы, и Тамара постоянно призывала её перестать быть только бабушкой и снова стать женщиной и женой. Но Фатима её не слушала, хотя она и любит Тамару, но считает её немного чокнутой.
Я действительно серьёзно влюбился, а когда Мадина ответила мне взаимностью, решил развестись с женой. Мы давно перестали быть парой. Однажды вечером дождавшись, когда Фатима вернётся от сына, я ей всё рассказал и попросил развода. Она была в шоке – она совершенно не ожидала, что жизнь может в одночасье так круто перемениться. Жена лишь попросила продолжить разговор завтра. А назавтра случилось непредвиденное. Наш разговор услышала Саида. Когда она вошла в комнату, мы испугались – девочка была бела как мел.
- Папа, я люблю тебя больше всех на свете. Потом маму. Мне нет жизни без кого-либо из вас. Если ты уйдешь, я убью эту женщину, потом себя, – Саиде тогда было тринадцать лет, возраст максимализма, во всём - только белые и чёрные цвета.
- Ты хочешь заставить нас мучиться? Ладно, накажешь меня, а мать? Она в чём провинилась?
- Я не знаю, что мне делать? Ты ещё здесь, не ушёл, а мне уже так больно. Вот здесь всё горит, - Саида прижала руку к груди, а потом стала медленно оседать на пол. Я подхватил её, она была без сознания. Скорая, потом больница. У неё было сильнейшее нервное потрясение. О разводе уже не было и речи. Мой выбор был прост – дочь или любимая женщина. Я выбрал дочь, а когда я сказал ей об этом, она быстро пошла на поправку. А я не мог ни расстаться, ни остаться с Мадиной. Она всё понимала и мучилась не меньше меня. Во время нашей последней встречи мы оба плакали, обнявшись. Но мы были взрослыми людьми, а Саида совсем ребёнком…
Фатима потом переменилась, стала следить за собой, салоны, массажи, тренажёрные залы, наряды модные. Но у меня здесь, - Орхан положил руку на сердце, - всё умерло.  Мы живём мирно, но как хорошие друзья. Я не хочу её. Теперь она делает попытки сблизиться, но у меня ничего не поднимается… Нигде. Вот так, Катя, попала ты своим вопросом в самую точку. Самую больную точку…
Они помолчали, потом Орхан подошёл к шкафу и достал новую пачку дорогих сигарет.
- Кать, закурим?
- Вообще-то я не курю.
- Я тоже не курю. Это, - он кивнул на пачку, - для таких вот случаев. Душещипательных.
- Ну, давай закурим, – они прикурили, сделали по первой затяжке и дружно закашлялись. Сигареты оказались очень крепкими, хотя и вкусными. В этот момент вошла Саида и расхохоталась.
- Ну, как школьники в первый раз. Ещё в рукав сигареты засуньте - от учителя подальше, - Катя с Орханом тоже рассмеялись и затушили сигареты. Душещипа-тельного перекура не получилось.
- Тетя Катя, вы продолжите? – Катерина вздохнула. Ей не хотелось вновь теребить душу, но она понимала, что нужно рассказать до конца и поставить точку в этой истории. А её душа противилась точке …
- Академик ещё дважды возвращался к разговору о женитьбе. В последний раз я сказала «да». Но у Всевышнего свои планы. Через несколько дней после этого разговора заболел мой отец. Тяжелейший инсульт. Он оказался прикован к постели, беспомощен, без речи и без движения. Я осталась совсем одна рядом с ним – сын уехал по контракту работать в Катар, брат с семьёй давно живёт за океаном. Не буду долго рассказывать, это был очень тяжелый период. Я врач и понимала, что совершенно бессильна против этой болезни со всеми своими новейшими препаратами и аппаратами. Единственно, что я могла – это быть рядом с отцом, ухаживать за ним, отдавать ему свою любовь и молиться. Естественно, мои поездки на фазенду прекратились. Академик активно поддерживал меня, потом его звонки стали всё реже и реже. Отец умер два месяца назад. Я хотела отметить сороковины и потом поехать в наш дом… Но через три недели после похорон позвонил шофер Академика.
- Катя, почему ты ничего не сообщила об отце? Царствие Небесное ему, мои соболезнования.
- Спасибо. Академик знал, я думала, он скажет.
- Да? Ладно, неважно. Я вот что хочу сказать, ты должна знать. Академик развёлся с женой и женился. На своей медсестре, она же его студентка. На свадьбе было много народу, и молодые сообщили, что ждут ребёнка. Академический род продолжается.
Меня обдало горячей волной, а потом ледяной пот проступил во всём теле.
- Когда? – он назвал дату - за пять дней до смерти отца.
- Он же мне звонил… Почему сам ничего не сказал?
- Что я могу объяснить за него? Я спросил: «Катя знает?». Он ответил, мол, нет, но ты ей сообщи. Я вот и звоню тебе.
- Спасибо… Он всегда знает, как что-то сделать самым лучшим образом…
- Извини, сразу не позвонил - не мог решиться. И ещё. Я нашёл себе другую работу.
- Поздравляю.
- Он продал фазенду. Тому архитектору, который делал там ремонт. Он хороший человек, но Пигель в том доме не остался. Я взял его с собой.
- Это хорошо. Буду рада вас видеть как-нибудь.
- И мы, конечно, тоже. Как будешь в наших краях – звони.
- Позвоню. Если буду….
Вот так и закончилась эта история любви. Я несколько дней была в ступоре, сразу две беды обрушились. А потом начались слёзы, от любого слова, от любого воспоминания. Я почти ничего не ела, а может и вообще не ела, не помню. Сын прилетал на похороны, но через неделю улетел -  контракт. Он звонит каждый день, я с ним держусь, а потом опять слёзы. А вчера что-то изменилось. Я ожила, вновь увидела краски, ощутила запахи, даже поговорила с воробьём. Благодаря вам, золотые вы мои люди, вашей доброте и любви. Спасибо вам сердечное! 
Катерина встала и отвесила  поясной поклон сначала Орхану, потом Саиде. Они были ошарашены, но и сама она тоже:
– Чудно как. Никогда так не кланялась. Само получилось.
- Навеяло… - сказал Орхан, все рассмеялись и крепко обнялись.

Жизнь продолжалась и была прекрасна как всегда.