Анкор Федотова
Победу празднуя, порок
Нахально носит свой венок.
И если встретит вдруг презренье,
Уж не раскаянье, а мщенье
В душе порочной закипит:
злодейству - шаг, коль совесть спит.
Эх, Паша, Паша. Как мне говорил один из подчиненных – пенсионеров, после моих нравоучений – Володя, лучше бы ты пил. И тебе было бы спокойней и нам хорошо. И он, в какой – то степени, прав. Лежа на кровати и глядя в темный с причудливыми тенями потолок, Федотов, математически просчитывал прошедший день. Стихов маленькому художнику было мало. Он пытался заглянуть за горизонт. Согласен, что творец, в первую очередь, философ. Но мозг бывшего солдата не готов к этому. И эта субстанция подлая. Как только почувствует перегиб, тут же включает механизм защиты. И умника превращает в глупца. Поосторожней, ребята, с этим серым веществом. И лишь засыпая, позволял себе помечтать о любви. Но как- же художник и без большой любви? Муза, что? Пришла, посидела и ушла. Ну, помогла с картиной. А в постель ни ее, ни картину не положишь. Павел Андреевич, физически же вполне нормальный человек. Но, беда – моралист. Да еще и перфекционист. И однажды влюбившись в недоступную прекрасную барышню, оставался верен даже не имея надежды на взаимность. И в этом его следующая беда. Давайте считать беды художника. Первая – математик. Вторая – трезвенник. Третья – моралист. Четвертая – однолюб. А не слишком ли много для художника.? Вы, зададите вопрос - О какой любви ты плетешь, дорогой товарищ? И где ты в своих сказаниях, взял халупу со свечами? Предлагаю всем не верующим эксперимент. Наливайте пятьдесят грамм коньячку. Нет лучше сто. Нет лучше сто пятьдесят. Только не паленного. Не забудьте о закуске. Выпивайте. Пять минут думайте о короткой жизни художника. Затем внимательно изучайте два портрета Н.П. Жданович в детстве и молодости. И вы обязательно почувствуете, что в этих портретах что – то есть. Нельзя не почувствовать душу и любовь художника к этому образу. Картины, резко отличаются от всех остальных работ. Они, почти, импрессионистического направления. Художник, находясь в эмоциональном подъеме, решительно отбрасывает свойственную времени и ему технику деталировки, лессировки и прочие традиционные приемы. Чтобы не дробили внимание. Упрощает до максимума фон. Он не может быть красивее его любимой. Главное показать внутреннюю и внешнюю гармонию образа. Нежность и красоту. Жданович знала о любви художника, и будучи даже за мужем, долгое время хранила его письма. Согласны? Если, да, то можно еще пятьдесят – За любовь! Ну, двести грамм для мужчины и даже для женщины не так уж и много. Тем более, когда коньяк хороший. Откладываем любовь в нишу памяти и смотрим на второй шедевр Федотова. «Анкор, еще Анкор» Хорошо, что выпили, иначе можно свихнуться от зеленой тоски, исходящей от картины. Вот оно, состояние настоящий Федотов, когда оставался один на один с собой и этим городом. Нет, у него собачки и дело в ней. «Анкор, еще Анкор». Прыжок еще прыжок. Кадетский корпус- прыжок. Армия – прыжок. Слава – прыжок. А дальше… ? Это аллегория всей его, как он начинает считать, никчемной жизни. Ни семьи, ни детей, ни взаимной любви. Лишь этот холодный вечерний город и свеча. Картина, как и в случае с картиной Жданович, без деталей. Но если Жданович наполнена физическим и духовным светом, то в анкоре, он почти отсутствует. Только отблески. Художник добился самого ценного в работе. Передал состояние момента. Своего состояния. Этими картинами он посвятил нас в тайны своей жизни. Возможно, ради этого и появился на свет. Павел Андреевич, что же ты натворил? Продолжал бы писать сатиру. Выпивал. Ходил по публичным домам. А еще лучше, женились на розовощекой дочери хозяина дома. Заимели таких же розовощеких малышей. И потихоньку спивались еще много лет. Как нормальные художники. А так выдали шедевр и иссякли. Потеряли смысл к дальнейшему существованию. А дальше все как должно быть у холостых, одиноких и влюбленных художников. Картина написана в 1852 году. И в этом же году у художника прослеживаются странности. Он пробует дописать анкора. Света на картине становится все меньше. Тридцать семь лет, время появления теней. Тени домов этого странного города, смотрят на художника. Принимают в свои объятия. Следуют за ним и шепчут - Все. Ты иссяк. Ты смеялся над нами, когда писал пороки, теперь посмеемся мы над тобой.
Победу празднуя, порок
Нахально носит свой венок.
И если встретит вдруг презренье,
Уж не раскаянье, а мщенье
В душе порочной закипит:
злодейству - шаг, коль совесть спит.
Из воспоминаний Льва Жемчужникова: «Из темного угла, как резиновый мяч, мигом очутилась перед нами человеческая фигура с пеною у рта, в больничном халате со связанными и одетыми в кожаные мешки руками, затянутыми ремнями и притянутыми к спине плечами. Ноги были босы, тесемки нижнего белья волочились по полу, бритая голова, страшные глаза и безумный свирепый взгляд. Узнать Федотова было нельзя. Это был человек не человек, зверь не зверь, а хуже зверя!»
В 1852 году в клинике доктора Лейдесдорфа на последние проблески разума, словно жалея о несостоявшейся военной карьере, художник Федотов П.А., одевает мундир, ложится на диван и тихо засыпает на веки. Миссию закончена. А мы любуемся его вечно молодой любимой, и восхищаемся зеленой тоской. Все, ребята! Пить хватит, а то завоем.
Искренне ваш Володя.
Свидетельство о публикации №219120701494