Открой глаза и смотри

Открой глаза и смотри. Это свет. Свет нового дня, посланного тебе. Четыреста девяносто восемь земных секунд он летел к тебе от твоей звезды. Звезды, созданной из одного вещества с тобой. Вещество, когда-то ставшее звездой, светит. Вещество, ставшее тобой, поглощает. Ты рождён поглощать.
Было сказано: «Жизнь была свет человеков». «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его».
Свет заполняет всё. Он вокруг. В тебе. Это утро. Утро нового дня. Просыпающиеся клетки твоего тела уже жаждут жить. Жить ради тебя. Но кто ты?
Эти черты, отражённые в зеркале, настолько привычны, что стали неосязаемы, непонятны, неподходящие для ответов. Так кто же ты? Лишь внимательно присмотревшись, ты увидишь в зрачках существа, отражённого пред тобой, крохотное отражение себя, смотрящего в отражение пред собой, в зрачках которого крохотное отображение существа, смотрящего на него и видящего в его зрачках отражение себя, смотрящего в отражение существа перед собой. Так кто же из них ты?
Актёр, который играет актёра, который играет актёра, который играет актёра, который играет актёра, который?.. Но и это не ты. Ты просто один из них.
Новый день накатывает извне. Через стеклопакеты, через вибрацию пола. Он появляется с шумом. С шипением чайника, с плеском воды, с разноголосым гулом города. Входит в тебя. Становится тобой. Проникает. Посмотри за окно: несть им числа. Они едут. Они идут. Спешат. Почему? Потому что им надо.
Они вынуждены. Либо должны.
И было сказано: «Могли идти налегке, но взяли излишне, погибнут».
И скажешь: обычный день. Извечный, и таков же, как и вчера. Но этот день другой.
Посмотри и узри: среди них нет тебя.
Это истинно новый день. День, который можно изменить. Нельзя изменить вчера, неделю назад и миллионы лет до. Но сегодня ты можешь. Не когда-нибудь, не потом, не завтра. Сейчас. Открой глаза и смотри. Вот новый день. Твой день.
Ведь было сказано: «По вере вашей да будет вам».
Встань и иди. Это твой день. Люди, спешащие в нём. Машины, гудящие на людей. Стёкла витрин, отражающие потоки машин, плывущие мимо людей. Смотри. Все они хотят быть здесь. Они спешат. Но спешат, чтоб перестать быть здесь. Почему? Закрой глаза, вспомни, кто сказал: «Наступят времена. И каждый станет сам. И никто не будет один, но каждый будет один». Но было сказано больше.
И было сказано: «И каждый возведёт себе тюрьму сам».
Посмотри на людей, на их день. Сам этот день не их. И они не свои. Они идут, спешат. Во имя себя, ради себя, к себе. Но несут не себе. Бегут не ради себя. Спешат не во имя своё. А вынуждены или должны. Ибо сказано: «Лучшая тюрьма – без стен».
В этой тюрьме всё – чьё-то. Но сам никто не свой. И здесь говорят: всё есть чьё-то, а чтобы стало твоим – надо спешить. И все спешат. Но никто не успевает сделать что-то себе. И здесь говорят: смотри, никто не успевает что-то сделать себе, надо спешить ещё больше. И спешат больше. Стрелка бежит по кругу, и кажется всем, что будет так и завтра, и через месяц, и через тысячу лет. Но никто не помнит, что есть начало и есть конец. Они опоздали. Много званых, да мало избранных.
Все здесь должны. А чтоб не быть должным, нужно платить. Платить самому. А это тяжело. Но отменить плату – это перестать жить. Потому что жизнь имеет цену. А какую цену жизни ставишь, такая и жизнь.
Но было сказано: «Каждому дано по силам его».
Не можешь купить зонт – искать тебе чужую крышу. Посмотри на небо. Что сулит оно сегодня? Взгляни на людей, которые идут, едут и работают не для себя. Замри и почувствуй. Это было. Было уже. Пройдено. Прочувствовано. Прожито.
Пойми: это чужая жизнь.
Раскрой ладони. Возьми. Это опавший лист, летящий к тебе. Что он может сказать? Что он видел? Что пережил? И каков голос его? Он умер, но говорит.
Он говорит тебе о смерти. Говорит о времени, о жизни, и об освобождении. Пойми его – и наделишь смыслом его прошедшие жизнь и смерть. Ибо смысл в том, что каждая жизнь должна что-то сказать.
Ибо сказано: «Всё вокруг хочет сказать, но не всем слышать».
Слышащий да услышит. Живи жизнь так, чтоб ею сказать. Плохое ли, хорошее – нет разницы. Искренность отменяет все понятия. Ибо настоящее не нуждается в искусственном. Ведь сказано: «Дела ваши скажут за вас».
Всё, чем обладаешь, делает несвободным. Дай в дар всё, что захотят унести. Хорошее ли, плохое – пусть берут. Временное – тяготит, а вечное – не по силам забрать никому. Ибо неисчерпаемо настоящее. И не убудет тебе. Ибо богат лишь дарующий.
Каждый ищет себе господина. И каждый найдёт его. Но не всем дано найти в себе. Ибо ноша тяжела. Но это твой день. Необычный день. Стрелка бежит по кругу, и кажется всем, что будет так и завтра, и через месяц, и через тысячу лет. Но мало кто помнит: нет одинаковых дней. Ведь сказано было: «Не дано войти в одну реку дважды».
Кончается этот день. Кончается бег. Люди спешат к себе, зная, как мало у них на себя. Надеясь завтра прислушаться к себе, уделить больше себе или забыв об этом. Но завтра повторят уже прошедший день. И так и останутся проживать один и тот же день. День, которого нет.
Мёртвые хоронят своих мертвецов. Оставь их. Встань и иди. Ты свободен. Нет нужды спешить тому, кто успел. Пустотой кончается этот день. Но ничто не содержит так много, как пустота.
Ночь. Ты входишь в неё один. Это твоя ночь. Ты всегда любил её, ибо сказано: ночь скрывает. Ты всегда хотел скрыть. Не задумываясь – что. Но ведь и не было у тебя ничего. Так почему ты любил ночь?
Было сказано: «Более всего стремятся скрыть пустоту».
Ты смотришь в зеркало. Проводишь по волосам. Нет пустоты. Но нельзя узреть то, чего нет. Она внутри. Пора. Сидя в такси, ты смотришь в стекло. Близкий и манящий холодный водоворот ночного города. Твоего города. Видишь людей? Они идут, едут, бегут. Они спешат воздать что-то себе. Наконец-то себе. Но никто не знает – как. И они ищут.
Ибо было сказано: «Всё, что живёт – ищет».
Города отобрали у них очаг. Но древняя память зовёт их. Город холоден, но полон огней. И, словно бабочки, теперь тянутся они к этим огням. Никто уже не помнит – зачем.
Ведь сказано: «Нет глупости в тех, кто стремился к свету, но и не является злом то, что оплавило им крылья».
И все хотят быть свободными, и жить. Но возводят стены. Чтобы укрыться. Возводят ограды. Чтобы отгородить. Спешат перестать спешить. Чтобы остановиться. Чтобы не быть здесь. Остановиться – это перестать жить. Не быть. Так всё спешит умереть.
Но было сказано: «Лишь кто тонет, избавляется от всего лишнего».
Музыка. Столетия технологий возвысили её силу. Качество звука, громкость – есть ли предел? Громкость, близкая к летальной, не оставляет выбора – ты погружаешься в тысячу вспышек, улыбок, касаний, ритмов и звуков. Один.  Будучи абсолютно один.
Ведь было сказано: «И в толпе полно одиноких».
И всегда догадывался ты, что один. И чтобы не быть одному, всегда ты искал её. В этом шуме и этом огне. Шёл к ней, брал её. И брал что-то тяжёлое – то, что кажется лёгким, и селил это в уста свои, в чрево своё, и туманился разум твой. Потому что ты боялся. Боялся вдруг начать чувствовать.
Ибо знал: «Чувствовать – это открыться, открыться – быть уязвимым».
Но сегодня не будет так. Всё, что тянуло тебя, ты отдал. И не стало страха. И стало легко. Ибо свобода – это отсутствие страха. И ты поймёшь, что не здесь место твоё. Выйди или останься – нет разницы в том. Ибо сказано: «Ищущий да обрящет».
Откройся. Будь раним. И смотри. Смотри день или век – и ты увидишь её. Узнаешь. И она увидит тебя. Она увидит силу. Люди преклоняются перед силой, ищут её и идут за ней. И она пойдёт за тобой. Не говори ничего. Слова возводят рамки, а большому в них тесно. Пусть между вами сегодня возникнет большое. Безграничное.
Введи её в дом свой, и скажи: «Бери, это твоё. Ибо не нужно мне то, что ни для чего. А если найдёшь ты слова, чтобы сказать, для чего это, то останься здесь и раздели эту жизнь. Ибо мне нужен смысл».
Вслушайся и услышь. Ты услышишь, как тихо капли текут по щекам её. Эти капли – последнее, что осталось в нас от древнего океана, частью которого мы были когда-то. И сними эти капли осторожно ладонью своей. И укрой грудью своей глаза её.
Ибо с каждой такой каплей этого океана в нас становится меньше.
И увидишь ты в каплях её, что много в ней нужды. Много стен и оград. Что много спешки, а мало времени, и мало что для себя. Посмотри ей в глаза и спроси: «Почему?»
И она захочет сказать тебе так:
«Смотри. Что, если не тюрьма это, если лишены радости живущие здесь? Чистого воздуха, пения птиц, касания трав. Что это, если не тюрьма, если приставлены к нелюбимой работе? Вынуждены отдать чужим детей своих, не имея времени помимо себя? Помимо труда для одного себя, от которого не взрастает ничего, не делает свет лучше и не даёт плодов... Что это, если каждый ест то, что вредно ему, пьёт то, что вредно ему, и дышит тем, что убивает его? Что это, если каждый из идущих мимо боится? И каждый говорит: видишь, страшно вокруг? Всем нужны стены».
И скажешь ты: «Не бойся. Есть много, что крепче стен. И мы крепче».
И скажет она: «Но если буря налетит и разметает всё, что строили мы?»
И скажешь: «Поставим не стены, а паруса».
И снова потекут капли её. И в них ты не увидишь больше нужду, а увидишь себя и поймёшь, что это отражение – единственный настоящий ты, и поймёшь, что такие же капли и у тебя, а, значит, вы оба – части одного океана, а точнее – и есть один океан. Возьми её руку. И не говори слов.
И живи так день, месяц и век. Ибо всё это одно, когда время перестаёт бежать. А время перестаёт бежать в тех, кто счастлив. Потому что много дней, и каждый из них разный, и каждый из них – целая жизнь, а может, и вечность.
И сказано будет тобой: «Счастье – это познать».
Так передастся знание внукам твоим.