Добро пожаловать домой

Ветер гулял по всему дому. Шелестел занавесками на окнах. Как будто играючи шуршал обрывком обоев в углу. С шумом и свистом вырывался сквозь трещины под потолком наружу, а потом обратно. Сквозняк хозяйничал на кухне, на пустых полках шкафа в спальне, покачивал люстру в столовой, вьюжил пыль на остатках книг в библиотеке. Неожиданный скрип иссохшей половицы отдался эхом в соседних комнатах, прокатился до последней стены, попытался от неё отразиться и вернуться. Но заглох между почти оторванными плитками. Атмосфера запустения и затхлости царила в этом одряхлевшем строении – вязкая, неотвратимая, беспощадная... И только на окне, в маленьком вазоне зеленел как будто только что высаженный кем-то крошечный росток. Такой свежий и уязвимый, с нежными листочками и полупрозрачным стебельком.

«И это мой родной дом», – подумал Грегор, окинув окружающее пространство не менее пустым взглядом. «И это твой родной дом», – внезапно отозвался в голове  тихий, спокойный голос. После пятнадцати лет на орбитальной вахте, с её известными благами цивилизации мозг как будто отказывался верить визуально воспринимаемой действительности. 

Последний луч садящегося в долине солнца ласково погладил стену, пробежался по дверному проёму, запрыгнул на подоконник, как будто что-то шепнул зелёному росточку и спрятался за горизонтом. В дом хлынула хорошо осязаемая прохлада ночи, с её летними цикадами и беззвучным перешёптыванием листьев.

Едва переступив порог, Грегор не успел осмотреть дом до наступления темноты и в раздумье опустился на табурет в кухне. В его уставшем сознании созрела только одна мысль – что я здесь делаю? То есть, он, конечно, знал, что вахта однажды закончится и придётся вернуться на Землю, домой. Туда, где родился и вырос. Где прошли годы в мечтах о космосе, о героях-покорителях безбрежных просторов, одним из которых он надеялся однажды стать сам… И жизнь распорядилась как-будто в тон желаемому.  Едва исполнилось восемнадцать, Грегор умчал из опостылевшей долины. Два года учёбы в ближайшем космическом центре, и вот он – уважаемый всеми астронавт, который несёт вахтовую службу на борту Гелиоса. Крупнейшего в истории космического корабля, совершающего первый в мире кругосветный полёт по экватору галактики Млечный Путь.

Пятнадцать бессменных лет механиком по обслуживанию бортовой техники что-то да значат в этой жизни, думал Грегор по возвращении домой. Он поднакопил деньжат, накупил всякой всячины в надежде удивить родителей и братьев. Но не учёл одного: со дня его отъезда из дома прошло уже более 150 земных лет. Не осталось никого и ничего, кто мог бы его помнить.

Грегор смотрел на маленький зелёный росток на подоконнике. Росток не шелохнулся даже от дуновения снующего по дому ветерка. В его крошечных жилках совершались реакции фотосинтеза от поглощённого за день света. Казалось, они пульсировали, заметно наливались соком, излучали какие-то, одним им ведомые энергии.

***
– И что это ему даст? – просил доктор, склоняясь над экраном с изображением потемневшего в ночи дома, Грегора на табуретке и ростка на подоконнике.
– Как это что? – отозвался второй врач, по другую сторону медицинского бокса с мирно спавшим в нём Грегором. – Мы же не можем объявить на весь корабль, что Земли больше нет. Вы представляете себе, что после этого начнётся? Хаос. Паника. Агрессия. Суициды. Убийства. Вы этого хотите, коллега?

Первый врач этого не хотел. «Они надеются, – он смотрел на зеленеющий росток на экране зеркала сознания. – Они все как один, каждый раз на что-то надеются». Программа контрактов по обслуживанию корабля работала безотказно. Всем, кто собрался покинуть вахту, предлагалось пройти курс медицинской реабилитации. Здесь, в медблоке, пациента вводили в искусственную кому с заданными параметрами его собственных воспоминаний. Которые были получены ещё на «входе», при заступлении на вахту. Вот только видоизменения этих воспоминаний были «состарены» и направлены на понимание пациента, что его там, дома, никто не ждёт. Чтобы по «возвращении» из дома он сам, по собственной воле, продлил контракт на очередные пятнадцать вахтовых лет.

***
Последние сигналы с Земли были получены более ста лет назад, и они были неутешительны. Разрыв земной коры, в результате перегретого ядра планеты – вполне закономерный процесс для отжившего своё космического тела. Но на командном мостике было принято решение скрыть этот факт от многотысячного населения корабля ради будущих поколений. Тех, которые доживут до однажды обнаруженной, пригодной для заселения планеты. Ради этого и затеялось кругосветное путешествие по мнимому экватору галактики Млечный Путь.

***
– Возвращайте, – скомандовал первый доктор, и второй нажал пару кнопок на пульте. Свет в медбоксе с Грегором задрожал, несколько трубок отсосались от тела, и он открыл глаза.

– Добро пожаловать домой, – второй доктор проверял пульс, давление и прочие показатели. – Ну, что скажете?

Грегор помолчал.

– Я хочу обратно на свою вахту, – пробасил он и свесил ноги на пол. – Авось мне в этот раз повезёт оказаться в числе первооткрывателей нового мира.

– Очень правильное решение, – первый доктор не отрывал взгляда от зелёного ростка. – «Авось нам всем повезёт». Он выключил экран зеркала сознания и повернулся к Грегору.

– Поздравляю вас, ваш новый контракт уже сформирован и ожидает подписания.
Грегор молча удалился, шаркая шлёпками по полу.

– А знаете, коллега, что в нашей работе не даёт сойти с ума?, – спросил второй доктор. – Вот эти проблески надежды. Каждый раз, когда я вижу на экране зеленеющий куст, певчую птичку на ветке, распустившийся посреди пустыни цветок, я понимаю, что жизнь неистребима. И даже здесь, на блуждающем звездолёте, сейчас, с кажущимся осознанием безысходности от потери родной планеты, я понимаю, что надежда есть. Именно она ведёт нас через эти глубины космоса. Нас ведёт тяга к жизни всех, кто здесь находится.

Первый доктор молча смотрел в чёрный иллюминатор. Где-то там, далеко, в уже привычной непроглядности их ждал новый дом. Такой же зелёный и свежий, как родная Земля. Почему он был так в этом уверен? Потому что каждый, кто проходил это бокс, напичканный воспоминаниями, неизменно генерировал в зеркале сознания новую жизнь. Такую непосредственную и естественную, что в её существование невозможно было не поверить. Ведь всё, что создано человеческой мыслью – где-то существует?