Аттестат

Медиумический рассказ, записанный при помощи "яснослышания".

Прошло немного времени, и я окончил школу. Да, это была непростая школа, но об этом потом.
Школа состояла из двух курсов: я учился на последнем. Однажды ко мне подошла странная женщина в платке. Её звали необычным именем Макфения. Кто так назвал? Я называл просто Мафа.
  - Как крестили-то? – спросил я однажды.
  - Так и крестили, - ответила она уклончиво, пытаясь выправить моё произношение на Макфению.
В тот самый день, когда она впервые ко мне подошла, попросила взять её с собой. Откуда она могла знать, куда я собрался ехать? Я собрался к тётке за город переночевать и обратно: она меня знатно угощала, и я в свой выходной норовил к ней заглянуть. Учёба мне не давалась, я был лентяй, как говорила моя бабушка. Строгих правил, она всегда старалась меня чему-нибудь «хорошему» научить. Ей удавалось только начать, а у меня уже «срочные» дела, да и «к экзамену надо готовиться», так что к тётушке я приезжал часто, а к бабушке – никогда. Она обижалась, но нотаций мне хватало, ещё её…
Эта баба показалась мне больной, будто прилагала усилия, чтоб говорить. Я сразу сказал «нет», и больше не хотел слушать её уговоров. Но навязалась же…
Может, выслеживала, когда я выезжаю, но в назначенный час стояла со своим узелком на дороге. Я проехал мимо. Кучер заявил, что чуть не задавил эту «брюхатую». Я и не заметил её живота: куда ей старой?..
  - Да не старая она, - сказал кучер, - знавал я таких: нарядятся под старую и ходят, кто подаст.
  - А эта, что от меня хочет? Просит взять её с собой. Мне… к тётке везти? Нет уж, увольте! – это я почти сам с собой разговаривал, думал, не слышит Иван (его присылала тётка, чтоб забрать меня, и возил обратно), но он слышал и кхмыкал в ответ. Я замолчал.
  - Лошадь захромала. Вот ещё!
Иван, резвый на ноги, вскочил с козел, остановил лошадь и пошёл осматривать (лошадей он любил и заботился хорошо).
  - Да не-е, доедем. Подкову буду менять, она у меня хорошая, - это уже о лошади, - любит меня, лижет, - он показал на лицо.
Я сказал, пусть поторапливается, на что он возразил назидательным тоном:
  - Никак нельзя, барин, никак нельзя: лошадь угробим. Так дойдёт, вы уж, барин, не спешите. А вон и убогая, что к вашему благородию пристала, идёт… догонит, - он засмеялся.
  - Вот ты, Иван, и гони.
Лошадь пошла быстрей, и вскоре баба скрылась из виду.
  - Вот ведь как бывает, лошадь, будто надежду даёт, - потом замолчал, испытывая неловкость.
Я всю дорогу молчал, потом забыл о бабе – всё было как всегда: тёплый приём, вкусный ужин и карты «по маленькой». Была ещё там барышня, тёткина приживалка, но о ней ни слова!..
Уже были сумерки, зажгли свечи, как в дом постучали. О нищей старухе доложил лакей: «… просится переночевать». Тётка нищих не любила, не жаловала, а тут разрешила постелить в дворницкой.
  - Чтоб утром ноги не было, - заключила она.
Я рассказал тётушке случай с той бабой, что просилась со мной, но и сам не поверил, что была та самая.
  - Мало ли что, Игорь, не ходила бы, коль ничего от нас просить не хотела.
На том забыли и больше не вспоминали до утра, пока в колокол не забили. Что это? Пожар? Горела усадьба. Дворницкая полыхала во всю. Слуги бегали, тётушка кричала на всех, я взялся руководить тушением пожара и преуспел. Огонь с дворницкой не перекинулся на комнаты, но дыма было много, пришлось выйти всем на улицу. Деревянные перекрытия догорали, огонь локализовали и тушили его всем миром: мужики и бабы носили вёдра с водой и выплёскивали на огонь. Потушили в полдень. Дворницкая выгорела до тла, кое-где валялись головешки. Погибла в огне и нищенка, о которой в суматохе все забыли: её обгорелые останки нашли в куче золы. В комнате, где её закрыли (чтоб не ходила по дому), были кучи ненужного белья, старый комод и то, что тётка хотела отдать из вещей годных к носке. Там начался пожар и виновница (как мы уже считали) погибла первая. Однако так ли было?
Вскоре я уехал, занятия продолжались, и мне надо было успевать наряду со всеми. К тётушке больше не ездил за неимением времени. Да и у той, в связи с пожаром начались неприятности, в которые меня не посвящали до времени.
Я, по прибытию домой, перво-наперво, посетил всех родственников, рассказал так, мол, и так произошло и все пустились навещать погорелицу. Её неприятности продолжились до тех пор, пока моя знакомая снова не появилась у меня на дороге. Я несказанно удивился, считая её погибшей.
  - Как ты здесь очутилась? – спросил я обрадовавшись, как старой знакомой.
Она даже слегка попятилась, отстраняя меня.
  - Сказывала: возьми, вот и погорели, а ещё будет…
Она больше не хотела говорить.
  - Постой! Как тебя звать?
Мы познакомились, и моё имя ей сразу не понравилось.
  - Но уж что уж, зови как хочешь, ба-арин.
Она нарочно растягивала «а», но я не отреагировал.
  - Что ты ещё хотела сказать, Мафа? Я не выслушал тогда, выслушаю сейчас.
Она замялась.
  - Вот что, Мафа, я сейчас занят (у меня был экзамен), к вечеру освобожусь: где тебя искать?
  - Сама найду, - сказала, как обиженная девочка, моя новая знакомая Мафа.
Экзамен я сдал посредственно, но был доволен – не завалил. Сумерки опускались, я шёл насвистывая песенку.
  - Ничего не поможет, - услышал я голос за спиной.
Я оглянулся.
  - Ты, Мафа?
Я её не узнал: переоделась в «чистое». Что-то пёстрое, как рябая курица (смеялись бы мы с друзьями), но я был сдержан.
  - Вот ты какая?
Она была довольна моим замечанием – старалась.
  - Пойдём ко мне, что-то покажу.
Через две улицы прошли, какие-то казённые дома… садик и двор. Не подметён – заметил сразу, каморка в углу двора (принадлежала дворнику, я видел подобные).
  - Я здесь живу.
  - С мужем?
  - Помер. Меня выгонят скоро, обещали. Да ты проходи, барин, вот, - она показала на скамейку, - садись. Вижу всё, - начала она зловещим голосом, что меня рассмешило, - не смейся, барин.
Она достала чугун. В нём плескалась вода.
  - Сюда смотрю, вижу всё. Не колдунья я какая, не думай, правду вижу: а как сказать? Вот идёшь, а я видела тебя, будто едешь и огонь. Дай, думаю, помогу. Там ещё смерть увидела, постороннее лицо.
Я спросил.
  - Коли видела уже, чем могла помочь?
Она смутилась.
  - Могу помочь, не перебивай, а то укушу.
Я расхохотался, она подхватила, мы весело посмеялись. Она стала серьёзней.
  - Не могу обо всём, одно скажу тебе, барин: уезжай. Ненадолго, но будет хуже, а ты здесь.
  - Мафа, что ты увидела ещё?
Она зашептала, я не понимал ничего из её слов, хотя слышал всё отчётливо: не на нашем языке, решил.
  - Уезжай завтра, потом приедешь, а завтра – лучше будет.
Я уже не знал: верить ли? Про пожар знала, смерть увидела, теперь меня оберегает: от чего?
  - Уеду, у меня есть… я не стал договаривать. Уеду, Мафа.
  - Вот тебе флакончик, выплесни на дорогу, как пойдёшь.
Я взял, но верить не хотел, слишком много в ней забавного находил. Воду вылил, флакончик выбросил тут же, как только вышел от этой чудной женщины. Утром поехал к родственникам, там готовиться к следующему экзамену – послушался Мафу.
Не верил ни во что, а эта женщина заставила. Дома случилась кража, двое убиты. Меня не было дома, а то бы неизвестно что со мною стало: открыл бы сам, впустил, как сделал мой сосед. Вот и не верь после этого!
Мафа появилась после выдачи аттестатов – я юрист. Я собрался порадовать ближайшую родственницу – любимую тётушку, а она опять на дороге в своём старом платье.
  - Возьмёшь?
  - Садись.
Она подняла юбки, многоярусные как у всех баб, и взгромоздилась на козлы, так и доехали.
Тётушке представлять не стал, отправил к дворне, пусть устроят.
  - Кого это ты тащишь? – тётушка с сомнением посмотрела мне в глаза. – Игорь, договаривай!
Я не хотел начинать нашу встречу с Мафы.
  - Потом расскажу, презанятно будет.
Тётушка – пресерьёзная дама, шутила редко.
  - Расскажи. Чего тянуть?
Я усадил тётушку на диван и всё рассказал.
  - Так это она? – тётушка не понимала. – А сгоревшая? Ты же сказал, что догнала тебя эта чокнутая: так?
  - Я думал так, но эта – живая, - и снова повторил всю историю, рассказал и об ограблении в моём доме.
Тётушка качала головой.
  - Знаешь, Игорь, оставлю-ка я эту… провидицу у себя, проверю. А ты скажи, чтоб домой не возвращалась, пусть поживёт вместе с дворней, там и место укажу, на что сгодится – молода ещё, поработает.
  - Ей и некуда: муж умер, а она в его квартире, обещали – выгонят.
Тётушка понимала по-своему: в приживалки набивается, но слово сдержала.
Я поступил на службу, аттестат, хоть и с тройками, пригодился. Служил исправно, как вдруг… умирает тётка. Я был занят и долго не виделся с ней, а тут, как снег на голову – умерла. Я поехал. Родных много, всех известили, собрались как один.
Мафа. О ней несколько слов. Я надеялся, Мафа поможет. Тётка болела долго, все привыкли: кто не болеет? Но, оставляя провидицу, я был уверен – вот её ангел-хранитель, но умерла, чуть больше года минуло. Я переживал: тётку я любил больше всех родственников. По прибытии в дом я велел позвать приживалку Мафу.
  - Её нет, ушла, ещё вчера. Как умерла барыня, места себе не находила, а вчера с утра собрала вещи, в пояс поклонилась и пошла, - так ответила комнатная девушка.
Похороны состоялись на следующий день. Мы разъехались.
Мне приснился сон, будто Мафа просит прощенья, плачет, а я ей говорю: «Не плачь, Мафа, от болезни люди умирают», - а она всё своё: «Прости, не уберегла».
Через два года встречаю Мафу, где и не ожидал – в больнице. По службе пришлось зайти, а там сестра милосердия – Мафа! Я не поверил глазам.
  - Ты? Что здесь делаешь?
  - Людям помогаю.
  - А у помощницы аттестат имеется? – спросил я строго.
  - Как не быть? Выучилась. Я умная.
Я не поверил. Разговаривая с доктором о пациенте, который скончался при выясняемых мной обстоятельствах, я спросил:
  - Макфения давно у вас?
Доктор вначале не понял.
  - Сестра.
Доктор покачал головой.
  - Её не берём, сама приходит, больным помогает. Нужны такие, сёстры устают, а эта из простых, всё норовит работу потяжелее взять. Вот и тот, ваш, - он тыкал в бумаги, - умер у неё на руках.
Я подумал, хорошо будет сказать, что знаю её давно? Но передумал.
  - Поговорю с ней, может, скажет о последней воле больного. Много споров будет. Как бы не убийство.
Я предупредил доктора нарочно. Больной умер внезапно из-за простого отравления: съел что-то несвежее. С промытым желудком и кишечником он скончался в тот же день. Вскрытие показало – здоров. Я здесь, чтоб разобраться и в случае намеренных действий, найти виновного. Я догадался – Макфения, больше некому.
После разговора с Мафой, я понял одно – помогать она видит по-своему. Мафа начала издалека:
  - Исповедаться хотел. А я кто ему? Спросила только: что гложет? А он и давай про нелёгкую судьбу: все споры, обиды, говорит, а сам плачет. Так и сказал: «Не могу простить ему убийство брата».
Я спросил:
  - Что заставило тебя? (Она посмотрела очнувшимися глазами.) В чугунке увидела?
  - В нём. «Как брату будет тебе упокоение», - сказала ему. Он поморщился, будто задыхаться стал, а я молитву говорю свою, пока не затих.
  - Помогла, значит. А с тёткой моей так же? – я сердился всё больше.
Она молчала. Я вызвал полицию и показал на виновную: не уследила, задохнулся. Доктора наказали, как главного виновного, но судить не стали, скоро приняли обратно – врачей не хватало. А Мафы след простыл, как только из полиции отпустили. Судить было не за что: в колдовство не верили, да и я не рассказал сути нашего знакомства. Скольким ещё «помогла» Мафа, заглядывая в свой чугунок? За что убила мою тётку? – я так и не узнал, приговор Мафы обжалован не был.