Кушары

Мы с кумом Ромычем любим рыбалку. Вернее, Ромыч на ней помешан. У него и спиннинг навороченный, стоит уйму бабок, и прибамбасы всякие: прикормки, мормышки, крючки и ещё всякой всячины немерено. Есть и тренога для котелка, и столик со стульями, и прочая лабуда. А я у него для компании. И за повара. Нет, я тоже ловлю на донку и на простую бамбуковую: верхоплёвок, окуньков, краснопёрок, бубыриков. И ещё я спец по ракам! Отец научил. Если место тихое, камышовое, всякими нечистотами не отравленное, за час-полтора ведро наловлю голыми руками.

Но главное, не в самом клёве или ухе трёхкратной, нет. Важно для нас с Ромычем то, что мы от баб своих свалить можем, по рюмочке выпить, воздухом подышать в тишине, на красоты полюбоваться. Я не Пушкин там или Репин, но от заката над водой тоже млею.

Ну и ужин, конечно, это ритуал особый. Вкусную уху сварить – мастерство! Вначале мою мелочь в котелок положим, я её в колготок жены кладу, чтобы костей не было в бульоне. Не в весь колготок конечно. Откромсаю ножом сантиметров пятнадцать-двадцать. Завяжу с двух сторон и в уху. Настя моя колготки сразу по нескольку штук новых покупает. А я потихоньку их тырю. Жена удивляется, почему колготки так быстро исчезают. А я молчу, похихикиваю в кулак. Пока ни разу не спалился.

Затем крупную рыбину разделываю на куски и в котелок. И немного пшена. Хорошо, если крупняк икряной попадётся, тогда уха вообще класс! Варю без картошки, чистить не люблю. А вот помидорчиков, лучка, лаврушечки и укропчика – обязательно. И привкус от уголька, что в конце варки в котелок добавляю. Картошку на углях в фольге запекаем, чтобы руки не пачкать, и с сальцом. Да под рюмашку. Хорошо!

В стельку, в усмерть, до поросячьего визгу, такого не было! И не похмеляемся. Мы культурненько, помаленьку.

Потому с утра чай. Да не из пакетов! Я по бережку прошмыгнусь, мяты сорву, чуть повыше, на берегу иван-чая. Если повезёт, чабреца или душицы найду. Вот это чай! Пар от кипятка смешивается с дымкой, что от речки поднимается, и призрачное счастье рисует. Красота! Всё не спеша, всё в тишине. Без понуканий и критики. А Настя называет меня мужланом, лишённым романтизма: ни цветов без повода, ни стихов по вечерам. Но вот вопрос – а в чём романтика?

Как-то раз в конце августа, перед выходными мы с Ромычем на рыбалку собрались. Стоим возле забора, по-соседски перетираем: кто что, и чего сколько возьмёт. А тут моя Настя, неожиданно возле уха: «Мы тоже едем с вами!». Я с перепугу присел даже. И как получилось тихо подойти, не пойму. Смотрю, а супруга Ромыча тоже рядом.

- Не, бабы, рыбалка дело мужское! – возмутился я, не подумав.

- Бабы на базаре семечками торгуют! – прервала меня Настя. И по её голосу, звучащему, как «болгарка». Я понял, что попал.

- В этот раз мы едем с вами! – сообщила Катюха.

- Не, девчата, вы чего?! Мы с Ромычем отдохнуть хотели.

- Мы тоже,- подытожила Катюха.

Но я точку в споре ставить не собирался, и привёл кучу доводов против совместной поездки. Но проиграл. А Ромыч молчал, лишь разглядывал свои шлёпки, да смотрел на щенка, который играл с котом. Не дождавшись поддержки, я, в конце концов, не выдержал:

- Ты чего молчишь, Ромыч?

- А чего, пусть поедут, комаров покормят, на земле поспят, дымком провонются, - ответил он. Видимо достала его Катюха.

Пропал отдых! Опять недовольство, поучения, ухмылки. Я был расстроен, но на природу хотелось.

Махнул рукой и ушёл собираться, придумывая мелкие пакости, которые подсуну девчатам. Но если бы знал, что уготовят нам они, то лучше бы остался дома.

Мы выехали через час. Оказывается, жёны малышей с утра пристроили: моя к тёще, Катька к сеструхе. Да и вещи у них уже были собраны, как ни странно. А нам что с Ромычем? Мы всегда готовы, лишь удочек добавили, и червяков по пути докупили. Я палатку для баб взял и пару надувных матрасов. На землю их всё же не положишь, застудят свои органы, лечиться начнут, уколы колоть. И нас заставят. Нет уж! Месть местью, но к воздержанию я не готов.

До нашего любимого затончика добрались быстро. Там по берегу пару рыбаков шарилась, приглядывались, где ловить. Но мы с Ромычем по быстренькому вещи разложили, утвердились, место застолбили. И непрошеные соседи ретировались, увидев женщин. Ясно же, бабы на берегу тишины не будет. И точно! Визги, ахи, цветочки-мотыльки! Но мы с кумом сама выдержка. Ромыч, спиннинг забросил, я за хворостом пошёл. Обычаи нарушать не стали.

Вернулся быстро, и на накрытую поляну в прямом смысле этого слова. Девчата покрывала разложили, посередине на клеенке посудины со всякой снедью расставили, подушечек разложили, лежат на животах ногами болтают, чокаются. А бутылка вина наполовину пустая. Мы с кумом сделали вид, что не замечаем их, и решили рыбачить. И, надо сказать, нам неожиданно повезло! Ромыч поймал приличного судака, а следом щуку, килограмма на три! Я тоже вытащил сомика. Небольшого, килограммового, наверное. И тут, девчата, допив бутылку, решили искупаться. Наши с кумом доводы, что вода холодная, что иляка по щиколотку, что ракушки и пиявки, успехов не имели, они с визгом бросились в воду. И вскоре вода закипела от их плесканий, бултыханий и шлёпаний по воде. Рыбалка накрылась медным тазом!

А солнышко катилось к закату. Самый клёв! Эх, девки-девки! Ромыч погрустнел настолько, что откупорил бутылку водки и глотнул прямо из горла. Никогда за ним такого не замечал раньше. Чтобы как-то скрасить последние минуты неудачного дня, я предложил наловить раков. Как ни странно, Ромыч согласился, и даже полез вместе со мной в воду, взяв садок.

Мы отошли чуть подальше от девчат и разделись. Сложив вещи на берегу в стопочки. И трусы стянули, чтобы ночью не спать в мокрых (мы вполне могли оказаться в палатке, а не в машине по велению наших супруг).

Муза рыбалки явно была с нами. Мне попадался довольно крупный рак, икряной. Ромыч и тот, нащупав ногой добычу и, успев придавить её ступнёй, нырял, доставал и, выныривая,  отплёвываясь, каждый раз чертыхался.

 В прошлый раз, когда он пытался ловить раков, у него ничего не вышло. А настроение его улучшилось, кум решил, что не всё ещё потеряно. Утречком, когда бабы будут спать, он сможет насладиться рыбалкой!

Рак так и пёр! Мы увлеклись и прошли довольно далеко вдоль камыша. Начало быстро темнеть. Решили возвращаться, выскочили на бережок и решили пробежаться. Но не тут-то было! Всё комариное воинство напало на наши голые тела, и решило оставить нас вовсе без крови. Да и как-то резко похолодало. В воде это было не заметно. Мы плюхнулись обратно в воду и поплыли к стоянке. Увидели проход через камыши, где раздевались, вышли. Но… одежды не было. Ромыч, отбиваясь от звенящих насекомых, предположил, что в сумраке мы попутали проходы и вышли не на то место. Стало не до комаров! Не мог же я перед супругой Ромыча предстать нагишом. Да и не хотелось, чтобы моя Настюха увидела причиндалы кума. Мы прошли туда-сюда по берегу – ничего напоминающего одежду не было. Стемнело. И такая вот картина: ночь, луна круглая полосу света по воде рисует, камыши выше головы, на полянке среди кустов и деревьев огонёк от костра и тени от ветвей и бугра, что чуть дальше от речки возвышается – сама жуть!

Наломав чакона, мы соорудили «набедренные повязки», рожи и руки илом намазали и тихонько подошли к стоянке. Представляли, как ужасно выглядим со сторон. Ржали в кулак. С воплями и гиканьем выпрыгнули как Чунга-чанги в световой круг костра, чтобы напугать девчат. И… Облом! Ни-ко-го! Ни в машине, ни в палатке, ни на берегу. Вот не было и всё тут!

Увидели разочарованные лица друг друга, громко рассмеялись. А потом кум вдруг спросил удивлённо:

- Где бабы?

- А леший их знает, - весело ответил я.

- Скорее водяной, - встревожился кум.

Всё ещё улыбаясь я полез в багажник и нашёл старые треники и майку, в которых обычно возился с машиной. Ромыч в рюкзаке тоже откопал что-то для себя. Одевшись, выпили по глотку водки для согрева и решили осмотреться. Костерок догорал, и я подбросил побольше дров, чтобы стало виднее. Достали фонарики, осветили кушары*. Никого не нашли.

- Слушай, а они не потопли? – заволновался Ромыч.

- Да здесь вроде мелко, - ответил я.

- А вот там под ивами яма… - вспомнил кум и скис совсем.

- Не, Ромыч, спрятались они. И ржут, наверное, над нами.

И точно, какие-то непонятные звуки донеслись из камышей ниже по течению.

- Вот же бестии, - рассердился кум и полез в кушары.

Я пригубил бутылку с водкой, но выпить не удалось, поперхнулся, поскольку из камышей, где скрылся Ромыч, раздался нечеловеческий крик. Через мгновенье появился и сам Ромыч бледный, как покойник, с выпученными глазами и трясущимися руками.

- Ты чё, кум? Приведение увидел? – ухмыльнулся я.

Ответить Ромыч не смог, но кивнул утвердительно, а потом отрицательно. Я протянул бутылку, поскольку так и стоял с ней в руках. Кум присосался к горлышку, сглотнул сразу половину, и только потом, показывая на камыши дрожащей рукой сказал, что там живые кикиморы. Я уточнил:

- Жёны что ли?

Он опять отрицательно дёрнул головой:

- Не … ки-ки-ки-моры!

- Брешешь! – не поверил я, взял фонарик и решительно пошёл в том же направлении, откуда выскочил Ромыч.

Камыши сразу зашелестели. Впивались острыми краями листьев в руки. Тени устрашающе играли в свете фонарика. Я ничего не видел кроме стволиков камыша, которые всё теснее охватывали моё тело. Ил противно чавкал и не давал вытягивать из него ноги. Становился всё глубже и глубже. А я то светил под ноги, то вперёд, выискивая себе дорогу. Замаячили отблески на тёмной открытой воде. И тут, что-то охватило мою ногу! Я дёрнулся. Не тут-то было, нога осталась на месте. Посветив фонариком на ногу, увидел две чёрные руки, впившиеся в меня. И тут послышалось что-то жуткое не то шёпот, невнятный, не то бульканье:

- Нако..-пец.. ришё… за.. мной!

Я рванулся со всей силы на берег, выдернул ногу из омерзительно холодных рук, поскользнулся, упал в иляку лицом и на четвереньках пополз к костру. Ромыч сидел, вцепившись в сапёрную лопатку, которую всегда и всюду возил с собой. Увидев меня, грязного и вопящего вскочил, замахнулся и отпрыгнул на пару метров в сторону.

Теперь я испугался, кума, а вдруг запустит лопатку в меня, и потому опять заорал, закрываясь руками, уже от него:

- Стой! Стой! Ромыч, это я!

Кум виртуозно выругался, вроде успокоился, но лопатку не опустил. Отдышавшись, я спросил, веря и не веря в то, что произносил:

- Ромыч, мы никогда не верили в… мистическую лабуду… А выходит… нежить существует?!

Кум кивнул, вернее, непонятно мотнул башкой, а я продолжал:

- Помнишь, мы ржали над историями и советовали дать приведению в лоб? Помнишь, мы были уверены, что это всегда подстава?

Ромыч опять мотнул головой и опустил лопатку. И тут, неожиданно для себя, я предложил:

- А пошли вдвоём, поймаем эту гадость и вытащим к свету! И посмотрим, из чего она состоит!

Кум невнятно промычал, а я вытащил из-под сидения биту. Пойдёт он или нет, а я решительно направился обратно. И тут из-за камышей послышался зов:

- Ту…ут! Ди..ю-да!

От неожиданности я сел на траву и крепче сжал биту. У меня появилось сомнение, решимости поубавилось. Но, догнавший меня Ромыч, прошептал:

- Идём!

И мы ломанулись в кушары, как в атаку, как под танки, как в чёрную пятницу на распродаже! А тут опять, то ли бульканье и шипение, то ли вскрик и свист. Не поймешь. И две длинные ручищи липкие, в тине, и к Ромычу, и хватают за ноги. И тянут к себе, в глубь, в стремнину. Ромыч невольно уходил всё глубже. Когда вода стала по грудь, взвизгнул по-бабьи, и ну отдирать нежить от себя. А рядом с ним голова в космах-тине медленно поднимается, и смотрит мне в глаза. Белки – белые, в свете луны так и сверкают. Дрянь эта рот разинула и зубами лязгнула, а зубы и не зубы, клыки! Я битой замахнулся и по башке этой нежити. Но нога скользнула, и я упал. А гадина увернулась, и вдруг гаркнула:

- Сука!... – и утонула. Я на ноги и всеми конечностями грести к берегу. А страшная голова опять вылезла, и я услышал:

- Бля…ою… маму…

И отлегло сразу. И чары рассеялись. И реальность вернулась. Ну, не может погань всякая матом изъясняться!

Ромыч узнал почему-то первый:

- Настюха, ты что ли? А Катька где?

- Где…. На ноге… – и тут же голова скрылась в темноте. Я руку в воду, схватил волосы жены и вверх дернул. И опять услышал ругань, как только её голова над поверхностью показалась. Как мог, держал голову жены над поверхностью и слушал продолжение. А из неё выходило, что вместо дерганья надо нож нести, так как бабы наши в какую-то сеть запутались, и выбраться у них не получается. Только нос над водой торчит, и крикнуть не могут, сразу муть в рот лезет. А они и замерзли, и устали нырять нас дожидаясь.

Я рванул к костру, схватил тесак и фонарик. Вернулся тут же. Вдвоём с Ромычем освободили жён от сетей и вынесли баб на берег. Пока они отмывались на прогалине, где не росли камыши, а дно было песчаное, мы узнали, что бабы хотели похохмить спьяну. Спрятали вещи, и решили притаиться в камышах. Зашли поглубже, чтобы со спины гаркнуть, да в сети и попали. Высвобождаясь, совсем запутались.

- Хотели напугать, - уточнила Катюха.

- И, надо сказать, - вздохнул Ромыч, - это у вас получилось!

- Ромыч, а сети откуда? – поинтересовался я.

- Наверное, ачуры** попорезали. Они же их не вытаскивают…

Я с ним был согласен…

Порыбачить в этот раз нам не довелось. Наутро плескались в речке вместе с девчатами, боялись их отпускать. Загорали, играли в карты, пели песни, плели венки…

Не то, чтобы вовсе не понравилось, мы с Настюхой в кушарах уединялись, но это точно была не рыбалка! И подумалось вдруг, что в моей семейной жизни чего-то не хватает. Наверное, об этом намекает Настя. Хорошо бы понять, чего ей и мне надо….

Но стихи я всё-таки написал. Примитивные, не Пушкин. Но какие смог. Лиха беда начало! Главное мои, и Настюшке понравились.

Ты звала меня в ночи,
Надеясь на внимание,
Изломала кушары,
Моля о понимании.
Я – дурак, искал тебя
Как всегда поблизости,
Ну а ты, любя меня,
Подвергла глупой низости.
Разбудили мы чертей,
В головах приснувших,
Испугались мы теней
И клыков блеснувших.
Надо было жён спасать
Без вести пропавших,
А не биту опускать
На головы уставших.
Но зато я осознал,
Что глупый бессердечный,
И общенья избегал,
Мужиком беспечным.
Но теперь готов сказать,
Что люблю я очень,
Что готов расцеловать
Тебя я, между прочим!

Вот, что вышло! По-моему неплохо.

Но на рыбалку мы теперь только с Ромычем. И никаких женщин на берегу!

----------
Кушары* - (регионализм донских казаков: густые заросли на берегу реки). Смысл может быть как прямой, так и переносный, подразумевая, что человек прошел запутанным, не торным путем.

Ачуры** - жаргонизм, сотрудник Азово-Черноморского управления рыбоохраны (аббревиатура).