Женщины - вопросы без ответов

               
    Есть  люди с открытой душой, каковым и является Михаил Петрович с детства и до сегодняшних 72-х лет. В общении  он доброжелателен, раскрепощен и добродушен, легко вступает в контакт,  вызывая у собеседников симпатию и ответную приязнь. Иногда, впрочем, эти качества, бесспорно положительные, вкупе с доверчивостью  Михаила Петровича становятся источником неприятностей, как и случилось нынешним утром.               
Дело в том, что его жена Вера Павловна считала коммуникабельность мужа положительным качеством, но только не в отношении посторонних женщин.  Она была ревнива, что провоцировало различные семейные размолвки, не помешавшие, впрочем, супругам прожить в согласии пятьдесят два года. Честно сказать, что Михаил Петрович  не был совершенно безгрешен, но все же большинство  претензий жены не имели оснований.
 
* * *

    Утром Петрович поехал с женой за продуктами. Он не любил ходить в магазины. Сегодня покупок было немного, жена разрешила: "Хочешь, оставайся в машине, я сама все донесу". Он и сидел в теплой машине, покуривая и поглядывая в окно на переходящего от одного автомобиля к другому озябшего попрошайку.   Бомж подошел к водительской двери его машины. Михаил Петрович наполовину опустил стекло. Сценарий дальнейшего оригинальностью не отличался.               
      — Батя, прости, выручи, дай мелочи сколько можешь. Дело в том, что я сегодня вышел из больницы, — скороговоркой произносил бомж стандартное заклинание.               
      — Ясно. Не надо долго рассказывать, сейчас дам,— перебил его Михаил Петрович, высыпая в грязную ладонь горсть мелочи.
      — Спасибо! Простите, один вопрос. Вы курите? — продолжил бомж, умоляюще глядя на лежащую, на порпризе пачку сигарет. — Можно две? — добавил бомж.               
      — Еще какие вопросы?
      — Все, больше никаких. Спасибо.
Попрошайка взял сигареты и ушел.
"Вежливый ",— подумал Михаил Петрович. Тут же раздался стук в окно с пассажирской стороны. "Ну вот, оказывается не все еще вопросы, — настырный какой",— подумал несколько раздражаясь. Однако стучал не бомж. В окно смотрела улыбающаяся, женщина. Михаил Петрович не сразу понял, кто она, потом вдруг вспомнил приятную знакомую. Он приглашающим  жестом руки попросил ее сесть в машину.               
      — Ой, здравствуйте!  Как хорошо у вас тут — тепло. А я вас сразу и не узнала, — возбужденно и радостно говорила она. — Обратила внимание на бомжа, которому вы зря деньги даете. Зачем? Пропьет же. Пусть идет работает, — правда?               
      — Да как тебе сказать, конечно, скорее всего, так и будет, но он действительно бедствует и голодает. По лицу же видно. Жалко его.
      — Добрый вы человек.
      — Сейчас знаешь что вспомнил? У меня есть друг, старый уже, но моложе меня, в Харькове живет. В девяностые годы обналичивал деньги, хорошо жил, ездил на мерседесе, имел несколько квартир, а потом попался и все потерял, да и партнеры помогли — где большие деньги, там сжирают друг друга, —  и сожрали.  А теперь бедствует — не дай бог. Вот тебе и: "От тюрьмы и от сумы…"
 Михаил Петрович мельком посмотрел на дверь магазина.               
      — Жену ждете?
      — Да. Она старая, больно бить не будет, не страшно,— по-дурацки пошутил он. — А ты, говорят, теперь молоком торгуешь?  Как-то хотел увидеть тебя в прошлом году, но не нашел твой киоск.               
      — Нет, сейчас нигде не работаю. Мама у меня сильно заболела, пришлось уволиться. Теперь на иждивении у мужа, так сказать. Устала — сил нет. А у  вас как дела? Рассказывайте. Я так рада нашей встрече.
Отвлек звук открывшейся задней двери. Это Вера Павловна  положила покупки на заднее сидение, внимательно посмотрела на освободившую ей место впереди  гостью, которая сказала: "До свидания, приятно было встретиться", с явным выражением сожаления на лице от столь быстрого расставания. Михаил Петрович вынужденно сказал: "Счастливо!"— мучительно вспоминая, как же ее зовут, а жена промолчала, села впереди, дверь захлопнулась.
               
    На удивление спокойно жена спросила:               
      — Это Светлана Сергеевна?               
      — Какая Светлана Сергеевна? — спросил муж.               
      — Ну а как ее зовут?               
      — Не помню я.               
      — Вот зачем ты хреновину городишь! Прям, ничего не помнит он, — пробурчала она, опять же на удивление спокойно.               
      — Вера, я прошу тебя, не раздувай скандал на пустом месте. Эта женщина торговала пивом на комбинате, рядом с фотографией. Года два назад я с ней там и познакомился просто потому, что она приятный в общении и любознательный человек, что, согласись, удивительно для продавца пива. Уже год там не работает и столько же я ее не видел, и, как зовут ее, действительно забыл.
Надо пояснить, что Михаил Петрович был писателем и его профессионально интересовали различные типажи людей, как мужчин, так и женщин (женщин, возможно, несколько  более).  Любому приятно общаться с симпатичным, в широком смысле слова, любознательным и неглупым собеседником противоположного пола, что обусловлено генетически и не противоестественно.
Так произошло и это знакомство. Он сразу заметил, что женщина,  обслуживающая его в новомодной тогда точке продажи "живого" пива, не вписывается в его обычное представление о продавщицах пива: взгляд у нее был  осмысленный и доброжелательный, речь довольно грамотна, одета она была скромно и прилично. Больше подошло бы ей торговать книгами. Что касается физической привлекательности, то она была не в его вкусе невысокая, сухощавая и очень подвижная.
 Однажды Михаил Петрович спросил у нее:               
      — Скажи, а ты книги читаешь?               
      — Да какой там? Времени нет. Читала, когда в школе училась, а замуж вышла — одна суета.               
      — А кто твой муж?               
      — Простой работяга и алкаш.               
      — Обижает?
      — Можно сказать, что нет, но его ничего в жизни не интересует.               
      — А тебя интересует?
      — Ой, меня многое интересует, но я уже смирилась.               
      — А я без чтения жить не могу. Как стал пенсионером, сам пытаюсь писать.               
      — Да вы что? Печатают где-нибудь?               
      — На сегодня есть несколько публикаций.               
      — Дадите мне прочесть?
      — Конечно.
Михаил Петрович принес новой знакомой несколько своих рассказов. Возвращая их после прочтения, она говорила:               
      — Это удивительно, мне так понравилось, как у настоящего писателя,  всегда считала, что писатели — это небожители, и уж никак не ожидала  подобного человека так запросто встретить.               
      — Ну, это перебор. Захваливаешь меня.               
      — Нет, правда, это удивительно, очень удивительно! Вы, наверное, и за границей были?               
      — Был. В нескольких странах Европы. В следующий раз я принесу тебе прочесть неопубликованные записки.               
      — Спасибо! Я буду так рада.               
Но в следующий его приход выяснилось, что она уже здесь не работает, и вот сегодня встретились спустя год.


    После вышеописанной встречи супруги приехали домой, затеяли вместе пельмени, увлеклись, оживленно и весело разговаривали. "Ну, слава богу, жена отнеслась к происшествию спокойно", — думал Михаил Петрович. Но нет, скандал разгорелся утром следующего дня.               
      — Я вот все жду, может, ты ответишь все-таки, когда все бабы в округе перестанут вешаться на тебя? — грубо и с ходу начала жена.               
      — Ну почему вешаться? Просто подошел знакомый человек поговорить.               
      — Ну да, просто подошел и сел в машину к чужому мужу, или ты ей женихом представился?  Она же сначала увидела не тебя, а знакомую машину.               
      — Как ты меня своими подозрениями достала. Хоть иногда задумываешься, сколько уже нам лет? Может пора прекратить?               
      — Это себе скажи. Сколько тебе было лет год назад, когда я в больнице лежала, а ты привел бабу в наш дом, наглец, и играл с ней на бильярде?  И  оставил фотографии в своем телефоне. Дура я — стерла их.
Такого Михаил Петрович вообще не ожидал. Не было же этого. Как это возникает у нее в голове? Что это?  Продолжать разговор далее было бессмысленно. Он ушел в свой кабинет и просидел там до позднего вечера. Пытался продолжить писать начатый рассказ, но текст разваливался на несвязные фрагменты, он не мог сформулировать более двух фраз, а знаки препинания вообще вышли из подчинения. Возникло ощущение, что он плохо владеет русским языком. Оставив это занятие, решил почитать, но через несколько страниц замечательный текст любимого автора стал раздражать. Просто депрессия какая-то!
 
***

    Вспомнился целый ряд подобных, необоснованных приступов ревности жены. Одновременно у него мелькнула мысль: "Зачастую, все-таки, я сам виноват — не учитываю, что ситуация, кажущаяся мне безобидной, ею воспринимается как оскорбительная". Да и было такое не однажды. Например, после отпуска зашел в продовольственный магазин, который посещал почти ежедневно. Сегодня за прилавком продавец Наташа.  Михаил Петрович симпатизировал ей, вернее нравилась она ему, любовался он ею молодою и красивой, но это совсем не то, что его жена обычно думала в таких случаях.               
      — Здравствуйте! Вы из отпуска вернулись? — спросила Наташа. — Загар у вас какой-то особенный. Не огородный.               
      — Это ты правильно заметила, был в горах две недели.               
      — Вот я вам завидую. Никогда не была в горах, а так хочу посмотреть. У меня сын в прошлом году ездил с классом в Домбай. Восхищен до предела, вспоминает каждый день. Привез несколько снимков на телефоне. Но не качественные — особо не рассмотришь.               
      — В Карачаево-Черкессию я езжу на протяжении пяти лет и все не могу налюбоваться. О Теберде, Домбае и Архызе сделал большой и  хороший фильм. Очень хотел бы тебе показать.               
      — Я с удовольствием, но у меня компьютер сломан.               
      — Можно же отремонтировать?               
      — Сомневаюсь.

(Следует подчеркнуть, что дружескую расположенность мужа к другой женщине Вера Павловна считала греховной априори, а он часто забывал о том  как она это воспринимает,— и сейчас так произошло. Он всегда переживал, если его родственники, друзья или знакомые не видели чего-либо, произведшего на него самого сильное и приятное впечатление, и всегда хотел поделиться:  рассказать, показать, отвезти в это прекрасное место, что постоянно и делал, но часто натыкался не стену непонимания).
               
Он сказал Наташе:               
      — Да нет проблем. После работы зайдем ко мне домой и в спокойной обстановке на большом телевизоре посмотрим фильм, и не только этот.               
      — Спасибо большое, но это невозможно.               
      — Почему?
      — Я всегда после работы прихожу домой вовремя и мне не нужны лишние проблемы с мужем. Во-вторых, думаю, и ваша жена не одобрит непрошеный визит незнакомой женщины.               
      — Я понимаю если визит в ее отсутствие. А здесь то что?               
      — Нет, не стоит, это некрасиво.               
      — Хорошо, есть другое предложение, в какое время у тебя меньше всего покупателей?               
      — Обычно с двух до пяти. Пока с работы не пошли.


    Михаил Петрович погрузил в машину ноутбук и приехал в магазин, находящийся в ста метрах от дома. Из подсобки Наташа подтащила переноску и два стульчика к небольшому столику, стоящему за прилавком. Подключили компьютер и демонстрация началась. Иногда заходили редкие покупатели, в основном знакомые, они здоровались с обоими и заинтересованно спрашивали: "Что вы там такое смотрите?".  "Очень интересное кино, — отвечала Наташа. — Давай говори быстрее, что тебе надо?" Обслужив покупателя, она торопливо возвращалась на место, с восторгом продолжая смотреть на экран, и восхищенно комментируя.               
      — Ой! Как замечательно! Какая красота! А музыка как соответствует,— у вас просто талант.               
      — Потом похвалишь. Ты не отвлекайся. Проникнись. — Я уже еще как прониклась. Мне очень нравится. И так изумительно вы комментируете происходящее на экране. Просто талант. Такой фильм надо на конкурс.               
      — Да ладно тебе. Обычный любительский фильм. Просто старался максимально донести восторг, который сам испытывал, будучи там,— будто невозмутимо, а сам в душе конечно ликуя, отвечал он.               
      — И вам это удалось. Не каждый сможет.
Неожиданно входная дверь распахнулась и в помещение вошла Вера Павловна. Лицо ее выражало крайнее возбуждение и гнев — так мягко скажем.               
      — Ах вот ты где! Хорошо, машина издали видна — думала, с ума сойду. Ну-ка марш домой быстро!               
      — Вера, успокойся, веди себя прилично.               
      — Это я должна вести прилично? Ты еще имеешь совесть мне так говорить!               
      — Ладно, успокойся, иди домой, минут через пятнадцать я приеду.               
Михаил Петрович был оглушен абсурдностью ситуации. Из опыта знал, что любые призывы к здравому смыслу бессильны перед стеной непонимания и предубежденности. Досада, стыд, боль, обида мерзким и смрадным, клубящимся комом проникали в него. Стиснув зубы от безысходности, он извинился перед Наташей, которая побледнела, как школьница, молча отнес компьютер в машину и сел за руль.


    Через сутки жена уже доброжелательно общалась с ним, но не потому что сочла свой поступок неверным — она даже не анализировала произошедшее, а если вдруг  и подумала, что перегнула, то никогда бы ему в этом не призналась. Она спрятала в глубину души очередной камень боли от "измены" мужа, которых там накопилось, совершенно необоснованно,  много.

 ***
 
    Михаил Петрович вспомнил еще один эпизод, связанный с женщиной, но жене, к счастью, неизвестный. Тогда молодые супруги (он — Миша, а она — Вера) жили на севере Тюменской области, в  Нижневартовске. Он — младший научный сотрудник возвращался домой с разведочной буровой: до Ноябрьска в вертолете, далее в относительно комфортном поезде "Москва–Уренгой" до станции пересадки "Ульт–Ягун", и последний участок, самый утомительный, на поезде до Нижневартовска. В просторечье поезд называли "бичевоз" и контингент пассажиров, и уровень комфорта в нем соответствовали названию. Нужно было выдержать несколько часов ночной езды (правда, в тех широтах зимой ночь всегда) в расхлябанном, старом деревянном общем вагоне.
Пассажирки в "бичевозе" попадались редко. Пассажиры мужчины, в основном вахтовики и другой низкоквалифицированный люд сотрясали вагон   пьяным храпом в самых причудливых позах, а некоторые, не дойдя до нужной кондиции, продолжали прием спиртного, кто из стакана, передаваемого из рук в руки, а кто из горлА.
    Зайдя в вагон, Миша сразу обратил внимание на отдельную группу — трезвых,  с приличными лицами.  И что удивительно, среди них была молодая женщина. Миша спросил разрешения, народ потеснился и ему (случайно?) досталось место рядом с ней. Поздоровавшись, он представился — Миша. Лариса,— как бы вскользь, ответила она с дружелюбной улыбкой, и он  мгновенно ощутил, что сел рядом с созданием, явно имеющим отношение к небесам. Сразу исчезли запахи табачного дыма, перегара и влажной овчины,— над ними господствовал приятный аромат ее духов. Bсе в ней показалось Мише прекрасным — и лицо, и фигура (насколько можно было судить о фигуре сидящей женщины), и даже синее велюровое платье. Бросались в глаза ухоженные руки с безукоризненным маникюром. Он подумал: "Это ангел. Таким он и должен быть в женском обличье".               
Присутствие прекрасной женщины творило чудеса с мужской компанией. На первый план выдвинулся — куда уж без него! — дух соперничества. Каждый из ее спутников, не зависимо от возраста и интеллекта, старался вызвать к себе максимальный интерес с ее стороны. Соперничали, впрочем, как-то "не толкаясь": никто не повышал голос и не насмехался над оппонентом, а самое удивительное — если кто-то вызывал, судя по ее реакции, одобрение прекрасной дамы, то и все остальные испытывали  к нему уважение — что,  согласитесь, странно для соперников.
 

    Непринужденная дорожная беседа затянулась надолго.  Количество тем казалось неисчерпаемым: с еврейских анекдотов разговор переключался на статьи "Литературной газеты" и передачи "вражеских голосов", с обсуждения фильма "Калина красная" Шукшина — на анекдоты про дорогого Леонида Ильича. И сам  Миша мастерски рассказал с десяток анекдотов и с удовольствием пел со всеми  Высоцкого и Окуджаву. Потом обратились к производственным   сюжетам — бурение, проблемы нефтедобычи, геофизики и геохимии, и что поразительно, во многих специальных технических вопросах Лариса была хорошо осведомлена. 
Миша, сидя рядом с Ларисой, иногда ловил на себе ее взгляды, мимикой  она выказывала ему свою реакцию на услышанное,  тем самым призывая его в единомышленники. Он ощутил тоненькую пока ниточку родства их душ, постепенно уничтожившую его начальную скованность перед этой женщиной, столь прекрасной, что страшно к ней подойти.  Мишу охватила эйфория счастья, и все поняли, что произошло — соперничать больше не нужно. Их соседям стало ясно, что Лариса и Миша слышат теперь только друг друга, и некоторые устало прикрыли глаза, кто-то вспомнил о неразгаданном кроссворде, а кто-то молча уткнулся в пейзаж за окном.  Разговаривали только двое и ничего не видели вокруг, кроме глаз друг друга.               
      — Ты живешь в Вартовске? — спросил он, прикасаясь к ее плечу, ощущая нежность удивительной ткани платья и тепло тела.               
      — Нет, живу в Новосибирске, здесь в командировке. Завтра, вернее уже сегодня вечером, улетаю домой.               
      — С ангелами так и бывает. Они всегда улетают. Знаешь, как только увидел тебя, подумал, что ты ангел.               
      — Я почувствовала. Но, увы, у меня земная профессия — геохимик.               
      — И у меня "гео" — геофизик.               
Оба с сожалением посмотрели на часы и затем понимающе — друг на друга.    — Жалеешь, что сказка кончается?               
      — Да.


    В окне вагона вспыхнул яркий свет дорожного фонаря на столбе и громкоговоритель оглушительно произнес: "Будьте осторожны! Поезд № 648 "Ульт-Ягун–Нижневартовск" прибывает на первый путь". Попутчики продвигались к выходу, прощаясь с продолжавшим сидеть Мише и Ларисе: "До свидания! Счастливо вам!"               
      — До свидания!  Спасибо за приятное знакомство,— отвечали они, а затем и сами вышли из вагона.               
      — Тебе куда? — спросил Миша.               
      — В седьмой микрорайон. Там гостиница.               
      — А мне в одиннадцатый. Это напротив. Мороз не большой, пойдем пешком. Автобус ждать — больше замерзнем.               
      — Конечно,— согласилась Лариса.                Он взял ее руку и, отогнув край варежки, поцеловал нежную кожу, не в силах оторвать взгляд от ее ярко освещенной, сказочно красивой фигуры.
Шли  не долго, минут двадцать, практически молча. Остановились на перекрестке — где рубикон, где принимают решения.               
      — Вот, справа, мой дом,— тихо сказал он. — Окно на девятом этаже горит.               
      — А вот, слева, моя гостиница, окно не горит,— еще тише сказала она.               
Миша уже вдохнул воздух для слов "Ну, так пойдем, зажжем!", почувствовав, как мышцы напряглись для шага к ней — прижать к себе и целовать бесконечно милое лицо, но одновременно подумал: " Не надо, после расставания боль будет невыносимее, отрезать  сразу!" Подавив сожаление "Идиот ты и дурак",  вслух произнес:  "До свидания, родная". Она помолчала немного и ответила: "Прощай, наверное, будет правильнее. Спасибо. Ты молодец, и принял правильное решение — ангелы друг другу больно не делают".


    Он шел домой, не оглядываясь, но понимая, что  "ангел" останется трепетным воспоминанием на всю жизнь. Но ответа на вопрос, повел ли он себя в тот вечер как идиот, Михаил Петрович так до сих пор и не нашел.