Ч. 2. Вологодская кружевница. 01

       Часть 1. Секрет винодела. http://proza.ru/2019/11/01/788

       Часть 2. Вологодская кружевница. Глава 1.      

       Конец августа выдался на удивление тёплым. В садах румянились яблоки, красными огоньками подмигивали кусты шиповника, а из сухой травы пробивались тугие стебли поздних цветов. На соломенной палитре бутоны раскрывались яркими красками: малиновыми, фиолетовыми и оранжевыми. Пряный аромат трав и цветов привлекал вездесущих насекомых. Они суетливо перелетали от бутона к цветку и жужжали нараспев под мелодичный перезвон, доносящийся из открытого окна с кружевными занавесками.

       Что это за новый музыкальный инструмент? Или это льдинки звенят, кружась в кувшине с квасом? Ночи уже холодные, но не настолько, чтобы к утру замерзала вода. И до весенней капели рановато. Скорее всего, в доме купца Александрова завтракают его красавицы-дочки. Они размешивают серебряными ложечками вкусное питьё в тонких фарфоровых чашках и смеются.

       Соблазнённый терпким ароматом лимонных хризантем в пузатой вазе в окно влетел огромный пушистый шмель. Он зарылся в узкие лепестки самого крупного цветка и притих, словно заслушался звонкими переливами.

       – Варенька, ты уже работаешь? И даже не позавтракала? – Вошедшая в комнату Даша посмотрела на круглый столик, где в глиняной миске лежал нетронутый ломоть пирога, а рядом - полная кружка молока. – Ты же обещала! – Сделав строгое лицо, молодая женщина обернулась к своей любимице.

       – Дашенька, милая, я только взяла в руки новые вересковые коклюшки*, и не смогла оторваться. Посмотри! – Варя раскрыла ладошки и показала с дюжину тонких деревянных палочек, от которых к большому валику тянулись белые льняные и серебряные нити.

       – Это те, что подарил весной Матвей Тимофеич?

       – Да! Я никак не решалась, привыкла к старым, можжевеловым. Послушай, Дашенька! – Замелькали коклюшки в изящных пальчиках, разлился по комнате весёлый перезвон, даже шмель в букете зашевелился и прожужжал в унисон свою песню.

       – Какая красота! – Даша наклонилась над сколком*, рассматривая затейливый рисунок. Серебряная вилюшка* кружит, как метелица, и заплетается в ажурные узоры: мифические птицы и невиданные цветы. Тончайшие решётки из белёного льна, украшенные насновками* в виде снежинок и ёлочек, надёжно охраняют сказочных птиц и не дают им взлететь и покинуть прекрасное кружИво*. – Варенька, это диво дивное! Неужели ты решилась на своё подвенечное платье? Ведь у сестёр уже всё готово!

       – Нет, что ты, – зарделась девушка. – Это подвенечное покрывало для Лукерьи, и с таким же узором сошью подубрусник*. Замыслила я, что к её тёмным волосам серебро более подойдёт, а Марфуше – сплету с золотой ниткой. Любо тебе?

       – Милая моя! Может, мне ещё раз за Василия выйти?! И ты сплетёшь мне такое же? – Девушки рассмеялись. Встревоженный шмель вылез из цветка, сердито покружился по комнате и вылетел в сад. – Ух, какой! Вот видишь, даже шмель недоволен, что ты до сих пор не позавтракала. Оставь свои коклюшки, покушай, и поедем кататься к реке! Вёдро нонче!

       – Даша! А...

       – А твои сёстры пол утра наводят красоту. Марфу причёсывают часа два, а Лукерья никак наряд не выберет, но обе давно позавтракали. Принесла тебе чудный пирог с яйцом и капустой, что Меланья испекла, и что я вижу? Он давно остыл. А ты детка, скоро станешь такой же тонкой, как твои коклюшки. – С этими словами Даша решительно отобрала у Вари вересковые палочки, закрепила их сбоку валика, и откатила резной деревянный стул, ножки которого покоились на небольших колёсиках, подальше от рукоделия. Придвинув домашнее средство передвижения к круглому столику, произнесла: – Бон аппетит, мадемуазель!

       Варя вздохнула, взяла пирог в руки, с надеждой протянула его Даше, но та фыркнула и отвернулась к окну, машинально поправив выбившуюся прядь каштановых волос. Когда её воспитанница выпила глоток молока и откусила кусочек пирога, Дарья, не оборачиваясь, прокомментировала:

       – Ты кушаешь, как мышонок, а тебе силы нужны. Я даже не могу заставить тебя сделать упражнения. Матвей Тимофеич мне голову снимет. – Помолчав, она с грустью продолжила, – как там мой Василий? Небось, нашёл себе мадам французскую и забыл про меня.

       Варенька даже поперхнулась. Запив молоком, и откашлявшись, каким-то уж совсем взрослым голосом ответила:

       – Дарья, как ты можешь! Василий любит тебя больше жизни. Ни письма, ни весточки, но ты же знаешь, что они далёко. Возвратятся, а вслед за ними и письма придут, так бывало не раз. – Когда Даша повернулась, Варенька подмигнула ей и хитро добавила: – А уж ежели пристанет какая-нибудь мамзель к твоему Василию, мой батюшка наведёт порядок. Ты же знаешь! Распугает этих мамзелей на все четыре ветра.

       Даша, наконец, улыбнулась. Она подошла к Вареньке сзади, расчесала её золотистые волосы перламутровым гребнем и ловко заплела косу с голубой лентой.

       – Скушай до последней крошки. Я пойду предупрежу Афанасия, чтобы запряг Грозу в телегу, заодно узнаю, поедут ли с нами твои сёстры.

       Минут через двадцать гнедая кобылка, управляемая веснушчатым Стёпкой, сыном конюха Афанасия, устремилась по набережной реки Вологды.

       Девушки сидели на телеге, свесив ножки в аккуратных лапоточках с вплетенной в лыко разноцветной тесьмой, и весело щебетали. Варенька в голубом сарафане с ромашками, надетом на белую рубаху с вышитыми синими цветами на рукавах, и Дарья в такой же рубахе, но в ярком оранжевом сарафане. Голову замужней женщины украшал бисерный подубрусник и цветастый платок.

       – Степан, спой нам что-нибудь! – крикнула вознице Дарья. Юноша обернулся, хмыкнул и затянул:

       «Что на славной реке Вологде
       Во Насоне* было городе,
       Где доселе, было, Грозный царь
       Основать хотел престольный град...»

       Сын конюха был ровесником Вареньки, они с детства дружили, бегали и плавали наперегонки, лазали по деревьям. Ныне он вырос в крепкого высокого парня, способного дать отпор любому вологодскому мужику. С ним спокойно отпускали девушек, тем более вся Вологда знала купца Александрова, и никто не посмел бы причинить вред его дочерям. Стёпкой же сына Афанасия называли лишь родные и подружка Варенька. Юношу это смущало, он хотел казаться взрослее и строже, но предательские веснушки не покидали его лицо и выдавали возраст.

       По берегам Вологды из засохшей травы выглядывали редкие цветочки, а листва деревьев и кустарников с каждым днём окрашивалась всё ярче. Дома вдоль набережной были бревенчатыми, добротными, украшенными деревянным узорочьем. Богатые дворы принадлежали духовенству, промышленникам и купцам, в том числе и иноземным. Помещики в основном селились в своих же поместьях, а ремесленники дальше от реки в небольших деревянных строениях.

       Дворы воеводы и дьяка, второго лица в городе, находились в надежно укрепленной крепости, по другую сторону реки. Там же размещались воеводская канцелярия – «изба съезжая дьячья», «казенная изба», где рассматривались дела по местному финансовому и податному управлению, а также «изба таможенная», где заседали таможенные головы с целовальниками, и «губная изба» с губными старостами, ведавшая уголовными делами. Государева казна (денежная и хлебная), опальные тюрьмы и тюремные избы для уголовных преступников также располагались в крепости, а двор палача в городе. Крепость охраняли стрельцы гарнизона, к которому принадлежали и воротники, отвечающие за крепостные ворота, и артиллеристы-пушкари.

       Сам Иван Грозный, мечтавший устроить в Вологде северную резиденцию опричнины, заложил сей Вологодский Кремль в 1565 году. Лет через пять масштабное строительство приостановили, но и спустя столетие крепость и Архиерейский Двор по-прежнему выглядели впечатляюще. За кремлёвскими стенами возвышался каменный Софийский собор, построенный также по приказу Ивана IV. Возводили его по образу Успенского собора Московского Кремля, правда, с нарушением церковного канона: алтарь храма обратили не к востоку, а к северу.

       Варенька с детства любила этот Собор, а когда четыре года назад известные иконописцы закончили его роспись уникальными фресками, уговорила батюшку отнести её посмотреть и помолиться. С тех пор, если Матвей Тимофеевич был в городе, хотя бы раз в две недели он вносил дочь в Собор на руках. В другое время по воскресеньям все, кто был в доме купца Александрова, молились в ажурной Церкви Иоанна Златоуста, у которой и остановил свою гнедую Степан.

       * Коклюшки – деревянные палочки, на которые, как на тонкие катушки, наматываются нитки для плетения кружев.
       * Сколок – контурный рисунок, по которому плетётся узор.
       * Вилюшка – плотная ажурная тесьма, выплетается непрерывно, создавая основной узор.
       * Насновки – плетеные звездочки, снежинки, ёлочки, украшающие и скрепляющие пространство между основными фигурами узора.
       * КружИво – с ударением на второй слог называли в старину кружевоплетение.
       * Подубрусник— женский головной убор в виде расшитой шапочки, надеваемой под «убрус», длинный плат или покрывало. Впервые его надевали после венчания и носили только замужние женщины.
       * Насон – ещё одно имя северного города. Существует три версии происхождения этого названия, две связаны с Иваном Грозном. Первая: в день святых Иасона и Сосипатра Иван IV заложил камень в основание Вологодского кремля. Иасона, одного из семидесяти апостолов, в просторечии называли «Насоном», поэтому и Вологду стали величать «Насон-городом».
       Вторая версия шутливая. Едет царь Иван Васильевич в Вологду. Рано утром подъезжает к городу и видит: все спят. «Ну, - думает, - ещё рано, отъеду пока что», - и отъезжает. Приезжает в полдень – опять застает весь город спящим. Опять поворачивает Грозный назад. Въезжает в третий раз, - это уже вечером, но опять та же история! Разгневался царь на Вологду: «Что за городишко несчастный! Когда ни приедешь, - всё на сон!». С тех пор и прозвище городу дано было «Насон».
       Третья - из Вологодской летописи XVII века:
«Заложен сей град месяца апреля в 28, на память святых апостолов Ассона и Сосипатра. Нецыи же глаголют, якобы и наречен бысть град во имя апостола Ассона».

       Вологодская кружевница. Глава 2. http://proza.ru/2019/12/23/1914