В сумраке мглистом. 56. Солнце освещало ее...

Они распрощались. Ночевкин пошел на троллейбус, а Башкин мимо комиссионного магазина, мимо аптеки и фотоателье - на остановку напротив базара. До двух часов оставалось пятнадцать минут, и, пока текли минуты ожидания, он стоял на остановке, наблюдая за людьми. Людей было много. Еще прибавились селяне, которые надеялись к вечеру попасть домой: молодые краснощекие женщины в цветных платках, были в черных зимних пальто с белыми шерстинками по спине и по плечам от воротника, но больше было старух в кацавейках, на  некоторых  шитые  валенки, на которых, поскольку было оттепель,  калоши, мужиков среди этой пестрой толпы было мало: так, один-два, один который возвышался над цветастым полем из платков, и другой, согнувшись крючком, нес за бабой пустые корзины.

Из открытых дверей автобуса вывалил злой народ, и туда же к двери, толкаясь и бранясь, полезла новая туча людей, некоторые выбежали из нее на дорогу, и уже ждала, когда, выйдет последний пассажир; вот он посмотрел на небо и ослеп, у него бледное, растерянное лицо, шапка сползла на лоб, шарф выбился из-под пальто, пальто маленькое, не по размеру, с портфелем. Молодая краснощекая женщина,толкнув его, протиснулась в дверь. Он соскочил с последней ступеньки. Мужчины и женщины смешались и закрутились в каком-то диком неизвестном обрядовом танце, который завертел и выбросил его на тротуар.«Он мне порвал колготы портфелем!» - закричала женщина. Он отошел в сторону, где было свободно, и принялся рассматривать портфель из штампованной пластмассы, который в одном месте треснул.  «Сама виновата», - зло прошипел он и зашагал в сторону центра.

Башкин решил, что ему тоже пора. Впервые он понял, что не хочет встречаться с Ольгой. Почему? юноша не мог ответить на этот вопрос. Хотя, почему не хочет? Хочет! Но с каким чувством он идет на свидание? Они, конечно же, встретятся, но он уже не будет задыхался от избытка чувств.  Он и теперь чувствует стеснение в груди, как тогда, когда его переполняла любовь, но в ней (в его любви) больше обиды, чем влюбленности. Но почему? Почему так вышло? Воображение возвращало его в недалекое прошлое - на кафедру, когда Ольга так странно смотрела на него. Так что же значило это «зачем?». Он не так ее понял. Она ждет от него решительных действий. Он должен был бы признаться ей в любви. Разве? Что тут такого, ведь он любит ее. И опять вопрос: а любит ли ее он? Может быть, уместно было бы спросить: «Любил ли он?». Он не знал. Он ничего не знал. Мысли вспыхивали в его сознании, и, проделав короткий огненный путь,  гасли. А они были такими важными! Как нельзя проследить, куда деваются яркие точки на ночном небе, после того, как они погаснут, так не мог он додумать свои мысли, которые неизвестно куда девались.

Башкин шел вдоль одноэтажных домиков, обложенных кирпичом, за которыми прятались тихие дворы, и время от времени останавливался перед объявлениями, делая  вид, что читает их. На одинаковых бланках на пишущей машинке прыгающим шрифтом, как на телеграммах, были отпечатаны предложения по обмену квартир. Он хотел убить время, но кто-то мог подумать, что он, действительно, интересуется тем, что там напечатано. Но он не интересуется. Это обман. «А если обман откроется?» - думал он, когда шел мимо ворот базара. - Пускай открывается. Тогда все узнают, какой я. Какой? Бесполезный?»  Он остановился напротив универмага и посмотрел на свое отражение в витрине.

Он хотел бы ускорить ход времени, заставить его бежать, но оно бежало не быстрее секундной стрелки.

Он стоял у киоска на углу двух улиц, одна из которых вела к дому Ольги, ничего не покупал, поминутно глядя на часы. Башкин нервничал. Два часа. Он решил, что подождет еще пять минут и, если Ольги не будет, то уйдет. Нет, он не уйдет, то есть он уйдет, но еще позвонит ей. Теперь он хотел, чтоб пять минут прошли, как можно быстрее, и тогда он позвонит ей. Он будет ждать, но уже через мгновение Башкин нервно дернул рукав пальто и посмотрел на зеленый циферблат. Он думал, что смотрит на часы последний раз. «Еще три минуты», - наконец,  прошептал Башкин. «Она не придет», - подумал юноша и, собираясь уходить, вышел из-за киоска. Чтоб не поскользнуться, он посмотрел под ноги, а когда поднял глаза, то увидел Ольгу. «Ольга?!»- вскрикнул Башкин. Он заметил, что она торопится. На ней была белая болоньевая куртка. Он привык видеть ее или в легком платье, ведь они встречались летом и в начале осени, или в костюме, но и в куртке она была прекрасна.  Зачем она такая красивая, ведь он здесь только для того, чтобы отдать ей книжку. Вот она. Он достал книжку, которую держал под пальто, прижимая ее рукой, чтоб она не выпала. Ольга остановилась, пропуская автомашину. Солнце освещало ее сбоку: каштановые волосы растрепал и спутал ветер, что подчеркивало стремительную походку  молодой женщины, маленький, чуть вздернутый кверху нос  усиливал впечатление необыкновенной легкости и порыва, кроме всего прочего, обращая внимание на ее импульсивность, но  карие глаза, напротив, выражали необыкновенное спокойствие; черные брови, над которыми она поработала рейсфедером, тонкие, как линия, такие же черные, как брови,  ресницы, а лицо белое, и такое же спокойное, как  взгляд; на пухлых щечках, покрытых нежным, как у ребенка, пушком, на белой коже проступал стыдливый румянец; она не улыбалась, потому что боялась, что у нее могут появиться морщины, и когда смотришь на ее лицо, то не веришь, что это возможно, так почему бы ей не улыбнуться, как прекрасно лицо, от которого веет морозной свежестью, которое обвевают влажные ветры, когда смотришь на него, видишь иней на поникшей траве, следишь за листом, который сорвал ветер и понес над аллеей, и уронил на асфальт; родинка справа над верхней губой может свести с ума любого мужчину, уже полгода, как она не дает покоя юноше, который ждет ее на другой стороне улицы. Сдерживая улыбку, которая вот-вот появится на прекрасном лице, она шла навстречу унылому Башкину. Вдруг на Башкина навалилась огромная тяжесть, от которой ему стало не по себе, но у него уже не было сил, чтобы скинуть с себя этот груз, груз впечатлений, так как много энергии было потрачено на смотр чувств, которые он устраивал, скорее из любви к эффектам, чем по необходимости. Вслед за этим его одолело безразличие. Оставаясь безучастным ко всему, даже к молодой женщине, он произнес сиплым голосом:
-Здравствуй.

-Здравствуй, - сказала она, не отрывая взгляда от книги, которой Башкин хлопал по ноге.

-Ах, вот, - Башкин вспомнил о книге и вручил ее Ольге. – Спасибо. Как дела?

-Дела? Работаю.

-Ну, что ж. До свидания.

Опять он плелся мимо базара, чувствуя, как его оставляют последние силы.