Где еврею хорошо, глава 16

   Анатолий Иванович не заметил, как тихо подъехал на велосипеде пожилой человек. А когда заметил – обрадовался: Иван Захарович Луб. За двадцать пять лет почти не изменился – стройный, жилистый, подвижный. Остановился, стал присматриваться. Потом улыбнулся:
   
   - Анатолий! Ты, говорят, в Калининграде?
   
   - Под Калининградом.
   
   - А я в Калининграде пять лет жил с сорок пятого года по пятидесятый.   Слушай, ты где остановился?
   
   - Пока нигде.
   
   - Пойдем ко мне, я тебе много чего интересного расскажу. А ты мне расскажешь о Калининграде.
   
   У Ивана Захаровича типичная патриархальная украинская хата. Её обложили кирпичом, переделали крышу и покрыли черепицей. Ещё добротная, но обветшалая, как и сам хозяин. После смерти жены живет один. С хозяйства остались только куры. Обрабатывает огород, в самом конце которого стоит пустой пчелиный улей.
   
   - Садись, - приглашает к столу под разлапистой грушей, - я сейчас приду.
   
   Стол и земля усеяны большими душистыми грушами. Жужжат осы.    Съел одну грушу, другую, закрыл глаза. Сладкий аромат детства обвил Анатолия Ивановича, проник в каждую клеточку и убаюкал. Только в детстве доводилось есть такие медовые груши...
   
   В эту райскую полудрему подкрался голос Ивана Захаровича. Он поставил на стол две наполненные бутылки и спросил:
   
   - Ты какую будешь – мою, домашнюю, или разбавленный спирт?
   
   - Давай твою.
   
   Он полез в погреб, достал малосольных огурцов, арбуз, сорвал с кустов четыре большущие помидорины, нарезал сала. Выпили за встречу.
   
   Ивана Захаровича мобилизовали в армию в сорок пятом году, но на фронт он так и не попал. Зато попал в Калининград, учился на шкипера и даже два года работал по специальности. Но потом всё же вернулся в Сенчу. Анатолий Иванович перебивает его воспоминания:
   
   - Иван Захарович, расскажи о Сенче.
   
   - А что говорить? Ничего у нас теперь нет. Осталось только подобие колхоза. Хлеб и тот завозят. Народу осталось всего полторы тысячи. И то это по сельсоветовским спискам. А фактически живёт половина, потому что молодые уехали в Россию на заработки. А что делать? Сделали нас здесь оранжевыми, скоро сделают еще и голубыми. Пятнадцать лет живем в этом бардаке. Кому это понравится? Слава богу, что ещё живем. Вон сколько молодых туда отнесли, - кивнул в сторону кладбища.
   
   Выпили бутылку, потом раскупорили и разбавленный спирт. Сидели до полуночи.
   
   - Ты не думай, я водки не пью, - с трудом уже говорил Иван Захарович. – Всё-таки восемьдесят пять… Сегодня выпил потому, что ты приехал.
   
   На его глаза накатились слёзы. Он их заслонил, подперев лоб ладонями, и так просидел долго. Потом шумно вздохнул, и этот вздох больше походил на стон. С трудом, словно рождая слова с самых глубин души, он выговорил их с удручающе пронзительной тоской и обреченностью:
   
   - Эх, как же плохо одному!..
   
   - Иван Захарович, а ты бы старушку привел…
   
   - Приводил. Пожил немного и понял, какая умница была моя жена. Двух сынов родила…
   
   Он снова замолчал, собираясь с мыслями. Внезапно поднял голову и тихо проговорил:
   
   - Береги жену, пока ещё жива.
   
   Утром Анатолий Иванович проснулся от стука посуды. Поднялся и увидел Ивана Захаровича за столом, а на столе - исходящие паром две тарелки картофельного супа.
   
   - Садись, похлебай супчика – сразу все осадит, - улыбнулся он.
Налил по рюмке водки:
   
   - Давай выпьем, чтобы от нас пахло сегодняшним, а не вчерашним.
   
   На том и распрощались.

   Продолжение следует.