Круглосветлый

      Этот маленький круглый прудик обладает просто каким-то магнетическим свойством. Находится он рядом с домом, сразу же за забором их дворика. Тут же и земляная горка, такая же аккуратная и круглая, как этот прудик, только гораздо меньшая по размеру. Может быть этот водоём – всего лишь яма, оставшаяся после сотворения горки? Ну где это видано, чтобы куличи делали ради ямок в песке!

      Но Олежке так не хочется думать, и он даже от кого-то слышал, что этот прудик довольно старый, вырытый ещё в давние времена, когда тут разбивались парки и строились царские хоромы. Он даже имеет своё название – Голицынский, или что-то в этом роде. Потому, что расположен в сквере с таким же названием. Но это не факт. Олежка считает, что ему подошло бы совсем другое имя.
      Петька Савков говорит, что с самолёта – а он уже несколько раз летал на нём – озёра кажутся светлыми пятнами. Это потому, что в них отражается небо, а иногда и солнце. И этот прудик сверху, наверное, выглядит маленьким правильным кругом света. Жаль, что люди только недавно научились летать. Тогда они бы наверняка назвали его Круглосветлым. Очень хорошее имя. Потому, что рядом с ним настроение у Олежки всегда очень светлое.

      Горка – тоже славная штука. Зимой с неё можно лихо скатиться на санках по ледяному языку, уходящему вдоль пешеходной дорожки в сторону автобусной остановки. А ещё лучше – направить санки в сторону прудика, и, доехав до его крутого берега, скатиться с него прямо на лёд.
      А можно здесь устроить состязание за титул "царь горы". Если народу мало, то в одиночку, а если хватает, то стенка на стенку. И тут главное – сразу после сражения отыскать в снегу свою пуговицу, оторванную в пылу борьбы, и не прихватить кушак от чужой шубы, а то дома потом никакой титул тебе не поможет. Но всё же прудик гораздо интереснее.

      В нём живут золотобрюхие караси, вертлявые жуки-плавунцы и лечебные (странно, но утверждают, что они все лечебные) пиявки. А по поверхности носятся шустрые водомеры, которых ещё никому не удавалось поймать – не то чтобы рукой, но даже сачком. Спросите – зачем? Затем, чтобы рассмотреть как следует, почему они не тонут.

      И если бы только это! Там есть ещё и загадочные тритоны. Это такие маленькие дракончики с полупрозрачными гребнями на коричневых спинках. Папа называет их представителями отряда земноводных и говорит, что они обычно обитают в болотах.
      Про отряды Олежка знает только то, что есть пионерские и партизанские, и то, что они ходят колоннами. А про земноводных пока не знает ничего. Но он тут же представляет себе, как небольшой «отряд земноводных» колонной перемещается из одного болота в другое, по слухам более богатого насекомыми, и несколько его особо нетерпеливых представителей отделяются от него и со всех своих четырех лап мчатся к Круглосветлому.

      Хотя, может быть, это и не колонна вовсе. Ведь партизаны, например, действуют скрытно, маленькими группами или в одиночку. Значит, если колонна этих земноводных ему раньше никогда не попадалась на глаза, то тритоны, наверное, из этих.

      А еще иногда сюда прилетают утки и лакомятся этими бедными дракончиками, он сам видел. Ему ужасно жаль их. Они хоть и уродливые немного, но очень забавные и пугливые. Высунут острую мордочку из воды и щурятся на солнце. А чуть что – сразу нырк в водоросли.

      Олежка догадывается, что эти утки – из отряда небоводных. А может, водонебных? Ну, допустим. А вот с людьми как быть? Их ведь можно везде встретить – и на земле, и в воде, и в небе. И даже в космосе скоро будут. Потому как – кстати, об отрядах – он слышал, что в добавок к пионерскому и партизанскому недавно появился еще один – отряд космонавтов. Значит, люди – представители гигантского отряда вездесущих: он слышал это слово, и теперь, кажется, догадывается, что оно означает.

      Можно часами ходить вдоль берега и наблюдать за жизнью удивительного подводного мира. А можно сесть на скамейку c чугунными боковинами – таких скамеек немало в скверике – и смотреть на отражение проплывающих в небе пушистых облаков, когда на воде нет ряби. И каждый раз обнаруживать в их очертаниях то людей, то зверей, а то и вовсе каких-нибудь сказочных чудищ.
      Или взять палку и стучать ею по белым пузырям, прячущимся под тонкой корочкой льда, чтобы, разбив её, выпустить на волю воздушного пленника. Но вовсе не из сострадания, а потому, что пузырь этот потом будет мешать разглядывать вмороженные в лёд ажурные кружева водорослей. Это так занятно.
      А ещё с нетерпением ждать, когда этот лёд достаточно окрепнет, чтобы, попробовав его на прочность, с разбегу прокатиться по его гладкой поверхности под протяжный писк разбегающихся вокруг трещин, напоминающий свист пуль, проносящихся под ногами. И видеть краем глаза слабаков, жмущихся на берегу и не решающихся последовать твоему примеру.

      Олежка сидит на скамейке и смотрит на отражение неба в зеркальной глади прудика. Вот волчья свора, несущаяся за зайцем. Похоже, косому не уйти. Хотя, это уже и не заяц вовсе, а карликовый пудель. А это не волки, а паровозный дым. И поделом им, нечего к маленьким приставать. Поэтому правильно, что вылетели в трубу, как говорит бабуля про неудачников, обманувшихся в своих расчётах.
      А вчера мальчишки из соседского двора пускали тут игрушечный кораблик с парусами, пушками и с чёрным флагом на мачте. Он им весь обзавидовался. Будь у него перочинный ножик, как у брата, он бы выстругал лодочку из дощечки, пусть даже небольшую, вставил бы в неё веточку вместо мачты и тоже пустил бы по воде.
      А ещё лучше было бы – научиться делать настоящие модели кораблей, причём самоходные, с моторчиком. Чтобы эти, вчерашние, уже завидовали ему, потому что он мог бы запускать свои модели по прудику в любую погоду, даже в безветренную. И гордиться тем, что он будет делать всё сам, а не ждать, пока родители тебе что-нибудь купят. Но это, пожалуй, случится ещё не скоро.

      Олежка смотрит под ноги – вдруг там найдётся что-нибудь лёгкое – щепка или кусочек древесной коры, что можно использовать хотя бы в качестве основы для самого незатейливого плавучего средства. И потом поколдовать с этим и придать ему форму кораблика. Он ещё никогда ничего не пускал по воде, но ему нестерпимо хочется сделать это именно сейчас. Но вокруг, как назло, ничего подходящего нет.
 
      Под скамейкой что-то блеснуло. Ух ты, неужели монета? Нет, всего лишь бутылочная пробка. А жаль. Будь монета, он бы знал, как с ней поступить, чтобы не повторить своей прошлогодней ошибки. Какой ошибки? А вот такой.

      В начале минувшей зимы он нашёл здесь, под этой самой скамейкой, целую пригоршню монет, вмерзшую в наледь. В основном это было «серебро», как выражаются старшие, хотя попалось и несколько медяков.
      Он высвободил монеты из ледяных оков – и в этом ему пригодились снегурки – и, воодушевлённый, помчался домой, показывать их брату. У того уже была маленькая копилка, в которую он складывал сдачу от школьных завтраков. Хотя копилкой её было трудно назвать – это была глухая алюминиевая трубка-пенал с завинчивающейся пробкой. Но в неё свободно помещались не только гривенники и пятиалтынные (ему ужасно нравилось это слово: так называла пятнадцатикопеечные монеты бабуля) но и пятаки, и она приятно позвякивала при встряхивании, даже если там находилась всего лишь пара монет.

      Брат оценил находку – он не скопил бы столько и за полгода. Олежка с великодушием протянул ему монеты, чтобы он сложил их в этот пенал. Тем более, что своей копилки у него никогда не было.

      Выбирать, на что можно потратить это «состояние», долго им не пришлось. Конечно же, на мороженое! Но на дворе была зима, а где его в эту пору сыщешь? Разве что в «Мороженице» на Невском. У них была традиция – заходить в это кафе всей семьёй перед тем, как сесть в поезд и отправиться в отпуск на Кавказ.
      Подсчитав содержимое пенала, брат сказал, что им хватит на целых пять, если не на шесть шариков с сиропом, и ещё на два стакана газировки. Но до Ленинграда далеко, и там мороженое им покупают родители, а здесь они сами себе хозяева. Поэтому было решено дождаться весны, когда эскимо и пломбир начнут продавать в уличных киосках, и тогда попировать на славу. По их прикидкам, это удовольствие можно было растянуть не меньше, чем на неделю.
Но их ждало горькое разочарование.

      Наступил новый год, и вместе с ним случилась какая-то странная деноминация. Это новое слово сразу стало модным, и в первый момент взрослые произносили его даже с некоторым воодушевлением. Олежка отнёсся к нему с безразличием несмотря на то, что в первый момент ему послышалось в нём нечто «демоническое».
      Каково же было его удивление, когда через несколько дней его предчувствие оправдалось. Потому что означало оно замену всех бумажных купюр на новые и упразднение старых монет. Об этом брат случайно узнал от родителей и, ошарашенный, тут же поделился этим с Олежкой. И вслед за этим бросился своей к копилке отвинчивать пробку.
 
      – А что толку смотреть туда, – обречённо пробурчал Олежка, даже ещё не осознавая всей горечи от крушения их планов.
      – Есть и другая новость. Медяков это не коснулось.
      Они пересчитали медь – её было совсем мало. Они тут же кинулись в магазин и купили пакетик леденцов. Кто знает, что у этих взрослых ещё на уме?
      Может, Олежка и не расстроился бы так, знай он английскую поговорку: «Easy come, easy go». Бабуля в таких случаях употребляла её русский аналог: «Бог дал – Бог взял». Олежка никогда не задумывался о её смысле, поскольку нередко слышал это выражение по разным поводам. Именно её она и привела внуку в утешение, теперь уже как нельзя кстати, когда услышала от него эту «душераздирающую» историю.
      – Ну, допустим, Бог дал, – возразил ей Олежка. – Но взял-то кто? Дядя Саша говорит, что это всё Хрущёв придумал, наш генеральный коммунистический секретарь. А ты сама говорила, что коммунисты в Бога не верят.
      – Пути господни неисповедимы…
      И чего только Бог не придумает, чтобы оправдать людское представление о нём, подумал с сомнением Олежка. И даже попытаться убедить в этом меня!
      Произошедшее дало повод ему усомниться ещё и в другой, известной ему поговорке. Отец иногда прибегал к ней, упрекая того или иного своего отпрыска, проявляющего излишнюю нетерпеливость, – всё приходит вовремя тому, кто умеет ждать. И где же это «вовремя»?

      Поэтому сейчас, сидя на скамейке, он понимает, что иногда не стоит ждать, когда тебе что-то свалится сверху, или когда для этого придёт своё время. И нужно постараться уже сейчас сделать то, что в твоих силах.

      Ему на глаза попадается спичечный коробок. На его этикетке красуется крейсер «Аврора». Вот оно! Он видел нечто подобное, хотя всех деталей уже не припомнит. Но это не беда, сейчас разберёмся.
      Олежка выдвигает из него пустую коробочку из-под спичек, и, повертев в руках чехольчик с этикеткой, вставляет его торцом в эту коробочку. Ну вот, кораблик и готов! «Аврорка»!

      Он походит к прудику и бережно опускает своё незатейливое сооружение в воду. Налетевший порыв ветра подхватывает «Аврорку» и увлекает прочь от берега в первое, и, скорее всего, в последнее «круглосветлое» плавание. Но это его не смущает. Ведь его кораблик сейчас гордо, на всех «парусах» мчится вперёд. И пусть он временами виляет из стороны в сторону и зарывается тупым носом в воду – радость всё равно распирает грудь Олежке. Ведь получилось же!
      И если для этого бумажного крейсера всё скоро закончится, это не так уж важно. Важно то, что про себя он теперь твёрдо знает – для него всё только начинается. И спасибо за это Круглосветлому, его старому приятелю.