Охотник

Дело на охоте было. Со мной лично.
Только настоящей охотой это трудно назвать. Какой с меня охотник? Так, смех один. Из оружия – только древний одноствольный дробовик. Мне его родной папаша подарил на совершеннолетие. При царе Горохе.
Вот папаша наш был настоящий охотник. По соболю. Натурально. У него в трудовой книжке так и было написано: охотник-промысловик.
В нашей деревне, на одном ее краю, было такое предприятие, называлось промысловой артелью. Три человека руководящего состава – директор, охотовед и бухгалтер. И под ними – полсотни настоящих охотников.
Скажу прямо – трудноуправляемая публика. Практически – свободные художники. Мол, че хочу, то и ворочу.
Такая у нас была аристократическая элита в нашей деревеньке. Совершенно неподневольная. Которая не терпела над собой вечного колпака. Хотела – работала. А нет – так заглядывала в бутылку. Это запросто. Прямо с утра.
Когда стоял неохотничий сезон, то их пытались направить на другие работы. А они были против и шли в магазин.
На другом конце деревни находился леспромхоз – там советские порядки были. Рабочий день с восьми до пяти. Социалистическое соревнование. Партком и профсоюз. Товарищеская критика. Стенгазеты. Доска почета…
Но тем работникам леспромхоза было далеко до аристократических замашек наших вольных казаков.
Только я отвлекся.
Значит – подарил мне папаша ружье. Шестнадцатого калибра. Может, думал – продолжится его профессия.
Но я по другой дорожке в жизни пошел. Но по тайге иногда с тем ружьишком бегаю. Для полноты ощущений жизни.
В самом деле – нужное для мужчин занятие. Зов предков, главным образом. Ну, и для бодрости духа надобно побыть охотником. Навыки всякие приобрести. Опять же – в глазах окружающих нелишний авторитет. Да много чего еще. Физкультура.
Еще и добудешь иногда дичи – приятно за ней посидеть и выпить с друзьями.
Словом – плюсов вагон и маленькая тележка.
Значит, так дело было. Однажды в октябре я с нашим ружьишком выбрался на недельку в тайгу. Тут, недалеко. На таежную базу отдыха. Ее один мой старый товарищ, ныне купец-предприниматель, построил и содержал. Пара домиков средней руки, баня и сторожка. Вот и вся база.
Я там планировал неделю пожить, с ружьишком погулять по ближним горам. А потом вернуться в родную квартиру на пятом этаже.
Значит, прибыл на эту базу. Там сторож, мой знакомец Борис Иванович:
- Привет, интеллигент!
Это он мне говорит. Мы с ним однажды лет двадцать назад рубили избу на одной дальней таежной реке. Тоже вроде как базу отдыха. Бригада была у нас несколько грубоватая. Почти вся деревенская, с того самого леспромхоза. Чуть что – матами друга кроют. А я там в шутку был вроде миротворца:
- Гоша, зачем ты посылаешь Мишу куда-то. Скажи ему просто – Миша, ты неправ…
Или еще:
- Гриша, вместо таких-то и таких слов, ты бы просто сказал – бог тебе судья…
Сначала публика недопонимала меня. Потом стала ухмыляться. А потом стала пробовать выражаться моими фразами. Получалось смешно, и наша производительность труда росла. Как и сплоченность бригады. И все были довольны.
А мне приклеили прозвище – Интеллигент. Пусть.
Всем нам тогда было лет под сорок. А Борис Иванович был у нас старшим. Бригадиром. Он один из нас хорошо знал плотницкое дело, показывал всем нам, как и что делать. Ну, а мы уже тюкали топорами под его приглядом. Лет ему в ту пору было за полтинник…
- Здорово, Борис Иванович! Рад, рад тебя видеть! Что-то ты поправился сильно?
- Так что? Работа – не бей лежачего. Сторожу. Ем да сплю. Еще возраст к движению не располагает. Восьмой десяток идет. Кружение в голове, бабочки летают...
И вправду – растолстел наш бригадир. Расплылся. Забавно его таким видеть. А в остальном - такой же. Сколько я его знаю - балагур. Рассказчик великолепный. Деревенский самородок. Мужики животы всегда рвут от его баек. А главное – от его манеры. Даже что самое простецкое так преподнесет – куда там Петросяну. Все хохочут.
Стали мы с ним жить на пару. Мне он интересен. И ему веселее с моей персоной.
Утром я иду на охоту по окрестным горам. Осень. Воздух густой. От упавшей листвы запах. Лучше, чем от женских духов. Деревья стоят торжественные перед снегом. Как свечки.
Самое главное – рябчики летают. Из-под ног вспархивают. Азарт. Такой, знаете ли, легкий азарт охотника-любителя. По птице – он всегда легкий, тот азарт. Не то, что когда за настоящим зверем крадешься или бежишь, к примеру, за той же косулей или маралом. Там азарт другой – тяжелый. Аж в голове ухает. И сердце как камень становится.
А если за медведем? Скорее всего – совсем труба. Но не знаю. Не приходилось.
Значит, за день добуду несколько рябчиков. Принесу, ощиплем их с Борисом Ивановичем. Потом – в котел их. Лапшички добавим.
Попутно за моим партнером наблюдаю. На его замедленность движений. Как ему живот мешает. Кряхтит. Сопит. Согнуться не может. Полено дров в печку положить – пока наклонится. Целая процедура. Ворчит на себя, на свою пластику. Добродушно.
С улыбкой любуюсь на него.
После за стол. Вечерять. Я же туда не с пустыми руками прибыл. В смысле выпивки. И у него запасец. Есть подо что тех рябчиков жевать.
Разговоры разные. Главным образом – слушаю моего соседа. Байки разные охотничьи. Еще оценки жизненные, народные. Или, про разных охотничьих персонажей. Ухмыляюсь. Смеюсь. Так и коротали с ним вечера.
Ту нашу стройку вспоминали:
- Как ты бригаду-то культуре учил. Подтянул им гайки. Интеллигент!
- А я помню такой случай. Кашу однажды за завтраком. Съели по порции, кто хочет – добавки. И ты тоже, Иваныч, прибавки зацепил. Съел ложки две-три и так тоскливо произнес – однако я погорячился. Да отставил тарелку. Все и грохнули – до того ты артист, герой эпизода. Сказали тогда - тебе бы, бригадир, в кино сниматься. Чистый Папанов.
- Эх, а как рыбу мы там от души ловили. Сколько ее там было! Солили-коптили. Как ты с другом Аркашей этой рыбой вертолетчиков купили на обратном пути, как они дополнительную посадку почти около ваших домов сделали, чтоб вам не тащиться с аэродрома…
Так посидим и разойдемся ночевать. Первую ночь я с ним вместе в сторожке пробовал уснуть. Не вышло. Храпит Борис Иванович немилосердно. Смачно. С переливами, тем более. Пришлось отселиться…
Да, после таких таежных дней и вечеров - сплю с улыбкой на устах. 
Утром встанем. Завтракаем. Борис Иванович опять кряхтит и сопит. Вздыхает – мол, будь проклята такая ограниченная жизнь. С животом. И прочими болячками…
Однажды утром отхожу от базы.
Вижу – здрасьте. Буквально в двухстах метрах от домиков пасутся косули. Несколько штук. Весьма небрежно гуляют себе. Жуют осеннюю травку. Полная беспечность с их стороны.
- Ага – думаю мы – сейчас, сейчас…
И снимаю с плеча мой дробовик. С целью подкрасться к ним поближе. Потом хладнокровно думаю:
- Нет. С дробовиком шансов мало. Надо вернуться к Борису Ивановичу. У него карабин. А дробовиком их с такого расстояния не возьмешь…
Возвращаюсь по-тихому:
- Так, мол, и так. Косули пасутся рядом. Двести метров до них. Может, дашь карабинчик.
Борис Иванович на лежанке лежал. Отдыхал после завтрака. Тут его как подбросило. Преобразился, как не знаю кто. 
Секундочку подумал:
- Не мешай мне. Тихо сиди. Испортишь все, интеллигент! Какой ты охотник?! Я сейчас сам хоть одну да добуду…
И сам под под лежанку моментально - шмыг! В один миг. Честное слово! И живот ему перестал мешать.
Выскакивает оттуда с карабином. И с горящими глазами.
Я ему показал куда идти. И он где осторожным шагом, где практически ползком крадется между деревьями ближе к цели. Да так ловко и бесшумно, что мне завидно стало. Вот она, удаль молодецкая. Грация и маскировка. Да что там говорить – песня! Куда и живот девался. Буквально парит над поверхностью…
Через несколько минут раздался меткий выстрел.
Мы с Борисом Ивановичем рысью подбежали к трофею. На одном дыхании. Перепрыгивая через всякие препятствия.
- Вот такую охоту я люблю – улыбнулся добытчик – когда зверь сам приходит. Когда не надо за ним в горы ломить.
Наша парочка отдышалась и принялась разделывать ту косулю.
Тут мой напарник снова вернулся в свой семидесятилетний с хвостиком облик. С трудом сгибался. Пыхтел. Одышка его мучила. Часто устраивал перекуры. И, вообще, жаловался на жизнь.
Хотя всего двадцать минут назад порхал как птичка…