Летопись Матилис. Альдебора. Попаданец

1994.

– Джесси! Джессика! - вопить на бегу я умею. Потому что бегать — не умею. Потому что уже не бегу, а лежу на траве. А надо мной — очень острая штука. И очень страшное нечто. Но приглядевшись, понимаю, что нечто — похоже на бомжа, а в руке у него, наверное, какая-нибудь арматурина...
– Мифаир, стой! - и нечто страшное отступает. Бомж с эльфийским именем — это нечто. А вот приказывать бомжу...
Ко мне протянута рука. Четыре длинных пальца. ЧЕТЫРЕ???
Вскакиваю сама, отпрыгиваю подальше, потому что на моей лапе — пять пальцев. 
Но обладатель четырехпалой ладони и глазом не повел. Просто спрятал в ножны острую полоску света — как еще описать клинок, который сияет, как луч солнца, ограненный и оправленный в сталь?
– Не бойся. Ты в порядке?
– В порядке.

А по немыслимо яркой и сочной траве — ко мне уже идет господин. Что это «господин» - понятно сразу, «дядька» не обладает такой королевской статью: высокий и стройный, прямой и легкий, как перышко. Светлое перышко на зеленой траве. Чистое, канонической красоты лицо — как на полотнах...стоп, каких полотнах, где я?? Откуда тут трава?  Я ж в овраг скатилась, на задворках бывшей советской империи! Туда же мусор скидывали всем городом! Здесь же запах должен стоять, как в канализации!
– Ну вот. Не получилось, - улыбается «господин», - а так все хорошо шло. Ладно, пойдем другим путем. Читала о «попаданцах»?
– Только то, что они развратили всю мировую фантастику.
– Ты попаданец и хорошо, что ты о них не читала.
– Где Джесси? Кто вы? Откуда знаете про попаданцев и фантастику?
– Джесси — это кто? Я — Латион. А за Землей мы с интересом наблюдаем.
– Джессика — мой пес. Я — Мика. И кажется головой ударилась, когда в овраг падала.
– Нет. Ты не ударилась головой.

Обернуться и увидеть того, кого назвали Мифаир. Человек. Метра полтора ростом. В плаще до пят. Сером таком, невзрачном плаще. Глаза только ярко-зеленые. И меч на поясе. И на руках по четыре пальца. Браслет с зелеными камешками на левой руке. На правой — кожаный наручь от запястья до локтя. Ролевики, не иначе.
– Думаю, нам надо обратно, Господин. - произносит четырехпалый.
Латион подходит ближе, осторожно кладет ладонь на мое плечо. Смотрит в глаза. И тихо так говорит:
– Идем отсюда.

Мы идем по траве. Латион держит руку на моем плече. И говорит.
– Меня называют Пресветлый Господин, Латион. Это — Мифаир, мой хранитель. Гвардия, если так тебе понятнее. Личный охранник. Тебя догнали на лугу. Луг ведет к ручью, что бежит в долине. Долина зовется Соколирив. А мой дом — Галарет.
– Конечно, что может быть проще! Мифаир четырехпалый, Латион — король, долина — сказочная, Галарет — это огромный город, что виднеется перед нами?

Что-то в наш овраг химию стали сливать. Сильную. Потому что болит колено, на котором джинсы разорваны. Потому что болит плечо, которым при падении ударилась. А еще потому, что пахнет, как в оранжерее. А не должно.

И тогда я впервые вошел в Галарет.

Врата из синего камня, даже створки из синего камня. И на камне — вырезан узор. Листва, деревья, звезды... Но пока ты смотришь на врата — ты слышишь, как шумит ветер, скрипят деревья, а звезды — начинают сиять одна за другой. И слышишь мелодию. И начинаешь придумывать к ней слова.

Мы прошли под аркой ворот, и Мифаир повернулся к Латиону:
– Хороший знак. Я слышал музыку. И звезды загорались одна за другой.
– Да, я ведь говорил тебе. Это она!
И я сдаюсь. И поднимаю голову, чтобы заглянуть в глаза Латиону:
– Надеюсь, вы не собираетесь меня замуж отдать или дракону скормить? Ну, чтобы по канонам все было?
– Нет. Потому что у нас нет драконов.
– Мика. Интересное имя. Придуманное, но интересное.
– Мою гитару зовут Мика.
– Гитару? - Латион улыбается. - Я знаю, что дают имена оружию. Но чтобы брали себе имя оружия, о таком я слышу впервые.
– Как бы объяснить — гитара не оружие. Музыкальный инструмент. Типа лютни, если у вас тут Средневековье.
– У нас не Средневековье. А гитара или оружие — смотря как посмотреть.
– Только не говорите...

По улицам проносится ледяной порыв ветра. Мифаир оскаливается и выхватывает меч. Латион мягко заводит меня за свою спину одной рукой, а силы в нем явно на десятерых, это чувствуется. И по улочкам несется поток огня.
Я вжимаюсь в спину господина и прикрываю голову руками. И не вижу ничего, пока нестерпимый жар прокатывается по улицам. Но почему-то минует Мифаира и Латиона. Просто обходит их стороной. Латион поворачивается и гладит меня по голове:
– Открой глаза, все кончилось.
– Что это было?
– Огонь.
– У вас тут война?
– У нас тут конец света.
И что самое грустное — он не шутит.
До замка мы добирались уже почти бегом. Я и не разглядела тогда город. Но пару раз — видела у дверей пепел. Много пепла.
– Кто-то не успел. Кому-то надоело ждать конца. - объяснил Мифаир. - Я займусь этим, Пресветлый.
– Да, ступай. К ночи будь в замке. Ночью будет следующая атака.
Четырехлапый кланяется и убегает. А Латион подводит меня к следующим вратам. Они из дерева, светлого и легкого. Господин только касается створок, и они распахиваются. Но я успеваю заметить, что на створках вырезаны только листья, в немыслимом сочетании, один лист следует за другим, словно чешуйки у рыбы, но вырезаны они так, что кажутся живыми. Да они и на самом деле живые, шевелятся, меняются местами.

Гулкий и темный зал встречает нас. Пусто. И в коридоре за ним пусто. Только двери справа и слева. Только теплые стены, чистый каменный пол, а в конце коридора лестница наверх. И стены покрыты гобеленами.
– Не запоминай дорогу. Это парадный вход. Мы редко им пользуемся.

И мы оказываемся в просторном тронном зале. И в самом его конце стоит трон. Деревянный трон, никаких тебе железных мечей и драгоценных камней. Просто этот трон - живой. Дерево растет из полы, ветки которого и ствол так переплелись, что образовали сидение, а над ним — переплетение образовало что-то наподобие балдахина. Но листьев на этом троне-дереве нет.
– Как вы такое сделали?
– Просто попросили дерево. - отвечает Латион. И я верю. Он — может. Если он попросит, я тоже, наверное, стану чем угодно. Такая от него исходит сила.
 У трона стоит обычное зеркало. Ростовое, в темной раме. Мутноватое от времени, чуть потертое по краям. И слегка кривое - когда мы подходим, Латион отражается верно, а я — не так. У меня почему-то волосы длинные и лицо чуть иное, детское, а глаза — глупые.
– Не глупые у тебя глаза. Просто они еще не познали ничего. Потому и детскими кажутся.
– Вы еще и мысли читаете.
– Прости, не буду больше.
– Еще скажите, что это зеркало отражает все в этом мире.
– Как ты догадалась? Да, это Зеркало Мира. 
Латион не обижается. Садится на свое место, а для меня находится скамеечка.
– Это он сам. Значит, ты и ему понравилась. - говорит Латион, и я понимаю, что не шутит.
– Трон — живое дерево?
– Да. Он растет, сбрасывает листву осенью, покрывается цветами весной. Когда строили замок — здесь было дерево. Я попросил его не трогать, а потом оно само сотворило этот трон. А теперь вот и скамью для тебя.
– Латион, скажите честно, я сейчас валяюсь в овраге на окраине города, ударилась головой, надышалась какой-то химией?
– Нет.
– Тогда как мне найти пса и попасть домой?
– Что такое «пса»?
– Ну, животное такое, четыре лапы, черное, кудрявое, гавкает. Зовут Джесси. Пес, домашнее животное.
– У нас нет таких зверей.
– А может, уже смылся куда, а вы и не заметили, раз у вас таких нет?
– Извини, но «смыться» тут не получится. Я бы почувствовал, что кто-то появился на планете. Ты прошла к нам случайно. Отправить тебя домой я могу в любой момент. Только ответь мне, что там, дома, такого интересного, что ты так туда рвешься?
– Не рвусь я туда, но родители будут беспокоиться.
– Тогда успокойся сама. Время, проведенное...
– О, только не надо говорить, что там пройдет семь секунд, а здесь семь лет.
– Нет. Просто сама выбирай время, в которое вернуться.
– Вот так просто?
– Да. Так просто. Время — штука простая.

Латион встал, подошел к Зеркалу и положил ладонь на мутное стекло. И по поверхности побежали радуги, взметнулись волны — так, что зеркало вышло за границы рамы. И господин приказал:
– Подойди. Если твой зверь в нашем мире, ты его увидишь.
И я увидела: Джесси бежала по оврагу, повизгивая от страха, а за ним гналась черная тварь, щелкая клыками и яростно рыча. И моя бедолага метнулась в какую-то нору. А тварь кинулась за ним. И я услышала, как невыносимо и протяжно закричал от боли мой пес...
– Отцепи руки.
Я стою, вцепившись в раму. Зеркало шатается на своей основе. Латион кладет ладонь мне на плечо, и мы проваливаемся в самую глубину.

Овраг пуст. Нора - пуста и разрыта. Сажусь на землю и наконец-то могу расплакаться.
Латион поднимает меня с земли и обнимает. Гладит по голове и молчит.

Потом я успокоилась. Что ж, либо от Джесси ничего не осталось, либо она убежала.
Господин поднимает что-то с земли и протягивает мне — это голубой ошейник. Чуть поодаль — валяется и голубой поводок.
– Что это?
– Ошейник и поводок. Для собаки.
– Вы надеваете на зверей оковы?
– Это не оковы, это знак, что зверь принадлежит тебе, что он ручной. И средство для его удержания. Как с вами сложно, у вас тут нет домашних животных?
– Наши звери свободны, мы не надеваем на них ошейники. И они не такие, как твой зверь.
– Латион. Мне нужно ее отыскать! Я люблю ее, я в ответе за нее, понимаешь? Она ведь совсем еще щенок! Не умеет добывать еду, никогда не жила на улице!
– Понимаю. Но у нас идет война. Многие погибли, многие еще погибнут. И как ты хочешь найти его?
– Твоя страна — она большая?
– Не очень.
– Тогда помоги мне. Пожалуйста.
Латион кладет ладонь на мое плечо. Мы переносимся в тронный зал.
– Для начала давай покормлю тебя. И расскажу, где ты оказалась. А ты расскажешь мне о своем звере.

На крыше замка, на площадке около главной башни зеленая площадка. На ней шумят деревья. Под деревьями стол. Скатертей, хрустальных бокалов, золотых вилок - ничего этого нет. Плетеная корзиночка с хлебом, на глиняном блюде запеченные овощи. В глиняных чашах вода. Около господина стоит сосуд с голубым вином. Латион сидит напротив. Прислуживает один пожилой слуга, его зовут Альтарес. Пожилой он только с виду, но движется легко. Здесь все двигаются очень легко.
– Перед едой у нас говорят «да будет польза».
– А у нас «приятного аппетита».
– Что же, приятного аппетита.

Латион берет стеклянный сосуд с ярко-голубой жидкостью и наливает на донышко моей чаши. Альтарес удивленно смотрит на господина. Я подношу чашу к губам и глотаю. Вкус — мятный. Но Латион наливает и себе. И тоже глотает. Я вижу, как по каждой его жилке — пробегают голубые искорки, на миг даже по волосам проходит голубая волна. И все стихает. Неужели и меня так же искрило?
– Мироль. Небесное вино. А как на вкус?
– Мята.
– Хорошо.
– Почему?
– Потому что если бы оно не было тебе предназначено, то произошло бы это — Альтарес, покажи.
Слуга наливает вино в свою чашу, подносит к губам — и вино поднимает из чаши и возвращается в сосуд.
– Ого! Само выбирает?
– Да. Из моих людей оно мало кому предназначено.
– Так. Теперь вы скажете, что я избранный и мне предназначено спасти ваш мир.
– Не скажу. Потому что я этого не знаю.
Он лгал. Как и все повелители времени.

– Моя планета называется Альдебора. Это ее столица, город Галарет. И замок Галарет. А я Пресветлый Господин Альдеборы, Латион. Мы — альде. Похожи на людей, правда?
– Да уж. Только мы зовемся земляне. И замки у нас давно не градообразующие...
– В твоем городе ведь был замок?
– Какой там замок! Крепостная стена, местами разрушенная.

Латион улыбается. Меня от его многозначительных улыбочек уже потряхивает.
– Стены никогда не разрушить до конца. И крепостная стена? Овальная? Замкнутый контур?
– Был. Но давно разрушен. И замков там нет. Только пара-тройка башен.
– Ладно. Но есть одна — центральная башня?
– Латион, вы извините, но при чем тут башни?
– При том, что все города в мире связаны. Все замки. Все круги. У каждого есть сердце, начало, точка отсчета. Обычно это замок или крепость. Или башня. Все начинается с нулевой отметки — время, жизнь, город...
– А как это поможет мне найти Джесси?
– Ты появилась в нашем мире неподалеку от города. Километрах в семи. Ровно столько же и от центральной крепости в твоем городе. Значит, и твой зверь — прошел в наш мир примерно на том же расстоянии от Галарета.
– Стоп. Все круги, все города?
– Да. А как ты думала строятся города? Приходит существо, решает поселиться, ищет точку отсчета. Точку, где построит нору, хижину, город. Разница небольшая.
– Вернемся к собаке.
– Она прошла в наш мир примерно там же, где и ты. В норе мы никого не нашли, значит, убежал. Следов там нет, я осмотрел. Как ты собираешься искать?
– Она и ошейник как-то сорвала. Значит, любое создание вашего мира его может поймать, съесть или оставить себе?
– Может. Но не станет. А привезет ко мне. Я же говорил, у нас таких зверей нет.
– Мне сидеть и ждать, пока кто-то не привезет моего пса?
– А куда тебе торопиться?
– Латион. Я чего-то не понимаю.
– А мне кажется, ты все уже поняла. Джесси прошла в мой мир. Ты прошла в мой мир. Ее загнал какой-то зверь. Тебя, уж прости, загнал Мифаир.
– Латион, один маленький зверек убегал от страшной твари. Его загнали в нору и кажется, покусали, судя по тому крику, что я слышала. А теперь мы сидим на крыше твоего дворца, и ты рассуждаешь о том, что все замки имеют сердце, от которого начинается отсчет. Мне собаку искать надо!
– Надо. Для чего?
– Потому что он мой друг! Потому что я за него отвечаю!
– Господин, там пришел Мифраз. – Альтарес появился у дверей.
– Приведи его сюда. Мика, ты сможешь подождать еще немного? Я хочу дать тебе провожатого по моим землям.
– Еще минут десять. Потом я ухожу.
– Хорошо.

Дверца в башне отворилась, и на траву ступил рыцарь. Да, тот самый из учебника истории. В зеленом доспехе. Он подошел поближе, и я поняла, что это не доспех, а костюм, как у киногероев моего мира - сплошная гибкая броня, сделанная из какого-то очень легкого металла. Легкий шлем, зеленоватый, мягко облегавший голову. За плечами переливчатый зелено-серый плащ. На поясе меч. Ну, и конечно, по четыре пальца на руках. А по плечам  седые волосы. И лицо знакомое. Очень знакомое. И очень неземное. Может быть, потому что глаза ярко-зеленые и скулы нечеловеческие — очень выдающиеся и острые.
– Мифраз. Это Микки. Она из другого мира.
– Амперец? - ох, какие у него были глаза! Убьет, меч плащом оботрет и сядет пить небесное вино.
– Нет. Нечто другое. Мика, это Мифраз, командир моей «гвардии».
– Здравствуйте, сэр.
– Что такое «сэр»?
– Ну, это значит уважительное обращение к воину.
«Сэр» посмотрел на Альтареса, на Латиона и чуть поклонился.
– Мифраз, проводи девочку в оружейную. Помоги ей выбрать снаряжение для дальней дороги.
– Хорошо.

Мы прошли в башню. Стали спускаться вниз. Здесь не было факелов, но зато светились стены, ровным ясным желтоватым огнем. Пролет за пролетом.
– Почему стены светятся?
– Камни, из которых построен замок, светятся. Накапливают солнечный свет и горят.

Еще несколько пролетов с дверями на площадках. Мифраз останавливается у большой двери. Это одна из немногих дверей, что сделана из металла. Воин касается ее четырехпалой ладонью, дверь мгновенно загорается алым светом и распахивается. За ней короткая лесенка, а дальше — уходящие вглубь пирамиды с оружием. Мягко загорается потолок, словно проходит волна. 
– Проходи. Я сейчас.
Я спускаюсь в подвальное помещение. Но здесь только чуть холоднее, чем на лестнице. И слишком много острых клинков, слишком много деревянных перекладин, на которых висят кольчуги, броня, как у Мифраза, шлемы на подставках, луки и стрелы на специальных стояках. Много плащей, наброшенных на перекладины. Много всего, чего я не знаю.
Моя страсть к колюще-режущему и метательному просыпается. Я брожу по этому музею непонятной культуры, трогаю рукояти и гарды, касаюсь хитрого плетения или панциря, пробую примерить шлем или шапочку с ободком из стали. Пока не подхожу к пустому островку в самом центре оружейной.
На нем стоит деревянный столик, на котором грудой лежит оплавленный доспех. И клочья плаща цвета неба. И обгоревший, искореженный меч. На гарде разрублена оплетка, клинок выщерблен, зазубрины покрывают его от острия до листьев, образующих защиту пальцев. Я беру его в руки, смотрю на оголовок, где на серебристом металле выбита звездочка с четырьмя лучами. И все.
А потом я оборачиваюсь. И вижу, как Мифраз обращается в ящера. И очень высоко подпрыгивает, целясь в меня.
Меч в руке против полутораметрового непонятного ящера? Отпрыгиваю назад и падаю на спину. И выставляю клинок. Но ящер останавливается, срывает с пирамиды дубинку, усеянную камешками, а потом начинает рычать и прыгает в мою сторону. Прыгает по стенам, по потолку, как что-то знакомое! Как ящерка по камням!
Вскакиваю, отбегаю подальше. Ящер перебегает по стенке и оказывается за моей спиной. Разворот, замах… И тихая музыка рождается под сводами. Меч в моей руке стал чистым. Он чуть светится синевой, на гарде разворачиваются оплавленные листья, что защищают ладонь, охватывают мои стиснутые пальцы, складываются так, чтобы мне было удобнее. И клинок очень тихо и ровно поет. 

Ящер замирает, опускает хвост и тихо произносит:
– Латион не ошибся.
– Знаешь, в вашем дурдоме даже говорящий ящер не сравнится с живым мечом!
– Что еще ты хочешь забрать?
– А что можно?
– Плащ. Сапоги. Сумку.
– Рюкзак есть?
– Что такое рюкзак?
– Сумка с двумя лямками, чтобы на спину повесить.
– Можем приделать еще одну лямку к сумке.

Мифраз оборачивается человекообразным. Мягко, просто переходит в человеческое обличье. Я не удивляюсь уже ничему. Вместе мы нашли плащ цвета неба и сапоги. Обувь у них отменная: кожа мягкая, но крепкая, а на низких голенищах с обоих сторон — вшиты ножны для маленьких ножиков. Ножики Мифраз выбирает сам, и ножны подходят. Оборотень вытаскивает из какого-то шкафчика сумку. На темном холсте нарисованы звезды. И одна буква, похожая на латинскую J, но сильно витиеватую и украшенную излишними росчерками. Но красивую, что ни говори.
– Ваш язык?
– Да.
– Что он значит?
– Джума.
Мифраз опускает голову и молчит. Что-то у них тут явно не так. И этот обгоревший меч, что вдруг запел, и эти обугленные доспехи, и сумка эта. Я запускаю руку в сумку — и вытаскиваю рубаху. Потом штаны.
– Можешь примерить. Там, за пирамидой с ножами.

И рубаха, и штаны словно на меня сшиты. Мягкая и теплая ткань, но прочная, как синтетическая. Хотя откуда в этом средневековье синтетика?
Мифраз смотрит на меня, уже не скрывая горечи, по лицу оборотня проходит тень, в глазах стоят слезы.
– Может, уже скажешь, чье это все? Ведь ты его знал. И похоже, тот человек умер.
– Хуже.
– Хуже, чем умер?
– Он в плену у Амперы. Нам прислали его доспехи и его сумку.
– Пошли. Потом расскажешь.

Латион стоял у края, положив руки на высокий бортик, что окружал площадку. Внизу — шумел город. Где-то звенели молоты, где-то кричали торговцы. Привычный шум, но без автомобильных гудков и воя сирен. Да и воздух был другим. Даже конюшнями или чем похуже не пахло. Латион обернулся и увидел меня в одежде того, неизвестного.
Подошел, увидел меч на поясе. И тихо спросил у Мифраза:
– Что делал его меч?
– Он запел, господин. И сам сложился для ее руки.
– А вы мне не хотите ничего объяснить? - бесцеремонно влезаю в их трагический диалог.
– Давай ты отдохнешь. Скоро стемнеет, а ночью будет еще одна атака на город. Я должен.
– Хорошо, господин Латион. Но завтра я ухожу искать пса.
– Альтарес, проводи нашу гостью в покои...в покои Джума.
И Альтарес поклонился очень низко. А когда распрямился — слез уже не было заметно.

В боковой комнате стояла узкая кровать, застеленная зелеными простынями. Теплое пушистое одеяло из меха какого-то непонятного зверя. Но мне на все уже было плевать. От вина или от пережитого — захотелось спать. Упала на подушку и уснула. До утра.

Открываю глаза. В комнате светло. Нахожу свои очки на столе, надеваю джинсы и футболку. Завтракаю на кухне.
– Бабушка, я гулять.
– Только далеко не уходи.

Пять лестничных пролетов. Двор. Квадрат, обрамленный пятиэтажками. Но я больше не гуляю во дворе. Я обхожу дом, прохожу пустырь и подхожу к блоку гаражей. За ними начинается овраг. Спускаюсь по зеленому склону. Подхожу к огромному тополю и ложусь на землю в его тени. Сквозь листву — ярко светит солнце. Щедрое и доброе солнце.

Вчера Джесси закопали на том краю оврага. Когда я подняла голову от свежей могилы, то увидела на том краю оврага тополь. И решила прийти к нему.
По зеленой траве, почти не касаясь ее — ко мне идет Латион. Он одет, как человек, но длинные светлые волосы выдают его — мужчины здесь не носят таких причесок. Да и не встречала я в нашем городке никого, кто обладает такой королевской статью и достоинством. И неземным, слишком правильным лицом...
Латион садится рядом, гладит меня по голове. А я не плачу больше.
– Джесси умерла?
– Да. Вчера мы закопали его на том краю оврага.
– Она не убежала, Мика. Она умерла у тебя на руках, ночью. Ты придумала нас, мой мир, замок...
– Что мне делать теперь, Латион? Что мне делать?
– Ты впервые увидела смерть. Теперь тебе жить с этим знанием. Вы смертные. Вы уходите.
– А вы?
– Мы тоже, но для нас смерть - нечто другое. Мы готовы к ней, мы ее не боимся.
– Я когда-нибудь попаду на твою планету снова?
– Не знаю.
– Скорее всего, ты просто не имеешь права отвечать, рассказывать будущее.
– Будущее, настоящее, прошлое — это понятия людей. У нас все по-другому.
– Латион. Ты ведь снишься мне сейчас?
– Нет. Но в следующий раз мы увидимся уже на войне. Будь к ней готова. У тебя есть время здесь — учись, развивай свое тело и разум. Укрепляй свою душу. Потому что все, что ты познаешь — тебе пригодится.


2007.
Возвращаюсь из Москвы. Электричка ползет, останавливаясь на каждой станции. Время подумать. Время поговорить с самой собой. Но говорить не о чем. И не с кем. От меня ничего не осталось. Но во всем случившемся - только моя вина. И ничья больше. И я не возвращаюсь домой. Я еду умирать. В маленький город, забытую провинцию. Чтобы завершить круг. Так надо. Выхожу пораньше, в Старом Городе. Чтобы дойти до Башни. Где жила когда-то. Где училась. Где полюбила. Где не сбылась любовь. 

Башни...Латион когда-то рассказывал мне, что все города мира связаны между собой, что замок или башня - это сердце города, что связано со всеми замками мира...
Попрощавшись с башней, иду пешком через весь город. В старый парк. Не в овраг.
Там, давно известное тем, кому нужно, место. Семь шагов от железного люка, густые дебри. Детский тайник. Покурить напоследок. Никаких записок. Никаких комедий. Гитару пополам.

Когда боль кончилась, появился холод. А потом — свет начал зарождаться впереди. Тот самый свет в конце тоннеля? Тогда почему так мокро?
Знакомый человек в мягком приглушенном свете, хватает за шиворот и вытаскивает меня из воды.
– Миф...Мифари?
– Мифаир. А ты изменилась...
Он осторожно ставит меня на пол — сила у него недюжинная.
– Что это за место?
– Колодец.
 
Мы в пещере. Я вижу невысокий борт колодца, подхожу ближе и вглядываюсь в темные, как смоль, воды. Протягиваю руку, но Мифаир перехватывает запястье:
– Не надо. Это воды смерти. Если коснешься их — умрешь.
– Я и так умерла. Там, на своей планете.
– Латион послал меня сюда. Я погребал наших павших. А ты выплыла из колодца смерти.
– Павших? У вас что — опять война?
– Мика, Латион тебе все объяснит. А сейчас — идем. Надо спешить.

У входа в пещеру привязаны две лошади. Мифаир осторожно оглаживает серую, помогает мне забраться в седло. Сам взлетает на черную. И мы трогаемся в путь.
– Что это за пещера? Что за колодец?
– Колодец. Мы привозим сюда прах наших умерших и опускаем в воду. Колодец уносит их на дно. А тебя — вынес. Ты умерла?
– Да, Мифаир.
Воин замолчал. И нахмурился, покусывая губу. Его яркие глаза теперь погасли. На его одежде — гарь, пыль и грязь. Раньше он не был таким.
Мы спустились с холма, неспешно двинулись по дороге. За скалой оказался военный лагерь. Серые шатры, латники, кони. Мифаир указал на синюю палатку:
– Латион там. Езжай к нему. Он слишком долго ждал. Слишком долго.
Я тронула бока лошади пятками и направилась к синей палатке.

Там был стол, накрытый, как и тогда, в замке - глиняное блюдо, корзинка с хлебом. И сидел Латион. Он поднял глаза и увидел меня. Вскочил, бросился навстречу, онемевший от удивления. Его ладони легли на плечи, а в глазах была такая радость, что мне стало неловко. Неловко и стыдно.
– Здравствуй, Пресветлый.
– Мика! Но как? Ты снова потеряла пса?
– Я потеряла себя, Латион.
Он отшатнулся. И опустил руки, обернулся к столу, налил в каменную чашу голубого вина. Протянул мне. И я выпила. Потом еще. Латион усадил меня за стол, отломил хлеба и снова наполнил чаши.
– Я рад тебя видеть.
– Я тоже.
Мы ели молча. Латион больше не наливал вина. Только разламывал тонкими пальцами хлеб и подавал мне. Наконец, господин позвал слугу. Вошел Мифаир, убрал со стола и исчез за пологом.
– У вас война?
– У нас война. Ты ничего не хочешь мне рассказать?
– Твой воин выловил меня из какого-то колодца. Сказал, что пришел хоронить павших. Мы сели на лошадей — и вот я здесь. Пью с тобой вино. До сих пор в мокрой одежде.
– Одежду тебе сейчас принесут. 
Он смотрел в глаза — и ждал. И я не выдержала.
– Черт бы вас побрал! После того случая, когда я попала на твою планету, я жила, как идиотка. Я готовилась, Латион! Я ждала, что вы призовете меня! Двенадцать лет, понимаешь ли ты это? Двенадцать лет прошло! А когда я устала жить и решила закончить все, то очутилась в вашем чертовом колодце.
– Это колодец покоя. Мы сжигаем мертвых, а пепел — опускаем в его воды. А тебя — выходит выбросило.
– Латион. Почему ты не пришел, хотя бы во сне? Почему я не смогла прожить жизнь там, ожидая жизни здесь?
– Прости. Я не знал, что пройдет так много лет. У нас прошло два века.

Теперь мой черед молчать.

– А что за война может длиться два века?
– Наша. Глупая, затянувшаяся и пустая война.
– Что вы не поделили? Земли, замки, женщину?
– Планету. Вернее, три планеты.
– А почему у вас до сих пор средневековье? Латы, мечники, кони под седлом?
– Потому что эта планета на таком уровне развития. Но это моя вина. А у него уже есть порох...
– Латион, скажи мне только одно — я готовилась к этому? Прийти на твою войну и победить?
– Не знаю.
– Почему ты ничего не знаешь?
– Потому что я больше не бог этого мира. Я даже не твой бог.

Мифаир принес сумку — ту, что я видела в оружейной замка — только теперь она была новой. И рубашка, и штаны, и сапоги все было новым, будто только что сшитым.
Переоделась, земные тряпки бросила в угол. Возвращаться на Землю я не намерена.
– Теперь рассказывай. Про вашу войну.