Наука

           Вова Ингибитор, чувачок из нашего четвертого микрорайона, влюбился. И не просто так, – а взаимно. С Машкой своей разводился и втюрился. Они в деревню жить переехали, им там дом по наследству от Машкиной бабки достался. Минуя Машкину мать. Хороший еще дом, только водопровод навернулся. Когда дом зимой стоит пустой, надо тонкой струйкой воду открывать и газ чуть-чуть включать – цикл поддерживать. А в первую зиму после смерти бабки, никто этого не сделал, вот и навернулся. Во вторую зиму Вова с Машей туда въехали. Ну, не в зиму, конечно, а накануне – летом. Починились кое-как. Жить стали и куриц разводить – у них вся деревня этим занимается. Бизнес такой фамильный. И коренные жители и приезжие из южных городов бывшей империи. Вот с одним из таких, у Машки и случились чувства. Тоже, понятно, взаимные. И дала она Ингибитору от ворот поворот. Забирай, сказал, сына Зяблика и проваливай, а я новую жизнь начинаю – правильную и сказочную, в любви и южной неге.
           И начала.
           А Ингибитор решил разводиться по науке – с судом и адвокатом Екатериной Петровной Векторовой.
           Но сначала он, как полагается, ушел в запой. Ненадолго – недельки на три. Закинул Зяблика своей матери, выслушал все, что в таких случаях полагается выслушать русскому мужику, и – запил. С друганом Евсеевым, что грузчиком на овощной базе всю жизнь работает. Потом пропился как скот, очухался, не пойми где, отлежался четверо суток у мамы дома, и позвонил в адвокатскую контору.
           Начали разводиться.
           По-науке.
           И чувствует Вова, устанавливается у него неформальный контакт с адвокатшей Катей. Прямо – сильно устанавливается. Сразу и глубоко. С помощью теплорода и флогистона, как объяснила она сама, древних источников тепла. Ну, установился. Развелись с Машей. Стали с Катей жить. У нее в городской двухкомнатной квартире на втором этаже. И с кошкой Розой. В пятиэтажной хрущевке. Без Зяблика. Зяблик как-то у бабушки прижился, и уезжать от нее не захотел. Бабушка ему даже школу поменяла. Да и то сказать, у бабушки жить хорошо – и пироги и блинчики с медом, и валенки новые с калошами, и педагоги по дополнительному образованию. Еще танцы. Сначала, вроде, в карате хотели записаться, а потом на танцы пошли. Латиноамериканские.
           А Ингибитор с Катей стали субстанциями обмениваться, типа флюидов. И что характерно, если теплород всегда содержится в телах человеков, то флогистон выделяется только при горении. Нет, не людей, слава богу, а вообще. Особенно при любовном пылании, которому они были подвержены с самого утра. Катя все судила по законам механики жидкостей, которой увлекалась с юности, а Вован дурел как маленький от счастья. Но не долго. Потому что алкоголизм не лечится. И месяца через два с половиной, максимум, три, не выдержав половодья чувств, Вова запил горькую, красное полусладкое и светлое пиво. Это в первый раз, который Катя еще стерпела. И второй. И третий. А вот на четвертый, она Ингибитора послала подальше. И он пошел. Точнее, поехал в деревню. А куда еще?
           К тому же Машка, как раз об эту пору, с южным своим любовником рассталась по взаимному согласию. В общем, выяснилось, что на родине у него есть законная жена с тремя детьми, а в нескольких российских городах – еще и походные. Причем в одном из городов, в Алапаевске – аж две.
           А Маша, понятно, женщина гордая.
           Но привыкшая.
           И с Вованом Ингибитором, слегка покобенившись, сошлась с удовольствием и даже некоторым азартом. Мотивируя сама для себя и окружающих это тем, что, во-первых, свое говно не пахнет, а во-вторых, старая любовь не ржавеет.
           Никогда.
           Так и живут.
           Счастливо, между прочим.
           Думают, Зяблика назад забрать.
           Хоть тот и категорически против.