Омерта или Поломанный бог

Отрывок из романа «Олух Царя Небесного»

все части романа
http://www.proza.ru/2019/12/05/597

©

Вместо эпиграфа

Омерта – обет молчания. Омерта всегда считалась тем правилом, которое внушают сицилийцу с младенчества. Его учат молчать прежде, чем он начнёт говорить.



14.  Омерта

Бог так просто не давался. Он, как и положено, требовал жертвы. И я, не раздумывая, положил к Его пьедесталу свою жизнь. А жизнь моя и не жизнь была, а война. Ну да – война. Когда тебя постоянно держат на мушке – это война? Или чего похуже. Соскочить-то с прицела не можешь, только головой крутишь. Не потому что увернуться надеешься, просто нервы сдают – нервное это…

Ощущение войны, ощущение небесного снайпера, целящегося в голову – было изматывающе долгим. Просыпаешься – и оказываешься на мушке. И весь день потом не можешь соскочить. К ночи, измотанный постоянным присутствием в мозгу того снайпера, забываешься дурным сном. И снится тебе пьянка…

Когда я начал писать эти записки, меня волновало только одно: смогу ли я скрупулёзно по пунктам описать то состояние, что происходило со мной. Мне серьёзно казалось, что я участвую чуть ли не в историческом событии. Ну, если и не в историческом, то уж точно – в уникальном психологическом эксперименте. Я даже хотел писать хронику тех событий, решив, что это будет интересно всему роду людскому. Это ж, какие психологические изыски, какая пропасть философской мысли и глубины творческого процесса! В реальности оказалось – даже мне это не интересно.

Вообще-то на поиске Бога зиждется вся русская литература. Поэтому и казалось – мой опыт бесценен. Но, цитируя себя самого, получилось «то, что задумывается сначала и образуется потом на выходе – совершенно разные вещи». Мой поиск Бога вылился в такую бездарную и нудную тягомотину, что впору было задуматься, туда ли я полез. О чём это вообще? Потом начались психопатические вывихи, от которых сам Фрейд бы полез на стену. Как описать такое?!

Можно, конечно, написать документально просто: «Целый год я стоял у станка и стирал о холст кисточки». А можно чуть подробнее: «Представьте плоскость 2 на 1,5 метра, и безумца, который замазывает эту плоскость краской. Потом, неудовлетворённый содеянным, соскабливает её с неистовством. Потом вновь наносит. Тоже с неистовством, причём, неистовство неудовлетворённости растёт с геометрической прогрессией. И так в течение года».

Быть может кому-то интересно будет узнать, что же творилось в голове у подопытного? Так тоже всё элементарно: «пустота и вихри». Ну, в смысле завихрения в пустой голове. Как-то так.

Может не того бога я искал? Вот, вот, именно! – этот вопрос и напрашивается. Ведь все уже знают – бог будет таким, какие мы сами есть. А сами мы не местные, в смысле – не от мира сего, и законы нам ваши не писаны, и ваш бог нам не указ. Я рисовал бога, а рисовал-то, естественно, себя. Причём худшее своё отражение.

Но главное даже не это. Самое страшное – это повторы. Когда повторяется такое – кажется, что мир рушится и летит в тартарары. Эти блуждания по пустыне без руля и ветрил напоминали мне начало моего творчества, и повергали в отчаяние. Тогда, в начале пути, 6 лет я не мог ничего изобразить. Вдумайтесь и ужаснитесь: ШЕСТЬ лет пустоты. Шесть лет поделите на месяцы и недели, на дни и ночи, на часы и мгновения! И – ничего. Вообще. Нуль. Дырка. Чёрная дыра.

Но я же упёртый! Я буду долбиться в то астральное окошко вселенной хоть шесть лет, хоть сколько, пока не треснет окошко, пока не выглянет из окошка Его Неуловимый Лик, и не проявится образ Добра и Истины на моём полотне. (Замысел, блин, как диагноз).

Но вот в чём тут дело. В глобальном, так сказать, смысле. В смысле, не Шестилетней войны, а в сражении, величиной в Жизнь. Лучшие мои работы проходили именно через вот такое горнило. Так уж завелось в моей практике. Без этого ступора, без такого «диагноза» не обходилось ни одно стоящее полотно. То есть, пройдя через все эти блуждания по пустыне, через безмыслие, безверие и прочие неудобоваримые и плохо проявленные состояния (о которых и поведать я толком не мог) – рождалось в итоге то подлинное, к чему я и стремился. Парадокс.

Однако. Во время той битвы внутри холста (и битвы внутри себя самого, естественно) – картины заряжались той сумасшедшей энергией, которую источал я на протяжении всей работы. Они были загружены мной под завязку – и чем дольше я смотрел потом на уже созданную картину – тем больше она отдавала. Она была живая – притягивала к себе. Внутри клокотал мой дух.

Мой дух – это, конечно, песня. Вернее симфония, поскольку мощь ощущалась во всём! Он словно жил отдельной от меня жизнью, будто и не мой это дух, а ДУХ всеобщий и я как бы при нём. Он ярился в этом мире независимый и непредсказуемый как стихия, но стихия эта жила в моём пространстве, именуемом телом, и владела тем телом безраздельно и целиком.

Так я вот что скажу. Это только казалось, что я что-то там задумал, куда-то там гребу, в какие-то пропасти падаю, и в какие-то выси взлетаю. Ещё порой кому-то казалось, что я мощный целеустремлённый тип – пру к намеченной цели напролом, не обращая внимания на препятствия. Так, во всяком случае, мне сообщали товарищи по цеху даже с некоторым восхищением и ревностью (меня ревновали к моему же духу). Нет, всё было не так. Это дух, расправив крыла, парил во вселенной, а я, Его ничтожество, умирал рядом от осознания той невероятной огромности и невозможности переварить его.

Дух вообще оказался главным действующим лицом во всей этой истории. Ни мысль, ни чувства, ни… чего там ещё? воображение, мечты и грёзы (подозреваю, даже душа пугливо помалкивала) – ничего у меня не работало. Только дух. Все дороги вели в мир ДУХА, в котором правил древний как сама жизнь – бог Яр и богиня смерти – Мара. Поэтому и ярился мой дух и морок поглощал меня, и не мог я выйти из того состояния.

Вначале я думал, ну, не может профессионал так работать. Если ты закапываешься в холст с головой и месяцами не можешь выкарабкаться оттуда, это не работа – беда. Настоящий профессионал выдаёт несколько сот работ в год. Наследие Пикассо исчисляется тысячами единиц. Если бы в каждую работу маэстро нырял как я, то жил бы вечно. Или не жил вообще. Не мог же европейский гений заниматься подобным самокопанием и самоистязанием. Это наша религия.

Потом перестал об этом думать вообще и замолчал. Я понял главное и принял как данность – картина, как и жизнь, должна пройти через все испытания: горнило страстей, ступор, отчаяние и чего бы там ни было. Это стало моей абсолютной истиной. Омерта.

Омерта – обет молчания. Омерта всегда считалась тем правилом, которое внушают сицилийцу с младенчества. Его учат молчать прежде, чем он начнёт говорить. Омерта – это когда все всё знают, но молчат. Потому что это истина, данная свыше, и об которую можно разбить лоб, сломать зубы, свернуть себе шею, ничего не поняв и ничего не добившись. Она есть – и всё. Она – сокровенна. Поэтому и молчат все и всегда.

Я же – Олух Царя Небесного молчал потому, что рассказать об этом был не в состоянии. Хотел, жаждал всем существом раскрыться, выпростать эту страшную тайну – но не мог, потому что не понимал, что происходит со мной. Я не понимал, кто меня заказал, истязает, и зачем ему это нужно?

Но теперь я, кажется, нашёл своего врага – Дух. Всё тот же всесильный всепроникающий дух поедает меня. И я, божий сын, попал в резонанс его звучания и спёкся. Меня убивает то, что меня создало, и чем жив я. Вот истина на все времена! Теперь же… продолжая логику этого открытия, я так скажу: что меня убивает, то я возьму как оружие! Им и разнесу его пенаты. Вот – выход, вот – разрешение моего вечного спора. Дух против духа!
 
Видел я однажды такую войну – ночную грозу над озером. Войну духа Озера против духа Неба. Громовержец небесный посылал в Озеро свои огненные стрелы, а оттуда – страх господень! – в ответ мощные сполохи огненных брызг прямо туда – в его стихию. И, надо сказать, Озеро отстояло свои права – громовержец отступил, разъярённый, и ушёл за горизонт.

Вот и у меня или – или. Только здесь: мой собственный дух против духа меня самого, и всё происходит во мне! Это будет похлеще разборок Фауста с Мефистофелем!

Когда у тебя раздвоение личности – это болезнь. По научному так: «Диссоциативное расстройство идентичности (расщепление личности) – очень редкое психическое расстройство, при котором личность человека разделяется и создаётся впечатление, что в теле одного человека существует несколько личностей».

Но когда их число с каждым часом множится и от личностей уже не куда деваться, и все эти личности – твоё порождение! И все они – художники! И когда все эти художники рисуют твою  картину, и не просто рисуют, а творят Образ Его Самого – тогда это уже не болезнь, это… твои трудовые будни.

Личности множатся, и все с утра до вечера творят Образ Его Самого. А Он всё не рождается, и не рождается! Не даётся – и всё тут! И кто-то уже запаниковал, кто-то впал в ступор. Кто-то уже отрёкся с лёгкостью Петра, кто-то предал с радостью Иуды. И не трижды, а многажды на день, потому что везде – тупик. Везде – страх Господень. И нет простора, нет воздуха, а только подвал, похожий на склеп. И вот уже подступает отчаяние. Башку дырявит многоголосый хор несостоявшихся мазил, а по углам валяется поломанный бог.

Я соскабливаю всё безобразие, что появилось на холсте и окончательно вхожу в мёртвую зону. То есть я не там, где мне положено быть – в сферах и высях, а конкретно здесь – в данном пространстве и времени. Я вижу свои перепачканные краской руки, вижу краску, вижу ненавистную плоскость холста. И всё! А снайпер держит меня на мушке. И я уже страстно хочу, чтобы он снёс мне полголовы!

Как и кому поведать такое? С кем идёт моя пожизненная война? Кто меня убивает? От кого я бегу? Какого беса несу в себе? Кому всё это нужно? Омерта. 



Продолжение следует

все части романа
http://www.proza.ru/2019/12/05/597