Поцелуй ценою в жизнь. Часть первая Сквозь решётку

 

(Тюремный роман)
               
                Часть первая.
                СКВОЗЬ РЕШЁТКУ ГЛЯДЯ


1. НА СВОБОДЕ И БЕЗ ОХРАНЫ

   Утро оказалось на удивление бурным. Инга еще пила свой специфический кофе – с куркумой, кардамоном, корицей и имбирём, а супруг только-только поднялся со своего дивана, чтобы приготовить и подать жене напиток номер два, включающий в себя особый подбор алтайских трав, как в квартиру постучали.
– Кто там?
– Полиция.
– Полиция? А что вам нужно?
– Тимофей здесь проживает?
– Да… А зачем он вам?
– Откройте – узнаете!
В дверном глазке была сплошная темнота: кто-то наглухо прикрыл его снаружи.
– Я вам не открою, пока не скажете в чём дело?
– Тогда позовите Георгия, Гошу!
– Знаете что… Если вы действительно полиция, то вызывайте повесткой… Киньте в почтовый ящик! А так, непонятно кому, я не открою… Извините…
Взволнованные супруги услышали шаги удаляющихся незваных гостей.
– Львович, ты в курсе? Зачем ты им понадобился?
– Они же спрашивали вначале Тимку!…
– Может, опять коллекторы? Помнишь, за сыном гонялись?..
У Львовича неприятно ёкнуло сердце. Пронеслась мысль: «А вдруг это Аля? Прислала своих мужиков разобраться?»
– Скорее всего коллекторы… Будешь выходить – посмотри в почтовом ящике…
– Хорошо. Чай готов?
– Одну минуту, солнышко!..
Через час с небольшим Георгий, как обычно, подал Инге в коридоре фиолетовую куртку, шарф, вязанную шапочку, помог одеть рюкзачок.
– Ну, счастливо! До вечера…
И в мыслях не было, что никакого вечера у них в тот январский день 22 числа уже не будет…
Жена позвонила через несколько минут.
– Почтовый ящик пуст. В подъезде никого… Но ты на всякий случай никуда не ходи!
– Хорошо…
Немного отлегло. Может и впрямь коллекторы? Проснулись молодые. Бородатый сынище, разлохмаченный, в семейных трусах появился на кухне.
– Что за шум, а дискотеки нет?
– Тебя спрашивали. Потом, правда, меня… Ты кому-то должен?
– Кому я должен – всем прощаю!.. А вдруг это опять твои прошлогодние «друзья»?
– В такую рань? Вряд ли…
Георгий Львович пытался уложить возникавшие мысли и сомнения в чёткие рамки. «…Подумаем… Если приходили прошлогодние наркоманы во главе с Эриком – отобьёмся. Никаких денег они не получат… Если же это дружки-приятели Али тоже хотят выбить мзду – подождём и посмотрим как будут развиваться события… На крайний случай – есть органы, призванные усмирять подобных любителей наживы…».
Не выходил из головы звонок Али в тот вечер, примерно через час после того, как они расстались. Она была пьяна. Это и понятно, поскольку накануне снова поругалась с мужем и пришла с Санечкой к подруге на день рождения её сына Паши, чтобы напиться и забыться…
– Ты, блин, зачем целовал дочку взасос?
– Ты с ума сошла?!Какой засос?!Я же чмокнул её на твоих глазах!
– Ты считаешь это нормальным? Целовать!
– Абсолютно! Просто поцеловал, безо всяких! Девочке очень понравился праздник. Ты же знаешь, что она не признаёт никаких других артистов-аниматоров, кроме дяди Гоши!
– Знаю. И что? Это повод приставать?
– Санечка призналась, что я самый лучший и что она меня любит! Я в ответ её просто чмокнул… Вы же с подругой сами видели!
– Ты, скотина, поцеловал её в губы!
– Я хотел в щёчку, но она сама повернулась… Аля, пойми – не хотел я обидеть ни тебя, ни дочку! Мы столько лет знакомы! И Санечку люблю, как внучку… Она яркая и талантливая девочка…
– Нет, ты гнусно приставал! Домогался!
– Тогда нам больше не о чём говорить…
– Ты ещё пожалеешь об этом… …
Как всё это некстати! Работа над новой книгой в разгаре. Первая повесть в ней – о моряках Севера – была выслана редактору ещё до Нового года. Вторую – о строителях – надо заканчивать срочно. Три главы были уже откорректированы Георгием Львовичем. Он, сделав зарядку и позавтракав, резко взялся за четвёртую...
...В дверь опять постучали. Странно, есть дверной звонок, домофон... Они с сыном осторожно заглянули в глазок. Он был чем-то замазан, поэтому было невозможно понять – кто там и сколько их?
...Да, за стальной дверью явно не дураки! Скорее всего, Аля, если это она послала «десант», попросила поддержать мужа, недавно освободившегося Лёню и каких-то его дружков… Под окнами во дворе прогуливались здоровенные типы. Они время от времени поглядывали на окна их квартиры. Потом опять стучали в двери. Зачем стучат, когда есть звонок и домофон?
...Проснулась Эвелина и быстро вошла в курс дела.
– А если спросить– кто они такие?
– Уже спрашивали. Документов не показывают, формы на них нет, телефона полиции не дали, глазок замазали…
– А что там за запах?
Прихожую заполнял едкий густой дым.
– О! Дверь подожгли! Точно, это – клямовская шпана!
Догадливый Львович закашлялся и плотно закрыл дверь из коридора в комнату. Дыхание перехватило, из глаз брызнули слёзы… Эвелина, по-семейному просто Эва, бросилась к форточке. – Стой! Эти бандюги увидят, что мы дома… Посидим за следующей дверью… Авось уйдут…
– Львович, попейте молочка!
...Через четверть часа Георгий еле-еле пришёл в себя. Откашлявшись, снова пошёл к большому компьютеру.
– Неугомонный! – засмеялся Тима. – Ничего его не берёт! Даже фашисткие газы!..
– И дым Отечества нам сладок и приятен! – отшутился отец-литератор и опять бойко ударил по клавиатуре…
* * *
Иван сошёл с электрички вместе с толпой приехавших из столицы. Многие в Ажайске работали в Москве, мотаясь туда и обратно ежедневно. Что поделать, с работой в их заштатном городишке было не густо. Да и в белокаменной не каждого ждут с распростёртыми объятьями, там своих спецов хватает, даже с избытком. Но Ивану повезло. Он, специалист с высшим образованием в области компьютерной безопасности, устроился в фирму, занимавшуюся установкой противопожарной сигнализации. Заказов было много, особенно после трагедии в Кемерово, производственный процесс был усвоен им вполне успешно, лениться он не привык. Так что бывший житель далёкого теперь Сахалина Иван Владимиров был жизнью вполне доволен. К тому же, карман приятно грела зарплата. Надо будет прикупить продуктов домой и присмотреть какие-нибудь сувенирчики Оксанке, Лёве и матери…
Конечно, суетная жизнь здесь, в московском регионе, сильно отличалась от той раздольной и спокойной, к какой он привык с детства…
Красота на Сахалине была необыкновенная, люди жили неспешные, трудолюбивые, надёжные… Если бы не внезапная болезнь отца, так и «бросали бы они камешки с крутого бережка далёкого пролива Лаперуза», как пелось когда-то… Ходили бы по берегу океана после прибоя, собирая шевелящихся крабов и морских ежей… А гребешки! Их было за городом на песчаных отмелях просто навалом… Да что дары моря! Рассветы и закаты необыкновенные, дали необъятные там, на Сахалине. Не зря сам Чехов провёл целых три месяца с лишним , изучая быт и природу окраины России… Добровольно переписал всех местных жителей, в основном, каторжан и их стражей… Русских, татар, корейцев, японцев и многочисленных представителей так называемых малых народов-нивхов, камчадалов, удэгейцев, якутов… За столетия общей судьбы, жизни бок о бок, все они переплавились в едином российском котле, сблизились настолько, что и не поймёшь уже, кто тут русский, а кто нет… Сахалинец и всё тут! Сахалинец – значит трудолюбив, не ноет, когда тяжело, улыбается при встрече в тайге или в приморском посёлке, долг непременно вернёт… Первое время, как двинулись они всей семьёй «с милого Севера в сторону южную», чтобы вылечить отца в столичной клинике, не просто было Владимировым переиначивать свой быт, свои привычки под новые правила жизни здесь, в Подмосковье…
Жизнь на материке, естественно, резко отличается от островной. Правда, и тут климат стал часто чудить: в один день погода может меняться по три-четыре раза… Ну да северян или дальневосточников этим не возьмёшь. Шалишь, брат! А вот суровость лиц, мрачность местных жителей, некая отстранённость поначалу озадачили. По первости они отнесли это на счёт здешней специфики: городок провинциальный отличался от прочих средоточием «мест, не столь отдалённых». В Ажайске располагались многочисленные колонии и знаменитый Централ-СИЗО-100. Кабы знать раньше, поехали бы Владимировы в Коломну, где древний Кремль, в Зеленоград, где каждый второй не заключённый, а учёный… Но зигзаги судьбы кто же заранее вычислит? Попали именно туда, где Централ. Впрочем, в Москве публика в метро, в электричках и трамваях, на вокзалах и в торговых комплексах тоже довольно сумеречна. Все какие-то озабоченные, несутся, спешат. Редко кто улыбается. Разве что подвыпившие граждане… Не верите? Пройдитесь по Абрикосовой, сверните на Виноградную и постойте в тени на Тенистой улице… Трудно обвинять москвичей и гостей столицы в отсутствии хорошего настроения. Их испортил не только квартирный вопрос, но и множество насущных проблем большого города… Все семьи, как известно, счастливы одинаково – когда не взяли кредит в банке и не вступили в ипотеку, когда им не грозит сокращение, подселение или выход на заслуженную пенсию… До улыбок ли тут? ...Постепенно сахалинцы пообвыклись на Большой земле, пережив смерть отца, вошли в колею жизни в новом регионе. Хотя душа жила ещё порой прежними радостями…
«…Так, не забыть и про Лёву».
Племянник Лев, сын сестры Оксаны, был паренёк толковый, умненький с малолетства. Собственно, и ради его будущего и перебрались они поближе к Москве. Хотя и материальные проблемы тут тоже сказались: со свистом улетали на Сахалине все северные надбавки. Цены на острове просто зашкаливали… Килограмм картошки – почти сто рублей… Но, трудности переезда уже позади, пока всё – отлично. Сгиньте, грустные мысли! «Прочь, осенние думы седые!»
Иван вошёл в «Пятёрочку»…
* * *
– Мишка, Мишка, где твоя улыбка,
Полная задора и огня…
...Она захохотала и со стуком поставила фужер на столик. Простынь, спустившаяся с плеч, обнажила её смуглую тугую грудь…
– Люсёк, ты – богиня!
Он смачно поцеловал её напрягшийся сосок, потом полные чувственные губки. Она обхватила его бритый затылок и повалила на диван… Крепко обняла своими шаловливыми ножками. Если бы на потолке находилась видеокамера, в центр кадра попала бы могучая Мишкина спина с пятью церковными куполами… Потом опять наступило любовное безумие…
– Ты просто орёл!
– Скажешь тоже… Неужто муж хуже?
– Он рядом не стоял в своих сатиновых… А я лучше твоей?
– Которой?
– Молодой… Как её, Ленка, что ли?..
– Ты – лучше всех! Давай ещё по маленькой…
...Они выпили снова по полному фужеру армянского коньяка… Закусили сочным лимончиком. Покурили…
– Хошь свеженький анекдотец?..
– Хочу дать хачу!..Ха-ха...Щютк!.. Хочу свежий презик! С усиками! Поменяй!
– Ща… Короче, приходит один кореш к бабе. Говорит: «У меня, бл... дорогая, к тебе три вопроса…». Та в ответку: «В попу сёдне не дам!» А этот ей: «Ну, тогда два!» Усекла?
– Ну и дура!.. А я бы с толстым удовольствием, если этот корешок – ты!..
– Ловлю на слове!
– Лови...
…И опять она стонала, как куртизанка, месяц не видевшая объекта своего низменного вожделения, вертелась под ним похотливой кошкой, а он, войдя в раж, никак не мог насытиться её страстной плотью…
– Люсёк! Маленькая моя!..
– Мишенька, мой косолапый медвежоночек!
…А за окнами стоял тихий оранжевый октябрь, опадая желтизной берёзового листопада, перемежаемого багрянцем клёнов. Проезжающие по Высотной автомобили поднимали листвяные вихри, уезжали дальше по своим важным делам и листья, плавно кружась, снова тихо покрывали асфальт, тротуары, размякшую под лучами заходящего солнышка землю… Гармония и тишина ненадолго воцарялись над окраиной городка, впавшего в сонную дрёму накануне тяжёлых проливных дождей и зимнего ненастья… Что там, впереди? Новая суровая осень с её внезапными перепадами настроения и непредсказуемая суровость зимы, когда влажный снегопад внезапно сменяется собачьими холодами?… Возможно… А пока – тихий октябрь ласково обнял гуляющих со своими питомцами собаководов, важно расхаживающих по газонам галок, влюблённые парочки, весь этот уголок покоя и забытья…

* * *
…Татьяна Сергеевна медленно брела привычной дорогой: работа-дом. Идти домой совсем не хотелось. Оттягивая встречу с мужем, она покурила возле аптеки. Немного постояв, зашла внутрь. Вспомнила, что дочь просила принести глюкозы для малышки. Нужных пузырьков по 400 миллилитров не оказалось и Татьяна взяла шесть по двести. Заодно купила несколько упаковок валидола с глюкозой. Бабушке тоже нужна глюкоза! Вчера поднывало сердчишко, пусть будут на всякий случай. За главным лекарством зашла в «Пятёрочку». Какой-то рослый, могучего телосложения улыбчивый парень, галантно пропустил её в дверь:
– Пожалуйста, девушка!
– Благодарю!
…Она, одарив симпатичного незнакомца благодарной улыбкой, с удовольствием воспользовалась приглашением и прошла внутрь первой. Взглянула на своё отражение в стекле витрины. Девушка!.. Ну и сказанул! Уже три года как бабушка… Правда, фигура ещё хоть куда! Вот уж действительно: сзади – пионерка, спереди – пенсионерка!.. А можно и по-другому: если бабе сорок пять, баба – ягодка опять!..Земляничинка, малинка или клюковка, кому какая по душе…
В супермаркете, как всегда вечером, было многолюдно. Татьяна прошла к полкам с горячительными напитками и привычно взяла пятизвёздочный российский коньячок… Шкалика в 0,25литра ей обычно хватало на два вечера. Без «лекарства» в последнее время она не могла обходиться. Тому были две причины. Одна – старая, многолетняя: Степан. И другая – новая: дочка-внучка… Беда новая подкралась незаметно. Вика, долгожданная девочка, родилась со страшным заболеванием. Вначале он, этот Даун, особо себя не проявлял. Но чем старше становилась девчушка, тем мрачнее была её мама Катя. Потому, что любимый муж Владик, с которым до этого молодые жили душа в душу, мечтая о детях, о большой квартире в Москве, всё чаще стал задерживаться на собраниях, заседаниях и прочих пропаданиях… А потом и вовсе ушёл от дочки… Ушёл бы и ушёл, с кем не бывает. Но ведь Катя осталась с больной Викой, которую не оставишь одну. И в детсад её не берут. А жить на что? Тем более, что Катя вступила в ипотеку. И платить ей предстоит по тридцатке в месяц целых двадцать лет! Дочь была хорошим дизайнером и нашла выход: искала заказы в Интернете. Работая на износ, крутится-вертится сама… То чью-то дачу оформит, то офис компании, то производственный цех сыроваров, занявшихся импортозамещением на деле, а не на словах, а то книгу начинающего поэта или рекламный буклет модельного агентства. Татьяна получала в своей библиотеке не густо, подкидывала дочери с внучкой в меру сил. Часто сидела с Викой, когда Кате надо было отъехать к заказчикам. Можно было бы помогать и побольше, если бы не главная головная боль – Стёпик. Стройный, седовласый, смуглолицый – мечта многих женщин! Умный, добрый, рукастый-головастый, трудолюбивый. Стенку в комнате выровняет, пол на кухне отциклюет, кафелем ванную обложит так, что залюбуешься. На работе в строительном супермаркете им не нахвалятся… Весь ассортимент разводных ключей, выключателей, дрелей, лампочек знает, всё покупателю подскажет, мигом подаст, завернёт, добра пожелает!.. Когда трезв…
...Вот уж беда в России, так беда! Всем хорош русский мужик, во все века. И при Петре Алексеевиче, прорубившем дверной проём для приёма важных гостей из Европы и при Александре Николаевиче-освободителе, которого за это освобождение от крепостного права «отблагодарили» некие сограждане, щедро подбросив под императорский тарантас динамиту, да и при добрейшем Леониде Ильиче с чисто будённовскими… бровями. Всем хорош, когда не пьёт! А уж выпил мужик зело или мало закусил – жди, пока не оторвётся по полной! Кому выходных для загула хватает, а кому и месяца мало… Стёпа даже свою особую теорию под это дело подвёл и не раз её Татьяне излагал. Вот она вкратце.
…Так устроен у нас человек! Исторически. Да и географически. Вот пишут солидные академики в своих диссертациях, опираясь на достоверные факты и верные хроники, что мы, например, с индийцами чуть ли не близнецы-братья. Их санскрит – тот же русский. Ну вот, к примеру : у них Тата, у нас – Тятя, у нас – Капец, в смысле, Смерть, у индийцев – Хана...Толи они к нам спустились, груздей и опят пособирать, брусничных ватрушек отведать, медвежатинкой и сёмужкой малосольной отобедать, толи мы к ним на юга перебрались в древности. На слонах с утра порезвиться, бананчиков откушать, кокосового молочка испить, на пальму вместо физзарядки взобраться… И письменность наша похожа и много всякого-разного нас объединяет. Лишь по застольным традициям есть между нашими народами некоторая разница. К примеру, не пьют индийцы даже в самые главные свои праздники, включая аванс и получку, столько водки, шила или самогонки. Спрашивается: почему? Они что – такие сознательные? Как бы не так! Те же самые жители Калькутты или там Бомбея, оказавшись в нашей гостеприимной столице в качестве студентов университета Дружбы народов, квасят так, что их родная мама-индианка с родинкой на лбу, увидь это, утопилась бы со стыда в полноводном священном Ганге! Там – ни-ни, тут – налей ещё! Почему? Широта! Географическая. Чем она выше в нашем полушарии, тем холоднее. Надо греться спиртом на знойном берегу Индийского океана? Нонсенс, конечно. Там, на песчаных пляжах – прохладительные напитки в ходу, спрос на лёгкие аперитивы… А на южном берегу Северного Ледовитого большое потребление эскимо на палочке? Или сливочного мороженого в вафельном стаканчике? Вряд ли. А вот дёрнуть за обедом с горячим борщечком 150 – святое дело! Для обогрева! Климат у нас такой. И солнечных дней – меньше всех в мире! А выпьешь – и теплее, светлее. Так что хочешь не хочешь, а приходится компенсировать… Это всякие французы и испанцы с жиру бесятся и лакают без всякой оглядки на местоположение. Нам же, россиянам и россиянкам, – сама природа велит блюсти традиции!..
...Эх, Стёпа, Стёпушка… Опять завис он «между прошлым и будущим». Уже целую неделю не просыхает. Потом снова будет болеть, жаловаться на резь в печени и колики в почках (отбитых ещё во время следствия), клясться, что больше никогда в жизни!.. И отчего ему два раза в год «сносит башню», как он выражается? Вот уже сколько лет… А ведь как славно начинался их роман!..

…«Добрый день, а может быть и вечер, незнакомая мне Татьяна! Пушкин А.С. добавил бы: «Я к вам пишу, чего же боле?» Я не Лермонтов, не Пушкин, а простой зэка Степан Майоров. Мне Ваш адресок подкинул толкач Славка, ваш бывший сосед. Мы с ним вместе работаем на лесоповале в Каю. Это далеко от Вашего города. Я пилю сосны и ели бензопилой «Дружба», а Славик толкает их большим шестом, чтобы падали в нужную сторону. Не пугайтесь, что я пишу из мест заключения. Я никого не ограбил и не убил. Просто я люблю с детства рисовать, такой у меня дар с рождения, и на досуге от нечего делать нарисовал несколько купюр. Пошли хорошо. Я стал сбывать эти свои «картинки», вошёл во вкус, пока не остановила милиция. Дай ей Бог здоровья! Теперь я о глупостях молодости забыл, отбыв пятерик. Осталось всего три года. А может и на УДО проскочу! Правда, статья у меня особо опасная. Но Вы не пугайтесь, милая девушка, я совсем не опасный! Просто я в 15 лет остался один на белом свете, по причине гибели родителей в автоаварии. Связался с дружками-приятелями, пошёл по скользкому пути. Некому было мне указать верную дорогу. Вот если бы рядом была такая, как Вы симпатичная и начитанная девушка… Мне Славик подарил фотку, проиграв в буру, где на празднике весь ваш двор… И ещё он сказал, что Вы – очень добрая и сердечная… И пусть у вас, Татьяна, уже были в жизни драмы по части развода, верьте – Вы дождётесь своего счастья. А Ваша дочка Катюша обретёт нового отца… Чем смогу, тем Вам помогу в дальнейшем. Я был бы рад задать Вам некоторые вопросы по линии книг, вы же библиотекарь. А я очень люблю читать! Когда-то читал даже ночью под одеялом с фонариком, чтоб старшие не ругались. Только Вы напишите, согласны ли со мной общаться посредством переписки. То есть, стать заочницей? Вкладываю в письмо портреты Ваш и Вашей дочки, как я вас представляю. На этом крепко жму руку! До свидания!
Степан Майоров»

...«Дорогой Степан! Спасибо за замечательные рисунки! Меня тронуло Ваше письмо. Я поняла, как тяжело Вам приходится в зимнем суровом климате, по пояс в снегу, работать целыми днями, добывая родной стране так необходимую для построения коммунизма древесину. Ни дома, ни семьи, ни свободы! Очень печально. Хорошо ещё, что Вы не потеряли интерес к литературе, к слову. Напишите, кто ваши любимые авторы? Что вы читаете? Классику, беллетристику, детективы? Может быть, Вам снова стоит начать рисовать? Я могу выслать карандаши, кисти, краски и всё, что нужно. Жду ответа.
Татьяна»

* * *
Бахчей позвонил, как всегда, ночью.
– Сучка, ты с кем в моей квартире шинкаешься?
Леся не поняла спросонья.
– В смысле?
– В прямом, сволочь подзаборная! Думаешь, не знаю, как ты своих кобелей вонючих водишь! Падла!
– Никого я не вожу! Я тебя жду…
– Хорош лапшу на ухо вешать! Короче, забираешь своё поганое шматьё и чешешь по холодку на …
– Милый… Бахчеюшка… Что ж ты всяких слушаешь?!
– Всяких? Верные люди сообщили… По-твоему, я сижу тут, верю тебе, а ты будешь там кайфовать! Хрен тебе в сумку! Чтоб к обеду тебя в моей квартире не было! Ключи кинешь в почтовый ящик. Иначе с тобой разберутся…
– А как же мы? Где теперь жить? Ты о нас с сыном подумал?
– А мне похер! Я всё сказал…
В трубке послышались короткие сигналы… Из СИЗО надо звонить быстро, пока не засекли.
…На работу Алеся пошла уже с вещами. Покупателей было немного. Мысли набегали одна на другую, как волны моря.
«…Куда податься? К матери?» Там временно жил Дениска, после того, как Бахчея забрали. И чего он, дуралей, продал тот соседский ноутбук? Попользовался бы, как договаривались, и вернул обратно. Тоже мне, Билл Гейц! Так нет, на дозу не хватало… Плюс гашиш припаяли… Нинка наркоментам заложила… В итоге получил свои восемь лет… Вот и рухнула вся семейная жизнь… «Нет, к матери нельзя. Для начала – в однокомнатной просто тесно… Но главное – там этот Юрий Долгорукий…»
Новый муж матери Юрий – был высок, сутул и действительно долгорук. Он почему-то сразу невзлюбил Алесю… Вязался по каждому поводу, делал замечания. Спасением от него был Бахчей. Это так, по-простому. А полностью Бахчейкин Вольдемар Дмитриевич… Теперь его нет. Сын Дениска может пока пожить у матери, тем более, ясли-сад рядом с домом.
А вот куда податься ей, молодой и красивой?.. Двадцатилетней?
Позвонила Нинка.
– Ну чё, как ты там? На миллион наторговала?
– Ага! На два! Бахчей меня выгнал!
– Вот скотина! Мне Кристинка сказала, он ей ночами из Серпухова названивает… Жениться предлагает… Давай встретимся на рашке после твоей работы. Хрюкнем пивка.
– Идёт…
…С того памятного дня прошло уже четыре года. Много в Пахре мутной воды за это время утекло… Алеся никак не находила себе покоя. Меняла работу, подруг, ночевала у малознакомых дружков. Пиво уже плохо помогало. Они с подружкой начали покуривать травку. Добывать её помогали многочисленные Нинкины знакомые, с которыми та рассчитывалась по-свойски: дашь на дашь… Проспала Леся как-то до полудня после такого ночного перекура. И милую светлокудрую девушку с васильковыми глазами (её даже Снегурочкой работать приглашал иногда столичный театр) вежливо попросили покинуть «Красное и белое»… Потом выгнали ещё с одной работы… Круг сомкнулся, стал ещё уже: ни жилья, ни работы. Да и к сыну мать с отчимом подпускали её всё реже и неохотнее. Они сказали Дине, что Алеся – его старшая сестра. А мамой он звал теперь свою бабушку – Татьяну Александровну… «Полный Пипец!» – как сказала бы Нинка. А Нинка меняла своих кавалеров по два раза на дню… Как-то она подцепила себе итальянца. Вернее, Вадик – могучий свирепого вида мужлан, был русский, но работал в итальянской фирме. Свободно изъяснялся по-итальянски и часто названивал своим партнёрам то в Падую, то в Геную, то в Сан-Ремо… Ему было за 35, Нинке 18… Ухаживал Вадик красиво, по-европейски: розы, бокалы дорогого вина, паста, марципаны… Непритязательная Нинка, привыкшая к быстрому сексу в подъездах с пивом и сухариками, была покорена новым ухажёром. Он занимался скупкой и огранкой изумрудов в крупных партиях. Позвонил как-то своей маме, проживающей возле Рима на их семейной вилле и передал трубку Нинке. Итальянская Беллачао пригласила будущую сноху в гости отведать свежего лечо с маслинами… У Нинки поплыла рыжеволосая головка, наполненная думами о роскошной жизни… К ней она рвалась, участвуя в эпизодических съёмках на телевидении, проходя кастинги в разные театрики и т.п. По случаю беседы с будущей свекровью подруги снова выпили, покурили через дырочку в пол-литровой пластиковой бутылке сизого дымка… Нинка привела вскоре Вадика к маме, которая была старше зятька лишь на три года. Итальянец в России денег на угощения не жалел и понравившись маме, поселился на время своей командировке у них, в Шапчинках… Освободившегося вследствие этого Нинкиного хахаля пришлось обихаживать Алесе… Звали его в миру Владимиром, но позывной его почему-то был Хохол. У него имелась дача в Пахрове и квартира на Львовке. Девушек он держал на даче, расположенной в районе Алой Горки. Хохол был холост, прижимист, некрасив. Комплиментами не баловал, секс с ним превращался в потную процедуру, которую повторять хотелось как можно реже… Он зарабатывал на жизнь ремонтом квартир и офисов. Голод не тётка! Алеся притерпелась к этому неласковому пятидесятилетнему партнёру. Чувствуя, что будет ночью приставать, нажиралась вечером водки и накуривалась дурью…
Потом один из брошенных Нинкиных дружков, Дэн Гребенников, или ДГ, «угостил» Лесю другой, более крутой дозой – китайской солью. Дало по мозгам так, что она не смогла сделать ни одного шага с его дивана. Так и осталась тут. Тем более, что у ДГ имелась однокомнатная квартира и оказался он значительно моложе Хохла – лет на пятнадцать. Был он строен, высок, светлоглаз. Много читал в молодости. Новый Лесин дружок в детстве подавал большие надежды, был отличником, победителем олимпиад, окончил затем институт, поднялся по служебной лестнице в одной из фирм. Сам заработал на квартиру, мебель, технику… И всё! Устал к тридцати годам от суетной жизни настолько, что бросил работу, ушёл в себя, пристрастившись к одноразовым шприцам и прочему. О браке с ним не могло быть и речи – Дэн был законченный эгоист. Великовозрастный детина не хотел ни семьи, ни своих и ни приёмных (Лесин Дениска) детей. Мамочка его, Тамара Сергеевна, по иронии судьбы врач-нарколог, жившая без мужа, покинувшего семью по непонятным причинам, дорожила в этой жизни только сыночком. Приносила ему продукты, давала деньги на расходы, оплачивала коммуналку его квартиры... ДГ мог сутками лежать на одном из двух диванов, тупо уставившись в телевизор. Лесе не нужно было тут думать о куске хлеба, о том, где добыть покурить или достать дозу… Он обучил девушку новым технологиям кайфа: как заказать зелье по Интернету, как перечислить подпольным бизнесменам деньги через платёжный терминал, где искать тайные закладки. Она оказалась хорошей ученицей. Несколько раз находила не только свои, но и чужие закладки… Дэн был в такие моменты очень доволен и целовал Алесю. Она, всегда мечтавшая о большой и чистой любви, о принце на белом скакуне, расцветала как весенний мак. Есть, есть у неё принц! Пусть не на коне, а на провалившемся диване и не с золотым мечом, а со шприцем в трясущейся руке, но вот же он, улыбается ей. И Леся в ответ благодарно целовала своего нового парня… Да, о закладках… Их размещали по городу неведомые люди, заботливо подкладывая страждущим ценнейший (судя по стоимости) продукт, прибывший неведомыми путями из-за рубежа или сварганенный отечественными умельцами в подвалах, то в подъезды домов, то за скамейками парка, то под корни оранжевых клёнов и молчаливых сосен… А пожилые люди, прогуливающиеся по осеннему леску за Ледовым Дворцом или недалеко от улицы Сосновой, наивно полагали, что какие-то худолицые, бледные ребята в поношенной одежде, от которых разило костром и несвежим дыханием – запоздалые грибники, роющиеся в загнивающей позолоченной берёзовой листве и вечно зелёных еловых иголках в поисках лесных даров…
...А если бы сторонний наблюдатель, например, космонавт, инопланетянин или ещё КТО-ТО, взглянул на осенние земные пейзажи с далёких высот, он бы точно ужаснулся и отпрянул от иллюминатора в полном шоке: подобными «грибниками» в последнее время лес просто кишел… Все необъятные просторы России, раскинувшейся от Курил до Калининграда, от южной погранзаставы до острова Котельный, представляли бы досужему взору некий адов конвейер. Он, как вечный двигатель, работает без перерывов на обед, без отговорок, вроде «Ушла на базу». И щедро катятся по нему к этим «любителям природы» таблетки, порошки, гранулы, травы, соль, маковые, конопляные изделия, спайс,снюс и прочий дурман… Падают одни едоки, куряки и шприцшталмейстеры, тотчас на смену им являются новые. Бесконечно крутится это «чёртово» колесо, унося заблудшие души за облака… А смертоносный конвейер только ускоряет ход…


2. ЗАДЕРЖАНИЕ

– Ну всё, ты нам надоел! – прокричали из-за двери. – Даём десять минут и начинаем штурм!
Подошёл из своей комнаты Тима.
– Львович! Это полиция. Мы прозвонили своим людям... Тебя разыскивает следственный комитет. Они пришли за тобой. Ты что натворил?
– Полиция?!.. Понятно. Это Алевтина Лакшина... Помнишь такую?..
– Надо открывать!
– Хорошо, откроем через десять минут… Можно, я пока подумаю и хотя бы схожу на дорожку.
– Куда?
– Да в туалет!
– Ладно. Мы пока перекурим с Эвой…
Молодые ушли на кухню. Львович схватил портфель. Сунул туда чистое полотенце, медицинский полис, носки. В двери снова забарабанили. У кого-то уже иссякало терпение… Не успеть собраться… Он бросил портфель на диван. Выложил из карманов мобильные телефоны, свою банковскую карточку. Подскочил к костюмерной. Из сумки с реквизитом, так и неразобранной после 19 января, достал скакалку. «Пойдёт!» Забежал в ванную. «Куда вязать?» Сообразил: к газовой трубе. Стучат. Осталось меньше пяти минут… Ручка скакалки не проходит между стальной газовой трубой и стенкой. Львович быстро выскочил в большую комнату, схватил ножницы. Скорее в ванную! Закрыться. Обрезать рукоятки детской скакалки. Готово! Теперь шнур прошёл. Быстро завязать покрепче, чтоб скакалка не развязалась. «Должна выдержать! Так, гофрированную вытяжку не повредить...Высота не так велика… Ничего, в передаче про ГКЧП по телику говорили, что маршал Ахромеев вообще к батарее отопления привязал бечёвку от почтовой бандероли и сидя повесился… Так, вентиляционный отвод будет повреждён, надо поправить…» Стуки, крики.
В том числе Тимин голос:
– Отец, ты в порядке?
– Да… Дайте спокойно посидеть на унитазе!...
«Так… Куда совать голову?» – Львович обмотал шею пёстрым шнуром дважды, длины скакалки как раз хватило. «Успел! Господи, прости!..»
В дверь отчаянно стучали, но он уже провалился в никуда…

«…Что это? Где я? В раю или в аду? Почему ангелы так меня трясут? Что они там бормочут?..»
– Георгий Львович! Георгий Львович! Очнись…
– «Где я? Кто я? Почему вокруг кровь?» А? Кто вы – ангелы или черти?
– Не ангелы, это точно! Вставай, Георгий Львович!
– Я что – живой?!
– Живой-живой… Вставай!
Приходя в сознание, режиссёр с ужасом осознал, что он – увы! – на этом свете, весь в собственной крови и находится в ванне. Тут же валяется скакалка.
– Умойся и вставай!
Он поднялся на слабо слушающихся собственной воли ногах, умылся. Здоровые незнакомые мужчины в штатском помогли ему вылезти из ванны, провели в комнату.
– Одевайсь, возьми паспорт! Едем! Вы тоже! – приказали они Тимофею с Эвелиной.
– А их-то зачем? Они тут не при чём! – возразил было режиссёр.
Опера забрали у него паспорт и все двинулись к выходу. Во дворе пятерых полицейских в штатском, задержанного и двух свидетелей давно уже заждались две машины: легковая и микроавтобус. Львовича два оперативника на легковой привезли в травмпункт, находившийся в хирургическом корпусе городской Пахровской больницы. Он узнал этот приемный покой, поскольку бывал здесь прежде, когда сначала сломал при падении два ребра, а позапрошлым летом левое плечо… Дежурный хирург произвёл осмотр:
– Тэ-кс, странгуляционная борозда… Кто вас так, молодой человек?
– Сам…
– Жить надоело?
– Да нет, жениться не захотел…
– Юморим? Значит, жить будем… А тут у нас что? Бровь рассечена… Тоже сами?
– Это они.
Опера насторожились.
– Они меня не удержали, когда из петли вынимали… Упал в ванну. Слышал, что водные процедуры полезны… Жаль, водички там не было…
– Всё ясненько… Роза, обработайте ему рану! Всего доброго, молодой человек!
– Очень молодой– всего восьмой десяток!.. И вам не хворать!
Львовича длинными коридорами провели ещё в один кабинет. И снова без очереди. «Лафа!» – вяло подумал он. Там сначала один доктор, молодой, затем второй, постарше, тянули его за язык, пытаясь заглянуть в горло, чтобы понять, есть ли какие-то повреждения от процесса самоповешения. Глотать было трудно, тошнило,голова кружилась, но внутренних травм не оказалось. Львович держался, хорохорился, не показывая, что он еле стоит на ногах от потери крови и от пережитого… Потом его привезли к зданию Горвоенкомата. Оказалось, что по-соседству находится и Следственный комитет. Сроду бы не знать этот адрес! Его провели по длинному коридору второго этажа почти в самый конец. Велели ждать. Один из оперов неотлучно стоял рядом.
– Извините, я смотрю –тут у вас туалет… Можно сходить?
– Валяй! Только без дураков! Ты нам живой нужен!..
Вскоре из ближайшего кабинета вынесли и стул.
Георгий Львович без сил опустился на сиденье. Кажется, в кабинете давала показания Эва. Вскоре в коридоре показался Тимофей в сопровождении двух оперов. Из кабинета вышла Эва, туда пригласили Тиму. Один из оперов, чернявый и наглый, подошёл к Калинкину-старшему:
– Ну, что, отец? Как ты?
– Тяжело… Водички бы!
– Не переживай, в камере дадут! Прямо из шланга волосатого с яйцами... А ещё дадут лет семь-десять, чтоб девочек в рот не трахал на именинах! Скоро тебя самого будут е..ть! В первую же ночь! Во все дырки! Понял, подонок?
...Вскоре Тима с этим злым опером по имени Александр уехали на работу к Инге. А главного «злодея» пригласили к старшему следователю следственного комитета Ёлочкину Николаю Юрьевичу. Им оказался молодой рослый блондин с ямочкой на подбородке и румянцем на щеках. Он был одет в синие брюки и бледно-лиловую рубашку. Носил на запястье левой руки часы в тёмном корпусе. Ниже, на безымянном пальце красовалось серебряное кольцо. Говорил он спокойно, смотрел доброжелательно и совсем не походил на матёрого представителя специальных органов. Наоборот, верилось, что он непременно защитит от напраслины и оградит от наветов. Львович рассказал следователю как на духу про бывшую артистку-маму, про девочку Сашу и про их весёлый праздник и дружеские давние отношения… Про злополучный прощальный «чмок»… Ёлочкин всё аккуратно в присутствии присланного адвоката записывал. Адвокат Николай Сергеевич, положенный по закону, был также далеко не молод и производил тоже хорошее впечатление. И Львович окончательно успокоился… Подписав протокол допроса подозреваемого как положено – внизу каждой страницы – он оказался свободен от следственных мероприятий. И вечером два опера отвезли его в дежурную часть на Львовку. Там невысокий полицейский-дежурный Роман, ласково приняв «клиента» и поместив Львовича в «уютный» тесный обезьянник, душевно попросил того не баловать в смысле суицида. Ведь у него, дежурного, будут тогда большие неприятности, а ему надо семью кормить.
– Львович, тебя на Львовке никто не обидит! Век свободы не иметь!..
Задержанный твёрдо пообещал не баловать. Позже Роман с помощником откатали его пальчики, смазывая их чёрной полувысохшей краской. Туда же, в полицейское досье, пошли и оттиски ботинок Львовича. Стопы были настолько велики, что вошли на специальные листы бумаги только по диагонали. Краска с рук никак не смывалась холодной водой… Хороший парень Рома, вот только куртку велел снять и забрал из обезьянника вместе с брючным ремнём и шнурками от зимних ботинок. Без куртки лежать было очень зябко. Дверь в дежурку постоянно открывалась. Всю ночь то входили, то выходили патрульные. Постоянно работала полицейская связь.
– В общаге драка… Збеки с джиками…
– Не поял… Втори…
– Щага в… цатом… оме… Чурки ..рутся..
– С кем?
– С другими чур..ми…
– Понял… Понял… Кого взяли?
– Икого… бежались по сараям… ак саранча, бля…
– Ижу двоих… Похожи по ориентиров…
– Какой?
– Ну, что квартиру взяли…
– Квартиру? На Львовке?
– Не, в Пахрове, вчера… Преследуем…
– Давай…
…Короче, ночь на жёсткой скамейке с ботинками под головой вместо подушки, за прозрачной перегородкой, единственным украшением которой, по задумке неведомых архитекторов, была решётка, оказалась холодной и беспокойной… Один плюс – задержанного драматурга и режиссёра никто не трогал до самого утра… Какое счастье!
...На следующий день за ним заехали новые опера. Повезли в Пахров. Дорога проходила мимо Клямовска. Львович даже успел заметить Санечкин дом… Его снова осматривали врачи того самого приёмного покоя в травматологии, где они были вчера. Что-то там требовалось по бумажной части ещё. Медсестра заодно смазала рану на левой брови… Доктор был уже другой, с сочувствием смотрел на пожилого пациента под конвоем дюжих молодцов.
– Что, банк неудачно взяли?
– Если бы!
– А убивать-то себя зачем? Совесть замучила?
– От стыда… Представил, какой позор ждёт меня, семью и наш театр со всеми разбирательствами…
– Понятно…
Потом его повезли в наркологию.
– Куда прётесь? – закричала на троицу полногрудая тётка в медицинском халате, протиравшая в коридоре полы. – Бахилы быстро надели!
Они послушно выполнили приказ. За столом сидела врач возрастом между зрелым и очень зрелым. У нагрудного кармашка имелась краткая информация «Гребенникова Тамара Сергеевна».
– Присядьте, пожалуйста!
Она внимательно осмотрела вены задержанного, изучила паспорт Львовича, удивилась его возрасту, проверила по компьютерной базе данных.
– У нас на учёте не состоите. Тут больше молодых... – Спросила участливо, обращаясь к пациенту. – Вам справку?
– Им справку!
– Ясно… – Тамара Сергеевна быстро отпечатала на принтере нужный документ. – Печать в регистратуре поставите… Всего доброго!
– До свидания, Тамара Сергеевна!
Опера вышли, не попрощавшись. Поехали в следственный комитет. …Снова он ждал в коридоре. Адвокат Николай Сергеевич был уже на месте.
– Будет очная ставка.
– С кем? С Алей?
– С девочкой…
Вскоре в коридоре показались Санечка, её опекун-мама Алевтина Игоревна и детский психолог. На Алевтине не было лица. Она была бледна, неулыбчива. Они кивнули друг другу. Зато Саня, завидев Львовича, заулыбалась:
– Дядя Гоша, привет!
...Всех пригласил в кабинет Ёлочкин. Он задавал под запись вопросы, туда же под запись шли и ответы двух сторон: девочки Сани и клоуна Гоши… Если передать суть кратко, то сводилась она к тому, что Гоша классно провёл очередной день рождения, а именно – знакомого мальчика Паши. Участвовали взрослые и дети. Причём, взрослые, включая Алю, изрядно подпили. Аля никак не могла успокоиться из-за того, что поругалась со своим Андреем. Потому и пришла к подруге… Потом – проводы и прощальный мимолётный поцелуйчик с малышкой…
– Как ты относишься к дяде Гоше?
– Я его люблю! Он хороший. Дядя Гоша, буду ждать на день рождения!
Задал свой вопрос и адвокат:
– А долго длился ваш поцелуй с Гошей?
– Нет, не долго. Но мне не понравилось, было не очень приятно… А вообще, я хочу выйти за дядю Гошу замуж… Это тебе!
Девчушка протянула Георгию Львовичу цветок, нарисованный на бумаге…
– Ваше последнее слово, задержанный!
– Санечка! Ты славная девочка – талантливая гимнастка, артистичная, яркая, добрая. Я желаю тебе реализовать свой дар в полной мере, ведь многие (он взглянул на маму девочки) его растратили на пустяки… Мы с тобой большие друзья уже давненько. И вообще, я считаю тебя своей внучкой. Я помогу тебе при любой такой возможности пойти по избранному пути к своей мечте…
Тут голос Львовича дрогнул… Он замолчал. Беззвучные рыдания сотрясали его. Плакала и Аля… Саня никак не могла понять причину. А она была проста. Выяснилось, что по статье132 п.4 подозреваемому грозило аж от12 до 20 лет. За один поцелуй!!! К тому же, Але стало известно о попытке Львовича решить вопрос кардинально…
Подписи сторон поставлены. В нужном месте весёлая, словоохотливая девочка, совсем не похожая на пострадавшую, охотно и собственноручно поставила подпись: САНЯ…
Очная ставка окончена. Небольшая пауза.
– Ты извини, Аля, я не смогу провести ваш с Андреем юбилей в эту субботу… Я, как ты понимаешь, буду очень занят…
– Львович, ну почему ты потом не позвонил мне? Мы бы всё решили…
– Я обиделся… Стыдно оправдываться в таких вещах… В моём-то возрасте…
– Я думала, ты значительно моложе… Львович, только не умирай, иначе я не перенесу…
– Дорогая, с днём рождения тебя! Тебе же сегодня тридцать!...
И я тоже не перенесу никакой срок! С такой статьёй мне ТАМ не жить!..

* * *
Набрав полную корзину необходимого, Иван пошёл к кассе. Возле стеллажа с кондитеркой вертелись две девчушки лет двенадцати-тринадцати. Вязаные шапочки с помпонами, рюкзачки, ботинки без носок, узкие короткие джинсята, обнажавшие тощие лодыжки… Они озирались по сторонам и быстро совали в рюкзаки шоколадки…Иван, проходя мимо, отодвинул одну из девчушек в сторону.
Он встал в очередь к кассе. Перед ним оказалась дама, улыбнувшаяся ему. Он припомнил, что открыл перед ней дверь в магазин.
…Татьяна вышла из «Пятёрочки» и ужаснулась: несколько дюжих молодцов сбили с ног того самого вежливого парня. И с азартом стали пинать его. Рассыпались по снегу оранжевые апельсины, раскатились консервные банки…
Парень, закрывая голову руками, неожиданно вскочил и побежал. Четверо быстро догнали беднягу и снова стали избивать, отчаянно матерясь. Прохожие в ужасе застыли. Татьяна, сама от себя не ожидавшая подобного героизма, закричала на всю улицу:
– Что вы делаете! Я полицию вызову!
– Чё орешь? Мы сами полиция!.. Вали отсюда, пока цела, су.а!..
– Да вы пьяны!
Татьяна Сергеевна дрожащими руками стала набирать на мобильном 112… Не успела она дозвониться, как к месту происшествия подъехал микроавтобус полиции… Парни надели на жертву наручники и затолкали того внутрь автомобиля.
– Куда вы его везёте? У него все лицо сплошная рана! Ему в больницу надо…
– Бабуся, иди куда шла или ещё дальше! До свадьбы,ё..ный в р.от, заживёт…
– Что за беззаконие?! Зачем человека бьёте?! – закричали и другие прохожие, видевшие избиение.
– Не кипишуйте, граждане! Это не человек, а особо опасный...этот... рецидивист… Серийный сексуальный маньяк… В Горотдел как всегда повезём, там разберёмся с подонком…

* * *
Напрасно Михаил названивал Люське на следующий день, когда очнулся в своей общаге. Мобильный молчал. Как они вчера расстались? Где? Как он приехал сюда? Ничего Мишка не помнил. Перебрали-с!.. О! Как же она ответит, когда её мобильник у него в походной сумке… А вот и Люськин ноутбук… Надо вернуть и заодно узнать подробности. Про крутой секс он помнил, всё остальное – выпало из памяти целиком и полностью… Домой к ней нельзя, там муж… Голова трещала, как сосновые дрова в жаркой русской печи… Мишка принял лекарство в виде пивка «Клинское»… Голова прояснела. Созрел план: оставить гаджеты у соседей, а ей написать записку и кинуть в почтовый ящик. Мишка поехал на Высотную…            С Людмилой Ветренко они познакомились пару лет назад. Что могло связывать разбитного пензенца, регулярно приезжавшего в Подмосковье на заработки, с элегантной бизнес-леди? Неоднократно судимого с замужней паинькой? Только секс! Люська в деньгах не нуждалась, у неё был неплохой бизнес в области транспортных перевозок. Она частенько сама оплачивала номера в гостиницах, их бурные банкеты и фуршеты… Мишка протестовал было, но после смирился. Тем более, что «длинный» рубль, за которым он ездил сюда из родной Пензы, оказывался на деле не столь уж и длинным. Владельцы дач и коттеджей, которые он сотоварищи ремонтировал, не очень-то сорили денежками. А на две семьи средств нужно было немало. Так уж получилось, что уйдя к молодой жене Ленке, он не смог порвать окончательно и с первой, Анной. Их сыну Артёму исполнилось уже двадцать четыре. Анна терпеливо ждала Мишку из всех трёх отсидок… Приезжала на свиданки в колонии, посылала нежные письма, посылки… Как такое можно забыть?.. А насчёт Ленки… Она на девять лет моложе Мишки, ей 37.Горячая в постели, как пума или чёрная пантера! Короче, зверь ночной и всё тут! А для него, Мишки, горячая ... В общем, любовь горячая – всё! Да ещё малого ему удачно родила, Мишутку маленького. Михалмихалыча!.. Весь в отца-баламута! В три с половиной шестилеток в садике строит! Что не по нём – такой хайп устраивает!.. Кашу манную на пол скидывает! Бандюган настоящий! И в кого такой? Мишка младшенького просто обожает. И Настюшку, Ленкину, удочерил. Тоже любит, как родную. Бантики-фантики, платьица нарядные покупает. Денежку регулярно высылает. А вот это Ленка очень уважает- только получать бабло, и всё ей мало, заразе…
Так, вспоминая житьё-бытьё, добрался Михаил свет Василич до нужной высотки напротив музыкалки. Начал набирать памятный код от подъезда. Хоп, двое сзади под локотки привычно взяли.
– Гражданин Артошкин? Михал Василич?1973 года рождения?
– Он самый…
– Вы задержаны! Сумка ваша?
– Ну моя… Что за дела, начальник? На каком основании?
– На основание 162-й статьи УК России!
«Разбой!» – ужаснулся Михаил. И это после одиннадцати лет спокойной жизни на свободе… «Мама золотая… Это надолго… Неужто Эмин, у которого по пьяни смартфон за карточный должок забрал, заложил?.. Вот паскуда…»

* * *
Алеся сверилась с записью на мятой бумажке. Всё правильно. Как сказал бы великий вождь и учитель, «Верной дорогой идёте, товагищи!» Это единственное, что она помнила из высказываний человека, который буквально перевернул весь мир и в честь которого, как и в тысячах российских городов, в центре Пахрова высился здоровенный памятник, щедро обгаживаемый символами мира – голубями… Никакие перестройки и реформы его не смогли сместить. Мало того, недавно улицу Ленина – бывшую Московскую – местные депутаты переименовали в… проспект Ленина!.. Но это так, к слову о том, что из школьной программы Алеся мало что вынесла. Ни химию, ни физику, ни математику она не любила, что вполне естественно для молодой белокурой бестии. Прочие предметы просто терпела. Хотя педагоги в только что открытой 29 школе были наилучшие: школа, построенная по индивидуальному проекту известных столичных архитекторов, считалась элитной и попасть сюда мечтали многие. Ходить сюда Алесе было довольно далеко, гораздо ближе к дому находилась типовая, неказистая 17-я. Но закадычная подруга Татьяны Александровны «пробила» своего сынка Арсения именно в новую школу на Парковой. Туда же сунулись и Онохины… Из химии Алеся помнила лишь формулу воды Аш два О. Из литературы слышала о Пушкине и Лермонтове и о Толстом, который часто, по слухам, ходил через Пахров из Москвы в Тулу почему-то босиком. О чём свидетельствовал памятник на центральном проспекте…
…Алеся снова заглянула в бумажку. «Пройти по аллее справа от лесничества до перекрёстка тропинок… Продолжить путь прямо до турника слева. За ним – полянка. Там, за лежащим деревом, в банке из-под пива «Балтика тройка» – закладка…»
«Интересно, какой дурак придумал зимой прятать товар в лесу?.. А Сашка, дебил, не захотел сам идти за китайской солью… Вечно прячется за моей спиной… Ну и хрен бы с ним, больше мне достанется…» Последнее время она обреталась с этим полубомжом-полунаркоманом Сашкой. Было ему под тридцать. Не красавец, но и не урод. Не высок, но и не мал ростом. Нигде не учился, не работал. Подворовывал в супермаркетах по мелочи. То шоколадки стащит и продаст, то шампунь… А остальное добывала она, его новая подруга. А до встречи с Алесей бродяга был слугой и охранником Марии, сорокапятилетней жгучей красотки, вполне себе успешно промышлявшей в Пахрове сексуслугами… Но Машка «работала» только летом, когда же наступала непогода, она, как певчая теплолюбивая птичка, резко улетала на юг… Дэн, когда они прошлой зимой искали закладку в сугробе, начерпал в кроссовки снега, простудился и стал хандрить. Кончилось дело больницей. Двенадцатым корпусом, палатой номер восемь. Дэн потребовал принести в инфекционное отделение шприц и дозу. Алеся послушалась… Он опустил из палаты в окно шнур. Алеся внизу привязала «передачу»... От наркоты ему стало хуже… Об этом узнала мать Дэна… У него обнаружился цирроз печени, почти разложившейся, заболевание лёгких и прочее… Мать Тамара Сергеевна тотчас отобрала у «невестки» Дэнов планшет, ключи и выгнала Алесю из квартиры… Снова пошли притоны, подъезды, подвалы, лесные шалаши… Иногда их с Сашкой привечала Нинка. Итальянец Вадик, обещавший рай под Неаполем, оказался обычным аферистом. Он хотел втихаря продать их, Витальевых, квартиру. Хорошо, что Нинка с матерью вовремя его разоблачили… Для Нинки это был чувствительный удар: она так ему верила!.. Они с Вадиком в Москве в солидном автосалоне даже уже заказали ей его свадебный подарок – белый кабриолет… Погоревав дня три-четыре, Нинка тут же сняла на какой-то музтусовке музыканта Эрика… О, это оказался интересный фрукт. Как и Вадик, Эрик тоже был изрядно высок. Длиннее пассии буквально на три головы, не меньше. Алкоголем сильно не увлекался, заменив его травкой и… Слабостью музыканта был не только джаз, но и мальчики… Как бы срифмовали остряки: «Сегодня он играет джаз, а завтра будет педера..». Да, до своих 37 лет (в этом возрасте погиб А.С.Пушкин), Эрик,сам темпераментно  исполняя роль женщины во время лихих ночных забав, не знал, что такое девичья ласка… Нинка открыла ему совершенно другой интимный мир. Правда, взаимно. Он ей тоже кое-что открыл. Например, что она вполне может быть в постели мужчиной, если надеть специальный пояс с выступающим искусственным пенисом… Так они обрели половую гармонию… Даже, сильно накурившись, сняли её на видео… Эрик сидел на шеях своих родителей, бывших певцов, довольно крепко и слезать оттуда не собирался… Нинку они терпели сквозь зубовный скрежет: хотя бы первая женщина у сына появилась…
…Алеся уже подходила к турнику, как вдруг услышала выстрелы. Кто-то строчил из автомата совсем неподалёку. От страха она присела под деревом прямо в снег… По сугробам бежал высокий парень в камуфляжной куртке… За ним, стреляя на ходу, бежали трое мужчин в гражданской одежде… Наконец, они догнали беглеца и завалили его в снег.
– Ах ты, падла! Зайчик грёбаный, прыгать вздумал!
– Сука позорная! Да 228-я давно по тебе плачет!..
И они принялись остервенело пинать упавшего.
Алеся поняла что происходит: парня взяли на закладке. Надо было срочно убегать, но она не могла подняться. Отказали со страха ноги. Девушка лишь сунула в рот бумажку и стала быстро её жевать… Потом выплюнула в снег…
Мужчины заковали парня в наручники и повели по тропинке.
– Показывай, где ещё твои закладки, Лёха, да без дураков, а то пристрелим…
– Не могу идти… Я же и без того инвалид… Машина сбила два года назад, еле жив остался…
– Своим проституткам будешь басни рассказывать!
– Я женат, у нас двое детей…
– Иди, иди, падаль… Девушка, а ты чего тут сидишь? Рожаешь?
– Н-нет, пописать хотела…
– Ну давай, задницу не отморозь!.. Жаль торопимся, а то б согрели тебя...
Они загоготали и прошли мимо, увозя задержанного куда надо…

(Продолжение следует)