Процедуры

    Пододвинув табурет я подумал: "надо что-нибудь постелить, чтобы не
испачкать его ботинками". Взяв какую-то старую газету, из лежащей тут же
бумажной кипы, я полез на антресоли. "У нас нет денег!" - сказал женский голос
где-то в левой части моей головы. Достав кошелёк, я стал подсчитывать мелочь:
среди монет затесались какие-то небольшие овальные слитки свинца, сломанные
чайные ложки без ручек и другой сор, по форме напоминающий монеты. Выбрав из
всей этой дряни только монеты, я убедился что на проезд их хватит.

    На работе творилось что-то странное: во всём офисе комнаты оказались
полупустыми - без половины мебели и почти без людей.
    - А мы тут мебель переставляем, - сказал один мой знакомый, - помогай!
   
    В кабинете начальника тоже половины мебели не было, а сам начальник был
как-то нездорово весел.
    - Ты ещё женат? - спросил он, назвав меня по фамилии, и на круглой, усатой
морде его появилась хитрая улыбка, - тебе положено быть неженатым.
    Я, кривя душой, пробурчал что-то добродушное в ответ.

    В конференц-зале, некоторых сотрудников, в том числе и меня, построили в
ряд, задумав что-то вроде линейки. Какой-то высокий человек в солдатской
шинели и нелепой круглой шляпе цвета хаки, производил осмотр. На его
непонятном лице, когда он взглянул на меня, появилась брезгливая гримаса.
    - Это что такое? - сказал он, протягивая руку к моей голове и пытаясь
схватить меня за волосы.
    Я оттолкнул его руку.

    Больница, в которую меня отправили на обследование, казалась безлюдной, но
кабинеты были полны врачей.
    - Вы давно не проходили обследование, - сказала врачиха, усадив меня в
специальное кресло и смазывая мне тыльные стороны ладоней чем-то скользким;
"электроды", - подумал я с тревогой и крепче обхватил ручки кресла.
    Действительно, к рукам прикрепляли какие-то металлические стержни с
тянущимися от них прозрачными трубками. Расстегнув мне на груди рубашку,
другая врачиха взяла какой-то аппарат, похожий на блендер, но у которого,
вместо ножа, на конце был такой-же металлический стержень, что и те, что
прикрепили к моим рукам. Она стала водить этим аппаратом по моей груди
сверху-вниз, с каждым разом всё сильнее нажимая. Я почувствовал острую боль в
сердце и с ужасом наблюдал, как мои рёбра проминаются под воздействием этой
машины, а на груди остаются желтоватые полосы от стержня, похожие на следы
мелка для рисования. Прекратив, наконец, истязания, врачиха начала смазывать
мне голову той же скользкой, холодной гадостью что и руки.
    Пользуясь передышкой, я, чтобы отвлечься, стал разглядывать врачей,
которых стало ещё больше. Была среди них девушка, одетая не в белый халат, а
в простое, недлинное платье. Свет хирургической лампы из другого конца
комнаты, просвечивал его насквозь и я видел девушку "целиком". "Оставайтесь,
пожалуйста, там, где стоите!", - с наслаждением думал я, но девушку заслонило
чьё-то массивное туловище. Из-под стержней, прикрепленных к моим рукам,
посыпались искры и меня стало потряхивать от электрических разрядов. "Совсем
не больно", - думал я, трясясь в кресле.

    - Пройдёмте в другой кабинет, - сказала маленькая врачиха, которой я до
этого ещё не видел.
    На меня надели мешковатую белую куртку, белые больничные бахилы и я пошёл
вслед за маленькой врачихой.
    Пройдя длинным коридором и спустившись вниз, мы вышли наружу. Я заметно
отставал. Нужно было перейти многолюдную улицу с сильным автомобильным
движением. Врачиха, оборачиваясь, делала мне ободряюще-подгоняющие жесты.
    Я вдруг понял, как ужасно я выгляжу: в бугристом белом мешке, в чудовищных
бахилах, с головой, намазанной каким-то вазелином, с трубками электродов
приклеенных к рукам... я даже как-то захромал ото всей этой нелепости.
    Миновав проезжую часть, мы вошли на просторную, обрешёченную территорию на
другой стороне улицы. Я всё никак не мог догнать маленькую врачиху; белый
халат её мелькал среди стриженных, выгоревших газонов. Какие-то дети,
слоняющиеся по территории, стали дразнить меня вдогонку: "дурик! дурик!
дурик!", - неслось отовсюду. "Мелкие уроды!", - подумал я.
    Врачиха полезла по каким-то полуразвалинам и скрылась за дверью наверху.
"Какой-то недострой", - думал я, карабкаясь вверх, стараясь побыстрей
отделаться от назойливых детей и не потерять врачиху.
    За дверью, куда я вошёл, оказалось просторное помещение с высоченным
потолком, разделённое на две неравные части. В большей из них, располагался
ринг, на полу которого, вместо татами, были какие-то светло-коричневые
диванные подушки. Откуда-то слева вышло несколько полувзрослых субъектов.
    - Давай на ринг, - сказал мне один из них.
    - Я не буду драться, - ответил я.
    - Смотрите, он струсил! - засмеялся тот же субъект.
    - Я не буду делать то, чего не хочу, - сказал я и пошёл искать маленькую
врачиху.
    Соседняя часть помещения была завалена какой-то рухлядью. Болтливый
субъект догнал меня и схватил за руку. Я стал вырываться. Двое других пытались
бить меня спереди и сзади. Я отпихивал их ногами. Какой-то очкарик начал
тыкать в меня палкой - всё это уже начинало надоедать. Из груды сломанных
ящиков я выхватил доску с торчащими гвоздями и, ударив очкарика сверху по
голове, проткнул ему гвоздём череп. Меня отпустили.
    - Лучше его не трогать, - сказал болтливый субъект, когда я повернулся в
его сторону.