Киран цу Шмайсель и Восточный Экспресс - 5

Баронесса попыталась открыть дверь купе, но не смогла. Снаружи была такая давка, словно к ним на полустанке подсадили цыганский табор и роту дембелей. Люди гомонили, в другом конце вагоне истерично орала женщина, и посреди всего этого надрывался голос Пуаро:
- Разойдитесь, господа! Я прошу вас разойтись по своим купе!
Это услышала даже Адель, она подняла заспанную голову и сонно прищурилась:
- У бельгийцев отвратительный акцент. Каждый раз, когда этот тип открывает рот, мне хочется всунуть туда яблоко, чтобы он замолчал.
Киран мрачно пробормотала:
- Если хотите, чтобы он молчал долго, суйте лампочку.
Мадемуазель Дюбуа задумалась над глубиной высказанной мысли и окончательно проснулась. Тем временем в дверь постучали.
- Госпожа баронесса, мадемуазель, прошу прощения за беспокойство. Случилось чрезвычайное происшествие, и я попрошу вас немедленно пройти в вагон-ресторан.
Адель перерывала полку в поисках халата и размышляла вслух:
- Вот бы так всегда: мадемуазель, у нас ЧП, пройдемте в ресторан. Но почему-то мне всегда предлагают пройти в отделение.
Киран подняла бровь:
- И вы совсем не догадываетесь, почему?
- Злая вы.

Несмотря на неурочный час, вагон-ресторан выглядел шикарно: официанты меняли цветы в вазах на более свежие, дорогие напитки загадочно блестели в глубинах барного шкафа, изысканные светильники мягко рассеивали свет. Ресторан понемногу заполнялся: Киран с Аделью были одними из последних, кто занял свои места за столиком. Вот только в отличие от обычной трапезы, сейчас публика была полуодета.
- У нас пижамная вечеринка? – спросила леди Маускервилль, подбирая полы шелкового расшитого иероглифами халата. Увидев, как округлились глаза баронессы, она самодовольно усмехнулась. – Да, милочка, этот халат из самого Китая. Я заказала его в императорских швейных мастерских и сама выбрала иероглифы. Все знакомые китайцы были в восторге, стоило мне его надеть, как у окружающих поднималось настроение. Меня окружало восхищение, улыбки и аплодисменты.
- Халат потрясный, - подтвердила Адель, - у нас в Марэ такие носят только самые крутые сутенеры.
Леди Маускервилль презрительно скривилась. Она достала тонкую сигарету, вставила в обсидиановый мундштук и откинулась на диван. Философ Жирдяев сразу кинулся поднести огоньку своей благодетельнице – хотя не факт, что леди Маускервилль вообще подозревала, что ее записали в благодетельницы.
- Господа, дамы, прошу внимания!
На середину зала вышел Пуаро. Одеться он не успел, но усы уложил так, что не придерешься.
- Нас постигло ужасное несчастье…
- Выпивка кончилась?
- Прошу вас, мадемуазель! Месье Рэтчетт в своем купе был убит зверским образом.
Вздох ужаса пронесся по вагону. Леди Маускервилль едва не проглотила свою сигарету вместе с мундштуком, Жирдяев нервно жевал орхидею из букета, а Адель, пользуясь ситуацией, встала и набрала в баре бутылок.
- Надо помянуть месье Рэтчетта, а то не по-людски получается.
- Замечательная идея! – поддержал Жирдяев.
Адель разлила арманьяк и подвинула бокал к баронессе.
- О чем вы задумались? Уж не собираетесь ли вы расследовать, кто убил Рэтчетта?
Киран очнулась от навязчивых мыслей:
- Я раздумываю, стоит ли сказать леди Маускервилль, что на левой груди у нее вышито «лапша», а на правой «по акции». Что вы сказали? Рэтчетт кого-то убил?


- Это чудовищное преступление было совершено здесь, в «Восточном экспрессе». И месье Рэтчетт знал, что его жизни угрожает опасность. Мало того, он обращался за помощью ко мне, известному сыщику…
- Вообще-то не к вам, - вставила Адель свои пять копеек.
- Я попрошу, мадемуазель! Он обращался ко мне, госпожа баронесса возникла тут совершенно случайно. Это жуткое убийство, варварское и циничное, было совершено у нас практически на глазах. Но, к счастью, среди вас оказался я, и я готов доложить, что преступление раскрыто.
Жирдяев зааплодировал. Леди Маускервилль выразила заинтересованность:
- И кто же убил Рэтчетта?
Пуаро разгладил усы и достал из кармана халата записную книжку.
- Вот дневник месье Рэтчетта, в который он писал перед смертью. Здесь достаточно ясно написано, что у него были проблемы со спецслужбами из советской России…
- С ними у всех проблемы… - буркнул Жирдяев.
- Он опасался советского агента, профессионала, настоящую машину для убийства, которую послали за его головой.
В этом месте баронесса Киран цу Шмайсель почувствовала странное беспокойство.
- …и месье Рэтчетт даже знал имя агента, он записал его сюда, в свой дневник. Вот так, господа, в самом дорогом поезде Европы, среди приличных людей, велась подрывная деятельность. Замаскированный враг проник на наш поезд, надев чужую личину, и совершил преступление у нас под носом. Коммунизм протянул свои щупальца даже сюда, господа!
Киран почувствовала, как пальцы у нее похолодели. Она примерно прикинула расстояние до стоп-крана и двери и отчаянно выругалась про себя, что так дешево прокололась. Оружие, деньги и документы оставались в чемоданах, теплая одежда была там же, а знаменитая разведчица сидела в ночнушке и халате с бокалом арманьяка! Пуаро ей явно льстит, никакой она не профессионал.
- …и методы, которыми действует советский агент, ужасают!
Что такого ужасного в поездке на «Восточном экспрессе»?
- …мы с вами спали, пили и ели, не зная, что среди нас находится оборотень. Но сейчас, когда преступление совершено и разоблачено, вы все можете увидеть, как под маской приличной европейской дамы скрывалась советская шпионка Кира Энгельсовна Зильберштейн! Познакомьтесь!
Пуаро сделал театральный жест рукой. Баронесса сжала в кулаке вилку и тут поняла, что все смотрят на дверь. Она даже как-то растерялась, перескакивая взглядом с одного лица на другое. Но никто на нее не смотрел, все ждали, когда откроется дверь. И вот она открылась, пропуская фигуру в длинной ночнушке, забрызганной кровью. Кровь была на руках и на секире – той самой, которую они с Аделью видели в чужом купе.
- Кира Энгельсовна Зильберштейн! Советская шпионка!
Киран выпучила глаза, глядя, как вошедшая подслеповато щурится на свет, прикрывая глаза ладонью.
- А нельзя ли чего-нибудь покушать? Я так перенервничала…
Адель подавилась арманьяком. Леди Маускервилль взвизгнула. Вся заляпанная кровью с ног до головы, в проходе стояла профессор Краковского университета Мурыся Станиславовна Скоропадская.