Санька пить хочет

"Мам, дай пить... Мам, пить хочу," - монотонно канючит Санька. Он, такой маленький, худенький, беззащитный, шлёпает босыми ножками по холодному полу, кривит ротик в зарождающем плаче. "Пить хочу, дай пи-и-ть", - не прекращается ни на секунду его нытьё.
Евдокия сонно отмахивается от назойливого, докучливого скулежа сына. Снотворное, принятое ею на ночь, видимо, подействовало, и она почувствовала, как буквально проваливается в тягучую тёмную бездну. Веки, словно свинцовые, - не разомкнуть, руки-ноги одеревенели, лишь у виска бьётся, трепыхается, как птица в клетке, жилка...Спать, спать, спать...Голова разламывается, непрекращающееся докучливое и нудное "пить, пить, пить" болью отзывается в каждой клеточке мозга. "Спать. спать, спать",- с новой силой дёргается жилка у виска. "Пить, пить, пить",- доносится откуда-то из дальнего угла. "Спать, спать, спать"... Сознание затуманилось, мысли перепутались.
Вот Евдокия, осторожно ступая, несёт вязанку дров. Ей тяжело, от чего нестерпимо ломит спина, немеют руки... Кажется ещё шаг, и она рухнет на пол со своей ношей. Горло пересохло, хочется пить... "Пить, пить, пить",- эхом отозвалось, кажется, сверху. Ах, как хорошо, что печка близко, совсем рядом, рукой подать. Евдокия с силой швыряет в угол дрова... нет, нет... это не дрова, а её сын Санька. Маленькое тельце с распластавшимися в разные стороны ручками и ножками, как у паучка, взметнулось и бряк!- словно впечаталось в угол печи. Кровь фонтанчиком бьёт из разбитой головки...
"А-а-а,- вырывается из горла материнский, вызывающий ужас, крик, - а-а-а..."
"Мать, ну что ты орёшь,как полоумная? Проснись. Зову тебя, зову. Дай мне выпить. Плесни хоть грамм сто. Сколько ж тебя просить? - кричит Санька, что есть силы тряся Евдокию за плечо.- Дай выпить. Есть у тебя? Знаю, есть..."
Евдокия силится оторвать от подушки тяжёлую голову. Сон куда-то улетучивается... Она безразлично смотрит на обрюзгшего сорокалетнего мужчину, с трудом угадывая в нём любимый облик сыночка Санечки. Ох, уж эти пустые, остеклённые глаза и, как блин, измятое лицо. "Да, как блин",- вторит вслух своим мыслям Евдокия. "Мать, блинов не надо, долго ждать этих блинов, - обрывает её сын. - Дай выпить, а закуси мне не надо".
"Санька, Санька, и-и-их, пропал ты совсем! - горестно восклицает Евдокия. - Пить не дам! Утром повезу тебя в центр занятости. Хорош ты там будешь, с залитыми зенками? Уймись, ирод, дай мне хоть ноченьку спокойно поспать. Устала я с тобой совсем", - зашлась бедолага в рыданиях.
"Да нутро же горит, мать. Что, не видишь, Санька пить хочет? Выпить дай, пить хочу, - заверещал сынок. - Мать, твою мать совсем, дай, гадюка, выпить, а то хуже будет!"
Схватив за грудки, Санька с силой затряс пожилую женщину: "Убью, если не нальёшь!" "Мучитель,-взвыла Евдокия, вырываясь из цепких, каких-то липких рук озверевшего сына. - Не дам пить. Точка. С учёта на бирже снимут тебя, дурака, на что есть-пить будешь? На одну мою пенсию вдвоём не прожить. Что же ты, бездельник, дуришь-то? Проклинаю тебя! Чтоб ты сдох!"
Евдокия оторвала от себя страшного, оскалившегося сына-зомби и отбросила его прочь. Санька нелепо взмахнул руками, грузно повалился на пол, со всего маху ударившись головой об угол стола. Евдокия, боясь пошевелиться, смотрела, как тонкая пульсирующая струйка крови, словно живая, увёртливая змейка, скользнула по щеке, шее и скрылась за воротом застиранной рубашки... Потом ноги её подкосились, и она медленно стала сползать по стене. В помутившемся сознании Евдокии привиделась печка, рядом с которой то ли Санька её лежал, то ли... дрова...