Глава 181 Негаданный обман

И вновь чародейка открывает
Уставшие от сна уже глаза,
И разум быстро мыслью оживает,
Спеша мир неизвестный познавать.

И вновь пугает вид змеи огромной,
Оплетшей телом всю ее до ног.
Но в этот раз со вздохом успокоит
Она на сердце ужаса ожег.

Но все-таки терпеть она не может,
Едва очнется, станет говорить,
Чтоб перестала, наконец, тревожить
Ее соседка, и спешит просить

Ее вернуться в образ свой обычный
И сбросить этот ненавистный вид.
И ученица поспешит услышать
И облик свой немедля возвратит.

«Что? Испугалась все же? Ладно.
Я не могу тебя за то винить.
Самой мне тоже было так отвратно,
Когда старухи взялись подлечить. -

Она начнет рассказ, едва обратно
В красивом теле дух свой заключит,
И смотрит, будто несказанно рада,
Что с чародейкой снова говорит. –

Но только мне терпеть пришлось побольше.
Я рану заработала себе,
И пролежала втрое, может, дольше,
И это время все была в себе.

Мой лекарь… кстати, та старуха,
Что и тебя хотела излечить.
Так вот, она на кожу роем мух мне
Свой дух тогда сумела посадить.

Такая гадость. Может ли быть хуже?
И облепили всю меня до ног.
И думала я, что, возможно, лучше
Мне было б испытать другой итог.

Я чувствовала каждое мгновенье,
Как эта гадость ползает по мне….
Но признаю, ей удалось леченье,
И излечилась я быстрей вдвойне.

Иначе, ни за что бы мне не выжить.
Эх, неумехой я тогда была!
И так старалась, что заместо грыжи
Надорвалась моя же голова.

Упала как-то в обморок, так вышло.
Уснула где-то, видно, на ходу.
Мне и сейчас не вспомнить. Все, как вспышка.
И по сей день себя я не пойму.

Ударилась так сильно, что случайно
Чуть от удара так я и ни померла!
А все ж старухе удалось отвратной
Своею силой вытащить меня.

Потом и я узнала, что бывает,
Что яд способен даже излечить.
Когда его как нужно применяет
Тот, кто способен меру сохранить.

Так и змеиные, и даже мух объятья,
Когда в них льется сила колдовства,
Способны и болезнь, и проклятье
Прогнать. Ну, прояснилась голова?».

Но не спешит еще пока ответить
Ей чародейка, голос затаив.
И мысли родились, но в сердце ветер
Гуляет, пламя духа погасив.

«Еще слаба? Ну, отдыхай, дружочек. –
Продолжит ученица говорить,
Но голос свой, как дрогнувший листочек,
Вдруг новой краской сможет облачить. –

Еще до завтра можешь ты валяться.
Так будь спокойна, я побуду здесь.
Нам со старухами еще потом сражаться,
Поверь, у нас на то причины есть».

Но в голосе ее теперь расслышит
Вдруг чародейка новые черты,
И в ученице чувство словно дышит,
Как радужный мотив ее мечты.

«Сражаться? – Чародейка тихо спросит,
Пока что от усталости хрипя. –
Так значит, битва снова потревожит,
Так значит, снова кровь зальет глаза…».

Но в чародейке говорит усталость
И чуть смелее страхи выдает.
Да и теперь волнений не осталось,
И так ее опаска пропадет.

А ученица, вдруг заулыбавшись,
Приляжет рядом прямо на кровать,
Уставившись в глаза ее, напрасно
Решив, что чародейка стала врать.

«Ха-ха! Что? Кровь зальет? О чем ты?!».
Но только присмотревшись замолчит.
У чародейки блеск в глазах холодный
Едва заметным пламенем горит.

«Постой, так ты не шутишь? – Тихо спросит,
Когда поверит, видя этот взгляд. –
Откуда ж ты пришла сюда, дружочек?
Неужто ты в окраинных мирах

Жила, пока сюда ты не пробралась!
Ох, духи! Тихо! Только не шуми!».
Пугает, только все же не напрасно
В ее словах опасность прозвучит.

С постели ученица тут же вскочит
И сядет поудобнее назад,
Чтоб в тишине приблизившейся ночи
Чужим не дать свой голос услыхать.

На ухо ученица ей зашепчет,
Пониже свою голову склонив.
И чародейка в этот теплый вечер
Внимает, подозрительность забыв.

«Скажи, откуда ты пришла в наш город»?
И чародейка сразу даст ответ.
«Есть лес… ты говорила, что он проклят.
Сама же, помнишь, предлагала мне, -

Вдруг оживает наша чародейка,
Волнению проникнуть в мысли дав, -
Ты предлагала рассказать, что здесь я
С тех пор, как те покинула леса.

Сама же ты мне это говорила…».
С тревогой ученица перебьет.
«Откуда? Что за лес? – Она спросила
И смотрит так, что даже у нее

Глаза от страха чуть на лоб не лезут. –
Лес проклятый ведь аж у самых гор!
Конечно, так старухи-то поверят,
Но… сколько дней пути ты шла от гор?».

Вдруг голос ученицы изменился,
И подозренье в нем теперь звучит.
Но чародейка, слишком истощившись,
Никак не может это различить.

«Как много? – Чародейка повторяет,
Чтоб мыслям дать спокойно разбрестись
По голове, что от усталости качает,
И мыслям не дает никак сплестись. –

Ответить трудно, сколько дней.
Немного. Но я летела на своих ветрах.
К тому же, к лесу не ведет дорога.
Летела я, ища на свой же страх,

Не зная, что в дороге поджидает.
А в городе недолго пробыла.
Пожалуй, и недели не хватает,
Чтобы пешком обратно я дошла.

А, может, есть неделя или больше,
Но не намного…». Долго говорит,
Но только лишь увидит, как встревожит
Тем ученицу, тут же замолчит.

И долго так в ночи узнать желает,
Впритык смотря на изумленный взгляд,
Что ученицу так всмотреться заставляет,
Но та сама заговорит опять.

«Не может быть. – Зашепчет. – Нет. О духи
Земли, небес, и всех бескрайних вод!
Скажи, что кровью не успела руки
Ты очернить! Скажи, молю, дружок,

Что ты не в том лесу, что охраняет
Бессмертный страж извечной черноты,
Жила, и что тебя не привлекают
Той силы черной мрачные черты!».

И тут же, вдруг, испуганно отскочит,
Смотря теперь со страхом на глазах.
Но чародейка и в покрове ночи
Не стала б прятать свой душевный мрак.

«Я раньше бы не стала открываться. –
Вдруг чародейка, осознав,
Что требуют теперь ее признаться,
Решает отвечать, все рассказав. –

Но только мне самой уже противно.
И так устала…. Больше не хочу.
Я силу мрака тоже получила.
Я думала, что духа защищу.

На нас напал колдун, желая душу
Невинную себе заполучить.
А я впервые собственную руку
Решила на кого-то обратить.

И я… хотя и просто защищаясь,
Но я его убила. Признаю.
Тогда моя рука, сама не зная,
Вдруг окунулась в эту черноту.

И потемнели у меня ладони,
И так я в мире том еще была,
И это преступление не скрою,
Пусть больше жизней я не забрала».

А ученица смотрит, будто взгляду
Ее теперь предстал ужасный зверь,
И даже взгляд ни на мгновенье не отводит,
Хоть и полны глаза ее теперь

Презрения и ужаса с избытком.
Но чародейка это узнает.
Пусть медленно, но сон ее улиткой
Из ясного ума теперь ползет.

Но чародейка, вдруг растратив душу,
Скрывая до сих пор ее от всех,
Теперь желает выставить наружу,
Пусть даже и расплатится за грех.

«Теперь следов на коже не осталось. –
Вновь чародейка станет говорить. –
Но я от черноты не отрекаюсь:
Я признаю, что я смогла убить».

Но только ученица вмиг забудет
Все свои страхи, кинувшись вперед,
И чародейку схватит вдруг за руки,
И к свету лунному их тут же поднесет.

«Как не осталось? Ты же их не скрыла? –
С недоуменьем станет вопрошать. –
Скажи, какие чары применила,
Чтоб черноту на коже укрывать?».

Но чародейка недоумевает
Сама не меньше, все теперь раскрыв,
И ничего почти не понимает,
От истощения пока что не остыв.

«Я ничего не делала с руками. –
Ответит неуверенно она. –
Цвет изменили после сами,
Когда я изменилась и сама».

И ученица долго только смотрит,
Проверит что-то, чары нашептав,
Но вдруг вздохнет и с легкостью проводит
Все беспокойство прочь, а на устах

Ее родится легкая улыбка.
«Зачем же так пугаешь ты меня? –
Прильнет вдруг к чародейке ученица,
Сложив ладони на ее плечах. –

О, духи, что еще за испытанье?!
Ты не могла бы никогда стереть
С ладоней черноту, когда бы там ей
Нашлось бы, где печать свою пригреть».

И чародейка не поймет пока что,
Что быть убийцей не ее судьба….
Но только уже новыми стихами
Расскажет дальше новая глава.