Для души

               
      Был когда-то дядя Cёма первым парнем в своём районе. Наверняка был! Высокий, кучерявый, сероглазый, и с верхним, как говорили там, в Киеве, образованием… А улыбка! А косая сажень в плечах! Всё было. И тётя Надя его тоже  была женщина хоть куда. Стройная, тонкая в поясе, глаза голубые – с поволокой…
   Только выплакала, бедная, все свои голубые глаза, когда узнала диагноз её сыночка. В буквальном смысле - выплакала. Тихо.  Никто этих слёз в подушку  даже подсмотреть не мог. А как умер их сыночек, так она и вовсе видеть перестала. И говорить почти перестала.  Так  только – если  что очень нужно - по делу…
    Если скажет кто-нибудь, что дядя Сёма – плохой муж,  я и не знаю, что ему на это ответить. Всё, буквально всё в доме – на нём: и покупки, и уборка, и готовка, и стирка… Работа  в его  руках жилистых по-прежнему  кипит. Хотя   возраст уже серьёзный – 90 в августе стукнуло.
    Целый день  он в делах, целый день в хлопотах. А как закатится день к вечеру, и вытянутся  усталые тени от кустов и деревьев по асфальту во дворе, выходит дядя Сёма из дому и садится на скамейке. И как-то так получается, что точно в то же самое время скатывается со своего четвёртого этажа тётя Галя. Женщина она уже давно вдовая: коротышка-коротышкой, кубышка - кубышкой, и даже не пытается сделать себя краше и моложе своего весьма  почтенного возраста, только седину немного  закрашивает.
     И вот сидят эти двое на лавочке тихо-тихо. Иногда разговаривают о чём-то, чаще просто молчат вдвоём и смотрят многозначительно  на вечнозеленые кустарники. И на то, как солнышко за горы садится. И никакие косые взгляды, никакие кривые ухмылки им не помеха. Потому что  греха никакого на них нет. Это они так. Для души.