Где еврею хорошо, глава 19

   Фёдор Степанович сначала с интересом слушал полемику, а потом заёрзал на стуле и решил напомнить о себе:
   
   - А толку со всех этих публикаций!  Газета написала, а хирурга и детского врача всё равно пропихнули в депутаты.
   
   - Кто-то же должен отстаивать интересы больницы! - возразил Евгений Александрович.
   
   - Бросьте вы! Хирург на всех заседаниях дремлет. Спросонку не понимает, за что голосует. Их там и держат для того, чтобы только поднимали руки за что попало. Я хочу сказать другое: помните, Анатолий Иванович, вашу статью о милиционере, который в Новогоднюю ночь застрелил хулигана?
   
   - Помню.
   
   - И вы его обвинили в убийстве.
   
   - Не я, суд обвинил.
   
   - Сначала суд, а потом и вы в статье.
   
   - Но ведь он был пьяным.
   
   - Какой там пьяный? Корвалол выпил после стресса, а экспертиза показала алкоголь. Даже сам заголовок статьи - обвинительный и оскорбительный. Вы думаете, что милиционеры совсем дураки и не понимают, что вы хотели сказать заголовком?  Как надену портупею…  и троеточие. Почему же вы струсили дальше написать, а спрятались за троеточием?
   
   Анатолий Иванович замешкался с ответом, возникла пауза, и этим воспользовался Евгений Александрович:
   
   - А, собственно, какая там ересь?
   
   Фёдор Степанович энергично мотнул головой в сторону Анатолия Ивановича:
   
   - А пусть он и скажет! Или кишка тонка?
   
   - Да, пожалуйста. Эту поговорку знают все: «Как надену портупею, всё тупею и тупею».
   
   - Вот! – со всей силы ударил ладонью по столу Фёдор Степанович. – И это о милиционерах, о людях, которые готовы ежесекундно рисковать своей жизнью, чтобы защитить тебя, - ткнул указательным пальцем Анатолию Ивановичу в живот, - всех жителей города и района!
   
   Здесь бы следовало его успокоить, утешить или просто смолчать, но Анатолий Иванович не смолчал. Славная наследственность подвела. С трудом сдерживая раздражение, язвительно спросил:
   
   - Евгений Александрович, вы помните случай, когда пострадал хоть один наш милиционер при выполнении служебных обязанностей?
   
   Резкое повышение градуса полемики привело главврача в лёгкую растерянность. Он явно колебался, всем своим видом пытался продемонстрировать нейтралитет. И будучи мягкотелым человеком, вместо того, чтобы послать обеих подальше, промямлил:
   
   - Так сразу… навскидку и не припомню…
   
   - Зато я помню, как два года назад милиционеры напились водки до поросячьего визга, сели в «Жигули», разогнались на сельской дороге и врезались в дерево. Таким образом «героически» и погибли.
   
   Анатолий Иванович заметил, как Фёдор Степанович побагровел. Видимо, гипертония ударила в голову. Перед тем, как выпить рюмку водки он всегда рассказывал, что «из-за собачьей работы его артериальное давление скачет до трёхсот атмосфер и что только водкой спасается от этой гадости». Затем рывком поднялся со стула, наклонил голову и, как разъяренный медведь, ринулся на Анатолия Ивановича, зловеще шипя:
   
   - Мерзавец… я тебя посажу… посажу за клевету…
   
   Внезапно остановился, поднял голову, больно ткнул его пальцем в живот и зарычал:
   
   - Ты знаешь, сколько я таких, как ты пересажал! Я тебе обещаю! Баланды похлебаешь – сразу зауважаешь милиционеров!
   
   Он кричал и продолжал сверлить пальцем живот Анатолия Ивановича. Наконец тот не выдержал, схватил его за палец и тоже гаркнул:
   
   - Убери лапу!
   
   Фёдор Степанович в ответ обхватил его руку и дёрнул на себя. А так как сзади стоял стул, то оба через него грохнулись на пол. Анатолий Иванович оказался сверху, но Фёдор Степанович был на пару десятков килограммов тяжелее, и он чувствовал, что тот вывернется. «Не тот казак, что поборол, а тот, который вывернулся». Очень вовремя пришла Анатолию Ивановичу на ум поговорка. Он кряхтел, а Фёдор Степанович пыхтел:
   
   - Все, хана тебе… Будешь и во сне меня помнить…
   
   - А ты сначала вывернись…
   
   Евгений Александрович, видимо, сообразил, что дискуссия пошла на полном серьезе, стал над ними и начал увещевать:
   
   - Господа, что вы делаете? Прекратите! Товарищи, вы, как дети!
   
   Фёдор Степанович всё же вывернулся, но это не принесло ему никаких дивидендов, потому что Анатолий Иванович шустро выскользнул из его рук и встал на ноги. Гоняться у Фёдора Степановича совсем не осталось сил. Он, тяжело дыша, сел на стул, достал мобильник и заговорил:
   
   - Дежурный? А направь наряд ППС в редакцию газеты.
   
   Евгения Александровича подобное развитие посиделок никак не устраивало.
 
   - Вот, пожалуйста, сняли стресс. Фёдор Степанович, зачем вы устраиваете этот спектакль?
   
   - Он напал на работника милиции. Я, как видите, в форме.
   
   - Но ведь не при исполнении…
   
   - А откуда вы знаете? Может, я здесь выполняю спецзадачу!
   
   - Не смешите…
   
   - Какой тут смех. Шутки кончились.
   
   - Евгений Александрович, не переживайте, - подал голос Анатолий Иванович. – Если Фёдор Степанович хочет скандала – флаг ему в руки. Я надеюсь, вы на моей стороне?
   
   - На вашей. Вы меня извините, Фёдор Степанович, но поступаете вы непорядочно.
   
   - По-ментовски, - поддержал Анатолий Иванович, - прийти в гости, напиться, наестся и в благодарность нагадить.
   
   Фёдор Степанович снова покраснел и заскрежетал зубами.
   
   В этот момент раздался стук в дверь. В кабинет вошли сержант и рядовой в милицейской форме. Молча стали у стены в ожидании приказаний.
Воцарилось тяжелое и тревожное молчание. Вдруг Евгений Александрович поднялся, взял свою папку и бодрым голосом заговорил:
   
   - Вот и ладушки. Пора нам домой. Спасибо, Анатолий Иванович, за угощение! Было очень приятно. Поехали, Фёдор Степанович.
   
   Он взял Фёдора Степановича под руку, помог встать. Тот с трудом поднялся, повернулся и пристально посмотрел в глаза Анатолию Ивановичу. Потом махнул рукой, дескать, пока живи и буркнул патрульным:
   
   - Отвезите меня домой.
   
   Мораль сии истории такова: выпивка – дело ответственное. А ещё проще – пей только в гараже Миши Кочура, где всё до оскомины знакомо, где надоевшие за многие годы друзья-собутыльники в сотый раз пересказывают любимые анекдоты, где заранее известный финал посиделок. И где всегда уютно, потому что здесь ты всегда в своей тарелке.
   
   Продолжение следует.