43 Золото убивает

Ferro nocentius aurum *

Я привык, что Педру стал приезжать из Вила Рики очень поздно, но однажды он не возвращался из города особенно долго. Стоя на веранде, где я обычно ждал его, и вглядываясь в темноту, я начинал волноваться: «Где же брат? Не случилось ли с ним что-нибудь?» Педру все не появлялся.

Я уже решился поехать в Вила Рику, чтобы искать брата, когда услышал стук копыт, а затем шаги. Тьяго отворил ворота, и я увидел освещенное неярким светом переносного фонаря лицо монаха Диогу, знакомого Педру, который вел под руку моего брата, едва державшегося на ногах.

– Что с тобой, Педру? – испугался я.

Он не ответил. Вместо него заговорил Диогу:

– Ваш брат здоров, но ему необходимо отдохнуть – он пережил нервное потрясение, у него на глазах произошло одно ужасное происшествие.
Вместе мы дошли до дома. Когда Педру сел за стол, я заметил, что он очень бледен. Руки у него дрожали. Он сидел молча и смотрел перед собой потерянным взглядом, словно был в забытьи.

– Все позади, ты в безопасности! – говорил я, стараясь его успокоить.

В ответ Педру только качал головой. 
Я распорядился, чтобы Китерия накрыла ему на стол.

Тогда Диогу, о котором на некоторое время я вовсе забыл, сказал: Я знаю – вы позаботитесь о Педру. Мне же пора в Вила Рику. Своим присутствием я не желаю причинять неудобства вам и вашему брату.

– Что вы, Диогу? – произнес я рассеянно. – Вы наш гость.

Я позвал Китерию и велел ей принести еще одну тарелку мяса с фасолью и рисом для монаха.

– Спасибо. Не стоит, – сухо сказал Диогу.
Остаться на ночлег он все же согласился, но заметил, что уедет в Вила Рику, как только встанет солнце. Через веранду он прошел в подготовленную для него гостевую комнату. 

Педру и я остались наедине. Не притрагиваясь к ужину, брат по-прежнему молчал. Я не знал, что сказать.

– Как же это ужасно, – проговорил он, наконец, рассеивая тяжелую тишину. – Золото не объединяет людей, брат, не делает их лучше – оно сводит с ума… То, что я увидел сегодня, просто немыслимо… Невообразимо…

Выйдя из церкви после дневной службы, Педру земетил среди прохожих одного нищего, совсем изможденного, со страдальческим лицом и глазами, полными тревоги. Педру хотел подойти к нему, чтобы дать милостыню. Но вдруг исполинского роста мужчина кинулся на нищего с криками: «Вор! От меня не уйдешь!» и схватил его за руку.
Нищий стал оправдываться: Я ничего не крал! Я ничего не знаю!

Вокруг них стали собираться зеваки.

– Врешь! Врешь, негодный вор! – не унимался громила. Своими огромными руками он
схватил нищего за грудки.

– Отпусти меня, господин! – взмолился тот. – Меня дома ждут жена и дети!

– Отдай мое золото – и катись на все четыре стороны! А то я тебя! – здоровяк замахнулся на нищего, но тот вырвался и что есть силы ударил его.

– Ах ты, подлец!

Завязалась драка.

– Прекратите! Все можно уладить мирно! – крикнул Педру, но его никто не слышал.

Громила размахивал тяжелыми кулаками. Нищий уворачивался от ударов. Собравшаяся вокруг толпа галдела и улюлюкала. Одни, встав на сторону силача, орали: Бей вора! Другие, поддерживая нищего, кричали: Держись, Бруно!

Во всех лицах было что-то нечеловеческое, злое, звериное, хищное…

Педру хотел броситься на помощь нищему, но падре Домингос и Диогу ему не позволили, заставив его вернуться в церковь.

– Брат Педру, поберегите себя! Вас же могут убить! – говорили они.

Педру не слушал их. Он не мог прятаться, но, когда снова оказался на улице, было слишком поздно. Громила нанес нищему удар такой силы, что тот навзничь упал на землю. Толпа затихла. Наклонившись над телом, убийца разорвал рубаху нищего, достал из-под нее мешочек с золотом, забрал его себе и ушел быстрым шагом.

Через несколько мгновений Педру увидел, как, пробиваясь сквозь толпу, которая еще не успела разойтись, к телу нищего бежала женщина.

"Бруно! Нет!" – завопила она. Её огромные черные глаза наполнились слезами. Рыдая, она прильнула к груди убитого. «За что? За что мне такое горе?! Как теперь жить? Кормилец!»  – стенала она, воздевая к небу тощие руки.
За ней из дома, стоящего недалеко от церкви, выбежали трое детей: мальчик и две девочки – все, одетые очень бедно. Дети испуганно смотрели на мать и лежавшего на земле отца, не понимая, что произошло. Их матери Педру отдал все деньги, которые у него были при себе.

«Что же делается, брат? – воскликнул Педро, заканчивая свой рассказ о произошедшем. – Золото превращает людей в зверей! Золото губит! И что я могу изменить? – Педру в отчаянии схватился за голову. – Золото ослепляет. Я сам поддался его блеску. Лживому блеску. Я забыл, зачем приехал в Бразилию!»

Заметив полоску света, упавшую на пол столовой, когда Анна открыла дверь своей комнаты, брат резко встал из-за стола и, не прощаясь со мной, ушел в свою спальню.

На следующее утро Педру сказал мне твердым решительным голосом: «Я уезжаю в Рио-де-Жанейро. Мне необходимо как можно скорее попасть туда, чтобы поговорить с братом Жоау де Жезусом Марией и братом Франсиску де Деусом о возможности присоединиться к миссионерам-кармелитам».
Я не стал отговаривать его, понимая, что теперь он не отступит от принятого решения.

Через три дня Педру был готов к отъезду. Я поручил Тьяго сопровождать его до Рио, а также оставаться в городе вместе с ним, пока он будет там. Когда я пояснил Тьяго, зачем брат едет в Рио, управляющий удивился, о чем я понял по выражению его лица, однако мыслей своих не высказал и согласился выполнить мои поручения.

– Береги себя, брат! – сказал я, прощаясь с Педру.

– Не беспокойся за меня! – ответил он, улыбаясь спокойной улыбкой.

Я крепко обнял его. У меня на глаза наворачивались слезы. В моей душе, накладываясь друг на друга, смешивались и теснились столь различные между собой чувства. Я испытывал гордость за брата, который отважился пойти на такой решительный шаг ради веры. Тревожился за него, представляя, какие трудности ему предстоит перенести. Корил себя, зная, что брат покидает Ларанжейрас и подвергает свою жизнь опасностям, в том числе из-за меня. Ведь я понимал, что к отъезду подтолкнуло его не только разочарование в Вила Рике, но и нежелание оставаться в
одном доме со мной и Анной.

Проводив взглядом повозку, на которой ехали Педру и Тьяго, я еще долго смотрел вдаль. Утро было тихим и светлым.    

* Золото вреднее железа (лат.)