Глава 9. Рюбецаль

      В сумерках  здание выглядело волшебно.
      Я на секунду помедлил, чтобы привыкли глаза, растворяя взгляд в текстурах подступающей ночи. Неужели в эту ночь придётся войти?
      Бывают мгновения, когда не веришь себе, когда любая случайная мысль кажется безнадёжно фальшивой. Сейчас наступило одно из таких мгновений.  Время как будто застыло. Безраздельное отчуждение овладело мной без остатка, смыв отголосок гнева, боязни и обещаний.
      Неужели я это сделаю?
      Рассеянный беловатый свет струился во двор и смешивался с жёлтым свечением, исходящим от круглой лампы, укреплённой над входом. Смешение красок создавало какой-то странный эффект. Тени предметов выступали так чётко, что выявляли любое движение. Живая мишень. Реши я пересечь лужайку, и сразу окажусь замечен с различных точек, включая директорский кабинет.
      Фриш будет в восторге.
      «Куда вы собрались, Коллер? Смываетесь, подтасовав карты? Бросьте, бросьте!» Всплеск ладонями и — ла-ла-ла. Гениальный администратор!
      «Ваш отчёт». Завтра они составят его за меня и отошлют в город. Завтра из Бродхума приедет состав новых заложников. Успеет ли Йен? Я сомневался в этом, как и в том, что ему позволят пройти. Тронь осиное гнездо — развоняется. Но как я уже сказал, здесь мог помочь разве что Рюбецаль. Разведка, которую я предпринял для собственного успокоения, вряд ли обеспечит вертолёт и набор ходунков, чтобы доставить моих престарелых клиентов до пункта эвакуации.

      Высокие ели протянуты к звёздам
      На Йизере в пенном потоке...

      Стараясь производить как можно меньше шума, я забрался на подоконник и осторожно перевалился вниз, держась за железный штырь, удерживающий ставню. «Тише, мыши...» Обходной маневр занял добрых пятнадцать минут. В конце концов, притаившись за погребальной урной, похожей на раздувшую щёки морскую раковину, я был вознаграждён зрелищем кордона, выставленного у главных ворот.
      — Паскудство...
      Со своего места я не мог разглядеть часовых.
      Один из них курил. Рубиновый огонёк сигареты поднимался и опускался, а я стоял, как заворожённый, вдыхая запах крепкого табака.
      Часовые вяло переговаривались. Я услышал сонный, как будто заторможенный голос: «Во-он там, в ящике. Дай сюда!» и по крестьянской растяжке понял, что это Херменли. Они поставили строительную бытовку и заграждение. Ещё утром здесь не было никаких заграждений. Торжественный выезд, кажется, отпадал. Я вздохнул и, хоронясь за кустами, начал перебираться обратно, короткими перебежками, чувствуя себя быком, выпущенным на сцену за пять минут до начала корриды.

      ***

      За углом тоже было не гладко.
      В гараже горел свет, слышался звон железа и голоса. У подсобки стоял фургон со включенными фарами. К счастью, место водителя пустовало.
      Прижимаясь к забору, я обошёл гараж и углубился в кусты, шаря по плохо обструганным доскам. Внезапно рука вылетела в пустоту. Я шагнул по инерции и выпал на дорогу — в мигающий жёлтый свет: над забором имелся прожектор.
      — Вальтер?
      Низкий сиплый голос.
      Я отпрянул, и человек прошёл мимо, не заметив меня лишь чудом. Он повернул направо и исчез, поглощенный тьмой. Куда ведёт эта дорога? Я заметил, что она гудронирована. Очевидно, накрытый брезентом фургон приехал по ней или только готовился выехать. На карте Бессера эта трасса тоже отсутствовала — почему? «Потому что это не трасса, — подсказал внутренний голос. — Этот кратчайший отрезок пути соединяет «Эдем» и железку, заброшенную станцию, о которой обмолвился Мауэр. Интересное, чёрт возьми, дело!»
      Когда бежишь ночью, ощущения перехлёстывают за край. Горы как чёрное покрывало стелились вверх, где на границе с небом мерцал рубиновый огонёк — радар или радиовышка? Шелест ветра усилился, а деревья напоминали скелеты — уродливые и безжизненные.
      Так или иначе, дорога закончилась.
      С подножья холма я увидел металлические столбы, держащие рифлёный забор, и проход между ними – лампы изливали точечный синий свет. Это была станция, и на путях стоял маневровый поезд – тупоносый самоходный вагон, окружённый с обоих концов поручнем с низенькой лесенкой. Огромные буквы сообщали, что он называется «ZWG».
      Он был чудовищен. Двухосный выродок дизельной эволюции; его нутро дышало соляркой, а зубчатые линии корпуса наводили на мысль о гребенчатых спинах доисторических ящеров, их уродливой, но фантастически мощной тяжеловесности, управляемой крошечным мозгом.
      Несмотря на свой страхолюдный вид, вагончик явно использовался. Я опять едва успел укрыться в тень, избегая чужого взгляда. От стрелки уже шествовал проводник — а может, и караульный. В руках он держал внушительных размеров кувалду и насвистывал «Кукушку», глядя прямо перед собой. Крупный мосластый парень, совершенно мне незнакомый. Спрашивается, откуда он взялся и где хранится его трудовая карточка?
      Дела становились всё интереснее.

      ***

      На обратном пути я вдруг сообразил, что буквы «ZWG» означают тягач или попросту «цверг». Проклятие Рюбецаля свалилось мне на плечи как манна небесная. Для каких таких целей им понадобился тягач? Впрочем, вагончик мог применяться и просто для перевозок, без грузовой платформы, если речь шла, например, о транспортировке лекарств.
      Или людей.

      Охотник из Курпфальца
      Несётся наугад,
      Стреляет дичь из пальца
      И чёрт ему не брат...

      Свернув в густые заросли орешника, я постарался вспомнить тропинку, ведущую к угрюмому зданию с флагштоком и турниками. Мысленный компас вычислил угол азимута, и рассчитанная прямая упёрлась прямо в дыру в заборе, возле которой нас так бесславно поймали.
      Насколько я понял, таких дыр было множество. «Эдем» охранялся скверно. Пара-тройка человек патрулировала окрестности, а остальные либо скрывались внутри этого зловещего корпуса, напоминающего общежитие, либо просто ещё не приехали. Численность санитаров то уменьшалась, то прирастала, их звали то Вилли, то Шмулли, а я мог засунуть трудовые себе в портфель. Потому что хотя площадка и принадлежала пансионату, предназначалась она вовсе не старикам.
      Я смотрел на тренировочный лагерь.

      Ку-ку, ку-ку,
      Кукушечка, ку-ку!

      Идиллический лунный свет разливался по лужайке и примыкающим к ней оврагам, наполняя воздух мягким серебристым сиянием. Звуки и топот разносились по ветру. Я отчётливо слышал смех и ругательства, и скрежет металла, и тугой шлепок пущенного мяча. Основное оживление наблюдалось у футбольных ворот.
      Бритоголовые парни, молодые атлеты, перекидывались мячом с щенячьим задором, которому позавидовал бы любой детдом. Любая колония для малолетних преступников. А, впрочем, кой чёрт, малолетних? В их возрасте я уже драил полы в казарме – без особого пыла, но с полным осознанием собственной мужественности. «Уль-те-рих!» Почему Ультерих — не Ульрих? Поди пойми.
      — Дава-а... оп-па!
      — Калле, пас!
      — Ха-а...
      В принципе, можно и убираться. Я увидел достаточно. Но я не мог расстаться с надеждой обнаружить здесь кое-что посущественнее – то, что поможет нам вырваться из этого райского ада без потерь. Неплохо бы отыскать оружие и взвод солдат, которые будут называть меня «мой капитан». Херменли, ты на сдаче? Почему не удвоить ставки? Один пистолет — безусловно лучше, чем полпистолета, вот только загвоздка: у меня-то не было ни одного.

      ***

      Сразу за лужайкой начиналась асфальтовая площадка, боковые края которой исчезали в тени. Большинство окон слабо проблескивали изнутри: видимо, отражая движение в коридорах. В двух или трёх комнатах бренчало радио. Из раскрытой форточки рядом со мной доносился упоительный аромат жареной колбасы. Желудок угрожающе заворчал. За весь этот день я съел разве что бутерброд и таблетку глюкозы, а всё остальное время увиливал от еды, как внештатный танцор пищевого кордебалета. 
      Дверь. Другая...
      В боковой стене имелась ниша с железной дверью и спуском в подвал. К сожалению, лист прилегал так плотно, что не оставалось сомнений — замков, как минимум, два. Умельцы открывают орехи шпилькой. Я предпочитаю стандартный подход.
      Наконец, я обнаружил то, что искал — приоткрытую раму, наполовину заляпанную известкой. Резкий запах фекалий и хлорки подсказал, что стоит быть аккуратным. В казарменных туалетах легко напороться на мину.
      Лунные лучи задумчиво гуляли по плитке. Из открытого крана журчала вода, обе кабинки раздолбаны вусмерть. Видимо, здесь мочились нитрометаном. Я выглянул наружу. Прислушался – всё ли тихо – и выбрался в коридор, подсвеченный как в больнице: скупо и неразборчиво. 
      Отсюда проход в подвал выглядел совершенно иначе. Обычная деревянная дверь с обшарпанной щеколдой.
      Я потянул ручку и вздрогнул: тишина взорвалась стуком ботинок. 
      — «Данцигер»! Эй, Мокке, ключ у тебя?
      — В сумке. Карман.
      — Где?
      Я стремительно нырнул в проём и захлопнул дверь прямо перед тем, как эти двое промчались мимо, бухая подошвами своих говнодавов. Уф! Рубашка на спине взмокла от пота. Поразительно, откуда у них столько бодрости? Поразительно, откуда у меня столько вопросов? И до чего же я вымотался и хочу есть. Жрать! С ума сойти, как я хочу жрать. Трудинспектор Коллер встряпался в неприятности, возомнив, что он Рюбецаль, в то время, как люди компетентные, понимающие в жизни и с большим профессиональным опытом полагают, что он просто-напросто тупое маз...
      Колено упёрлось в ящик.
      С грохочущим сердцем я отодвинул крышку. Наклонился, присматриваясь. В ящике лежали брикеты. Обёрнутые вощёной бумагой, они походили на свёртки глины — садовой глины, смешанной с землёй и песком.
      Вот только это была не глина.
      В соседнем ящике нашлись запалы, таймеры и зажимы. В коробке из-под сахара я откопал небрежно свёрнутый детонационный шнур. Везде бардак. Зажав в зубах фонарик, я повертел один из бледновато-жёлтых кусков, поскрёб его ногтем, но так и не смог разобрать маркировку. Гексоген? Октоген? Или то новейшее сверхплотное вещество, название которого мог выговорить разве что специалист по лечению заикания?
      Ну да как бы то ни было...

      Ку-ку, ку-ку,
      Кукушечка, ку-ку!

      ***

      Закончив монтажные работы, я понял, что смертельно замёрз.
      От земли и неба распространялся космический холод. Чёрная безграничная твердь ощущалась затылком, я чувствовал собственную малость — насекомое бесцельно ворочается в грязи, раздвигая корни лапками и жвалами. Выражение «вконец околел» означает смерть. Холод смерти. На моих ладонях остались жирные, будто масляные следы. Я попытался стереть их пучком травы, но потерпел поражение.
      Который час?
      Два часа ночи. Стрелки слабо фосфоресцировали.
      Запрокинув голову к небу, я слушал особый звук, с которым планета преодолевает пространство. Мне не хотелось возвращаться в «Эдем». Ночью подмывает снять с себя кожу, как змеиную шкуру, и ни о чём не думать – больше никогда ни о чём не думать. Афрани умоляла меня быть осторожным. Я не люблю обязательств, но что-то в её голосе меня тронуло.
      Получилось ли у Гуго передать сообщение?
      Задание, на первый взгляд, нетрудное, но парень и не шпион. Я видел, как ломаются люди, отступая от прежних привычек. Утром они посмотрят ему в лицо. Весёлые ребята. Мастера на все руки, виртуозы паяльной лампы. Нет-нет, на месте Гуго, я бы не вернулся в «Эдем». Я пошёл бы пешком по грунтовке от Грау до одной из тех деревень, что притаились в отрогах Альп, до одной из тех разбросанных деревушек, в которых и имени-то не вспомнишь, где дни исчисляются месяцами, а зимой наметает столько снега, что кирху откапывают лопатами.
      На юге деревья выше и кожица у листьев глянцевая, как у плодов граната. Я сказал «граната»? Странно. На юге дороги уже, а поля яркие, зелёные, густолиственные от влажности, и земля тоже другая — бархатная, мягкая, так и рассыпается в пальцах. У нас такой не бывает. Горы да луговина. Да лес, чем выше, тем суше, хотя некоторые умудряются селиться и там. Кому что нравится. Славный навозный жук, сказал Мориц. Поглядите, болтает чушь. Я болтаю чушь? Ну не я же. Ты лучше заткнись, сказал я. Лучше фукни в противогаз. Что бы ты ещё знал, ничего ты не знаешь, и все вы не знаете ничего. Ничего. А я, может быть, женюсь и куплю себе дом где-нибудь на самой горной вершине.
      — Бетци. Или...
      Господи, я что — сплю?!

      ***

      Воздух переменился. Из темноты потянуло  опасностью.
      Я оглянулся.
      Никакого движения в гаражах. Белое здание пансионата размытым пятном заслоняло ворота и кордон с шевелящимся лучом ручного фонарика. Я находился с другой стороны, и ваза мешала мне разглядеть, что происходит у птичьей купальни. Где-то скрипнула ветка.
      Совсем близко.
      Вот так оно и бывает. Распустишь мысли и сам не заметишь, как угодишь в капкан. Спокойно, главное, не суетиться. Я торопливо пополз вперёд, замирая при каждом шорохе, чувствуя, как мокрая ткань прилипает к лодыжкам.
      Над елями на горизонте болталась луна – бледно-жёлтое полукружие, наколотое на зубчатый край ветвей. Три с половиной часа. Я выставил один таймер на пять тридцать, а второй на пятнадцать минут позже, чтобы к приезду Йена у Фриша было много работы. Сушняк хорошо горит. Лишь бы не пошёл дождь, и ветер не разнёс пламя по всей территории.
      — Та-та-та...
      Это птица. Или не птица?
      Спину уже ломило. Розовый куст достигал мне до пояса. В директорском кабинете свет мигнул и погас, последний блуждающий огонёк.
      — А?
      Мне показалось, что я что-то услышал. Женский крик.
      Я выпрямился во весь рост.
      Кусты затрещали, как под напором зверя. От гипсовой вазы отделилась фигура. Серый прямоугольник хрустнул веткой и произнёс голосом Полли:
      — Не спится, старичок?
      Я отступил на шаг, поднимая локоть и разворачиваясь. Свет подскочил выше, распался на синие и чёрные полосы.  Что-то блеснуло. Я услышал отрывистый смех Полли,  а потом лунный серп подпрыгнул — и вонзился  мне в переносицу.



      Следующая глава: http://proza.ru/2019/12/13/1702.