Посылка из Киргизии

На столе, покрытом синей бархатной скатертью с кистями, стоял открытый посылочный ящик. В нём лежали большие тёмно-бордовые блестящие яблоки. Они наполняли комнату сладким ароматом юга. А у стола, положив тёмные, тяжёлые натруженные   руки на колени, сидела баба Ганя.  Перед ней лежал исписанный размашистым почерком лист бумаги. По тому, как он был сложен, было понятно, что это письмо.  Баба Ганя смотрела куда-то мимо яблок, время от времени вытирая набегавшую слезу.
Стукнула входная дверь.
-Ух ты! Какие яблоки! Откуда такие? – это влетел в комнату семиклассник Славка. - Можно?
Он схватил яблоко и прямо немытое, вытерев слегка о рукав, откусил с аппетитным хрустом.
- Что ж ты немытое-то? – возмутилась баба Ганя.
-Да нормально, я вытер. Откуда это ? – хрустя сочным яблоком, повторил вопрос Славка.
- Из Киргизии,- каким-то потухшим голосом ответила бабушка.
-Ух ты! - опять восхитился Славка. - От кого это?
-От вашего дедушки…двоюродного.
Славка даже жевать перестал.
-От двоюродного дедушки!? У нас в Киргизии есть двоюродный дедушка?!
-Вот, оказывается, есть… Двоюродный брат вашего деда Ивана, и зовут тоже Иван, только он Петрович, а ваш Макарович… был…
В голосе бабы Гани звучали едва сдерживаемые слёзы.
-Баб, ты чего? Ты ж говорила, что наш дед погиб…  И похоронка была.
-Говорила…  И похоронка была… И ещё было извещение, что пропал без вести под Сталинградом...
-Ну вот…
-Я фамилию на обратном адресе увидела, и сердце ёкнуло: вдруг ваш дед Иван нашёлся. Ведь бывает же… Вспомни, дед Никифор тоже думали, что пропал без вести, а он живой оказался. Через сыстолько лет нашёлся.
Славка вспомнил. Действительно, несколько лет назад они всей семьёй пошли к дяде Васе и тёте Нине, сестре отца. Там были уже другие гости: брат дяди Васи дядя Коля со своей семьёй. Ребятишки затеяли свои игры и разговоры, а взрослые беседовали о чём-то очень серьёзном. Славке запомнилось, как после долгих споров и некоторого молчания дядя Вася вдруг резко встал, выпрямился и твёрдо сказал:
-Как хотите, а я поеду в Волгоград. Он мне отец. И я привезу его сюда. Примешь его, -обратился он к своей матери бабе Еле, - будет у тебя жить, нет- у меня для отца место найдётся.
Баба Еля начала, было, возмущаться:
- Я всю войну и после войны одна чалила, детей на своём горбу тянула, а он там в Волограде на всём готовом, на белых постелях  нежился…
Но дядя Вася умел так сказать, что отпадало всякое желание спорить. Вот и сейчас он так глянул на бабу Елю, на своего брата Николая, что баба Еля и не договорила, сникла, утирая слёзы концом своего платка.
А через некоторое время (это было уже в конце марта) все опять собрались у тети Нины и дяди Васи. Славка хорошо помнил, что на плетёном стуле сидел какой-то незнакомый старик со странным глазом. Оказалось, что это дед Никифор, которого привезли из Волгограда его сыновья дядя Вася и дядя Коля. В годы войны он был тяжело ранен, контужен, потерял зрение, потерял частично память. Санитарка, которая ухаживала за ним, выходила его, взяла к себе. И вот спустя столько лет дед Никифор объявился.
Славка понял, что баба Ганя тоже вспомнила эту историю.
-Баб, а ты чего плачешь?
-Дак я думала, может, и ваш дедушка, как Никифор…
Баба Ганя не договорила, вытерла слезу.
- Так ты ж говорила, что на деда похоронка была!
- Была… похоронка…
Баба Ганя замолчала. Руки машинально гладили скатерть, а глаза были устремлены куда-то вдаль, как будто она смотрела сквозь годы…
                …
…Весна 1942 была холодной и затяжной. До конца марта стояли морозы. К середине апреля сразу как-то потеплело, развезло дороги. В колхозе готовились к началу весеннего сева. Агафья вместе с другими бабами под руководством деда Серёги пытались привести в порядок упряжь. За зиму быки, на которых собирались пахать, заметно похудели, хотя и старались какой лишний клочок сена или соломы им кинуть.  Ближе к обеду к Агафье подошёл бригадир. Постоял немного, посмотрел, покашлял…
-Агаш, ты… это... сходи в обед домой, ребятёшек своих, можа, покормишь…  А то вить, как в поле выйдем - не вырвешься.
-Моих там тоже посмотри заодно, я уж тогда не пойду, раз тебя отпустили! -
крикнула вслед соседка Нюра Паньшина
Агафья удивилась: с чего бы это Тимоха раздобрился? Но интересоваться не стала, а потуже завязав платок и запахнув фуфайку (на улице был сильный ветер) засеменила домой, хлопая широкими голенищами больших резиновых сапог.
Ребятишки играли во дворе. После морозов хотелось погреться на солнышке. За сараем было тихо, сухо, тепло, вот там и устроились пятеро её ребятишек да трое соседских  Паньшиных.
Агафья глянула, что все в порядке, спокойно играют, и заторопилась в избу…
У них недавно отелилась корова, и Агафья решила сначала напоить телёнка.
… Когда Агафья вернулась из сарая, то увидела скорбно сидящих на лавке вдоль печки баб. Мелко-мелко задрожали руки, подойник, звякнув, выскользнул из одеревеневших пальцев. Вспомнила, как несколько дней назад Васёна рассказывала, что Настя Кащеева из соседней Александровки получила похоронку.
-Агаш, а ты что будешь делать, если вдруг похоронку получишь?
-Тьфу, типун тебе на язык! – рассердилась Агафья. – Что все, то и я.
И сейчас она всё сразу поняла.
-Иван? - опускаясь на лавку рядом со своей соседкой Нюрой, упавшим голосом, уже почувствовав огромное чёрное горе, но всё же ещё где-то в самой глубине души надеясь на чудо, выдохнула Агафья.
Почтальонка Вера протянула конверт.
-Вот, тёть  Агаш…  Три дня носила в сумке… Прочитать?
Агафья читала очень плохо - сиротское детство позволило закончить только первый класс, да и в глазах вдруг потемнело.
-Уважаемая Агафья Ивановна, Ваш муж … в боях за социалистическую родину, верный военной присяге, проявив геройство и мужество, был убит 10 марта 1942 года и захоронен 5 километров восточнее деревни Глубочки  Тосненского района  Ленинградской области,-   падали  тяжёлые каменные слова в полной тишине.
У Агафьи потемнело в глазах. Чёрное горе заслонило солнце, и день погас. Бабы ждали слёз, плача и причитаний, готовились как-то успокоить свою подругу, но она как будто окаменела. Она сидела, неестественно выпрямившись, глядя остановившимися глазами куда-то мимо всех. Грязные руки лежали на коленях. Как сквозь вату доносились ставшими далёкими встревоженные голоса:
-Агаш, ты поплачь, повой, повоешь - легче будет! Не сиди, как каменная!
А Агафья сидела неподвижно, ничего не отвечая, с сухими, пустыми, какими-то остановившимися глазами. И только судорожно вдыхала и никак не могла выдохнуть… Набатом в голове стучало: «Убит… мужество…героизм… убит… убит…» А бабы всё теребили и теребили её:
-Ну, поплачь, выпусти горе, поплачь…Сердце ведь остановится…
Они уже и сами все всхлипывали, вытирали слёзы. Кто-то вспоминал свой такой же чёрный день, кто-то боялся быть следующей…
-Мама! Мама! Смотрите, что там! –вбежали в избу, что-то крича, перебивая друг друга ребятишки, игравшие на улице.
Бабы забеспокоились:
-Уж не пожар ли…
-Не приведи Бог…
Вытирая слёзы, поспешили во двор. Все знают: одна беда не ходит…
Но это был не пожар. Над домами, то опускаясь ниже, то снова поднимаясь ввысь, кружила белая птица- лебедь. Казалось, что она то ли кого-то ищет, то ли кого-то ждёт…
И женщины, и дети, прикрыв глаза рукой от солнца, молча смотрели на птицу.
-Господи, откуда она?
-От своих отстала, наверное.
-Может, подраненная?
-Я знаю! Я помню, мне папка показывал такую! Они весной с тёплых земель ворочаются! -с восторгом выкрикнул маленький Петька.
Агафья, оставшись одна, вдруг чего-то испугалась. Одной было совсем страшно… Ссутулившись, словно на плечи опустили ей неподъёмно-тяжёлую ношу, медленно передвигая отяжелевшими ногами, цепляясь за косяк, выбралась во двор.
Услышав слово «папка», произнесённое Петькой, вздрогнула, посмотрела на своих товарок, на детей, на птицу, которая кружила над селом, поднимаясь всё выше и делая круги всё больше, и вдруг её словно прорвало. Она наконец-то смогла выдохнуть застрявший в горле воздух.
-Ы-ым! У-уу-!- сцепив зубы и схватившись руками за голову , глухо завыла она . Слёзы хлынули сразу. Ребятишки с плачем кинулись к ней.
- Мои вы несчастные! Сироты мы теперь, нет у нас папки… Убит … геройски… Нет папки…
    Ребятишки захлебнулись в плаче…
А Агафья  прижимала их к себе и всё причитала, и причитала:
-Как же мы теперь –то? Как же мы теперь?..
     Бабы облегчённо вздохнули:
-Ну, слава тебе Господи, завыла. заголосила,  теперь отойдёт..
Они знали, когда человек от горя плачет, это страшно, тяжело… Но когда молчит, как окаменевший, это намного страшнее.  Плакали и причитали уже все.. Но вот вылились первые, самые горючие слёзы, постепенно затихли причитания, только судорожно всхлипывали ребятишки.
Агафья, вытирая набегавшие слёзы и концами платка, и фартуком, и подолом, и рукавом, ссутулившись ещё сильнее, глубоко вздыхая, повела ребятишек в избу.
-Айдате, поесть надо…
Дома, поставив ребятишкам чашку с похлёбкой, положив по небольшому кусочку хлеба из лебеды, достала из сундука чёрный платок…
.. Надо жить. Их ведь пятеро, ребятишек.  Наказав старшей Наде убрать потом со стола и присматривать за младшими, поддерживаемая своими подругами, отправилась на работу…
                …
…- Да, была похоронка,- повторила баба Ганя…
Прошло столько лет, а перед глазами всё стоит и стоит тот чёрный апрельский день…
- Дед ваш… перед тем, как ушёл на фронт, один раз в район ездил, привёз яблок несколько.  Кто-то гостинец дал… Он привёз, разделил между всеми и сказал, что посадим когда-нибудь яблоню… Не успел…
…Вечером собралась вся семья. На столе в большой чашке лежали киргизские необыкновенно красивые яблоки. Невестка бабы Гани прочитала ещё раз письмо. Матрёна, жена Ивана, писала, почему они оказались в Киргизии, как через разных дальних родственников нашла адрес двоюродного племянника своего мужа… «У нас ведь одна фамилия»,- писала она.
Потом вечером Славка услышал, как отец смущённо говорил матери, мывшей после ужина посуду:
- Я и сам-то, когда увидел фамилию на обратном адресе, подумал:а вдруг и правда отец…  Ведь бывают же случаи… Вот хоть дед Никифор… И в кино в каком-то было…
Мать ничего не ответила, только вздохнула.
«Столько лет прошло, а они всё помнят»,-подумал Славка. Не знал он тогда ещё, что и он тоже будет помнить о своих дедушках, что в далёком 2019 году в строю Бессмертного Полка уже его внучка понесёт штендер, на котором будет золотыми буквами написано: «Ткаченко Иван Макарович… Рядовой.  Погиб в 1942 году под Ленинградом».