Толстой vs Вадковский

Аннотация. Как два антагониста на пару готовили русскую революцию.

Анафема Льву Толстому – вопрос, вроде бы, частный, но затрагивает фундаментальные причины и следствия.

Напомню фабулу. В 1901 году из газет Толстой узнал, что отлучён от церкви. Это произвело фурор и сумятицу, дом гуру в Хамовниках превратился в Мекку сектантов-толстовцев. В этом не было бы ничего особенного, если бы ни некоторые обстоятельства.

Толстого осудила церковь, никаким репрессиям со стороны государства он подвергнут не был, равно как и критики этого церковного решения, но поскольку церковь прочно ассоциировалась с государством, такое «особое мнение» вызвало нападки не столько на церковь, сколько на императорское правительство и собственно монарха. Решение же подавалось как частное, сугубо каноническое. Но все уже и забыли, что у церкви может быть какой-то отдельный, свой голос.

Проводником решения об отлучении был митрополит петербургский Антоний Вадковский, первый (после Победоносцева) член Синода, то есть, третий человек в российской церковной иерархии, которую возглавляли два гражданских лица. То есть, устройство церкви было вполне европейское, даже передовое: кому охота – духовность, кому неохота – порядок.

Старенький Победоносцев удар пропустил, за что получил нагоняй от Николая II. Напомню, что Александр III не давал согласия на отлучение Толстого, то ли по любви к писателю, то ли понимая этот акт, как лучшую рекламу толстовству. А мне думается, просто из своей доминантной европейскости, даром что ли его пропагандировали самым русским из царей?

Штука была в том, что и Толстой и Вадковский толкались на одном поле, бились за одни и те же реформаторские умы. Вообще, православному народонаселению реформы церкви были до фени. Культурный уровень рос, секуляризация шла бодрыми темпами (в том числе, благодаря литературе и, следовательно, Толстому-писателю). Для души – сколько угодно, а для отчётности раз в год следовало благонадёжно причащаться, что городские мещане (в массе своей «буржуа» в первом поколении) благонамеренно исполняли. Но реформаторские умы направлялись на разное: Толстой разгуливал мегасекту имени себя, Вадковский – патриаршество с собой во главе. Беда в том, что людей, желавших воспринять хоть какую-то реформу церкви, было относительно мало, и борьба буквально шла за единичные души. Именно поэтому церковное решение было обращено не на широкие массы, а на узкие реформаторские слои.

Оба же главных реформатора имели множество сходств. Оба состояли в истеблишменте, имели общение с монархом. Оба нагуляли вес в стране и мире (главное – в Британии, тогдашнем мировом лидере). Толстой – понятно, а про Вадковского надо сказать, что он посещал Англию на бриллиантовый праздник в честь королевы Виктории, где ему напялили шутовской колпак с двумя бубенчиками докторов Оксфорда и Кембриджа, а труды переводили и «обсуждали». Обоих Николай II едва терпел (и обоих совершенно не переносил о. Иоанн Кронштадтский), но, в конце концов, оба принадлежали к национальной элите, а взбрыки элитных производителей допускались и даже требовались для плавучести национального государства. Плавали-то хорошо.

Оба же под конец жизни ударились в юродство, то есть плановую игру на понижение. Что Толстой, что Вадковский работали на гражданской, освещённой стороне религии, но если Толстой не скрывал своего антимистицизма, то Вадковский в борьбе против Толстого взял и использовал обратную, освящённую сторону (веру) для решения сугубо административного, – а именно, устройства церковной власти. А поскольку церковь – штука в России государственная, то он делал далёкий заступ на совсем чужую, а именно, монаршью территорию.

Оба не дожили до реализации реформ – патриаршества, обновленчества, сергианства.
В известном смысле борьбу интеллектов Вадковский проигрывал, психанул, и нахлобучил шахматную доску противнику на уши.

Что же, Вадковский был менее дальновиден, чем Александр III и не понимал, на какую мельницу плеснёт воды? Понимал – и прекрасно, а если нет, то объяснили. Любая церковная реформа если и не вызывает напрямую войны, то однозначно с ней коррелирует. Но педалировал он процесс вполне сознательно, искусственно раздувая конфликт, при котором толстовство выигрывало изрядно, но патриаршество (его собственное патриаршество) – ещё сильнее. А, если говорить точнее, проигрывал императорский Синод.

Тема эта активно начала подаваться в самый удобный момент – в годы войны с Японией. Именно тогда Николаю подсовывали различные проекты реформ, он под внешним давлением в 1905 согласился на Думу (т. е. русскую палату общин, от которой сто лет отмахивались Александр и Николай Первые, АII и АIII), мигом подорвав доверие собственной государственной администрации.

Рассказывают так.

На самом пике войны в марте 1905 более тридцати столичных священников (это характерно: все революции делаются столичными группами) выступили за свободу государственной церкви, якобы беспокоясь о её неравенстве относительно других исповеданий. Требовали поместного собора. Такой собор – не шутка. Последний был аж в 1689. Но революционеры и не шутили.

Здесь весьма уместна аналогия с французскими Генеральными Штатами (по-русски, лучше бы переводить, сак Сословное Собрание, да уж ладно). Они вроде бы поначалу собирались часто, но с 1614 по 1789 не было ни одного. Кто-то решил возродить и – революция. То есть я хочу сказать, что ВФР случилась не как результат созыва ГШ, переродившегося в Национальное и – почти тут же – в Учредительное Собрание, а сам созыв был спланирован революционерами. То же и с Соборами. Точно как во Франции. После долгого перерыва: Собор – Учредительное Собрание – Гражданская война – разруха.

Победоносцев от дел устранился. Вообще-то двадцать лет тому он сам протежировал талантливому архиерею, но в 1905 не нашёл в себе сил противостоять бездне. Скинуть бы ему годков – не сдобровать бы Вадковскому прямо по принципу «Я тебя породил...» А двадцать лет спустя получилось наоборот. Не прошло и недели, как Синод единогласно высказался за восстановление патриаршества. Сам же Синод, по проекту, становился совещательным органом при патриархе. А императора тут уже как бы и вовсе нет. На повышение метил, естественно, митрополит Вадковский.

Николай парировал почти мгновенно, прозрачно намекнув, что негодяи воюют за врагов: «Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время столь великое дело, требующее и спокойствия и обдуманности, каково созвание поместного собора. Предоставляю Себе, когда наступит благоприятное для сего время, по древним примерам православных Императоров дать сему делу движение и созвать собор всероссийской церкви для канонического обсуждения предметов веры и церковного управления».

Но враги, несмотря на Портсмутский мир, консолидировались, революционный террор наращивал обороты, и в самом конце 1905 государь, как и обещал, обратился с рескриптом к митрополиту Антонию (Вадковскому) со своим согласием на собор. Но для начала в марте 1906 созвали предсоборное присутствие. Председателем, как можно догадаться, был не Толстой. Заседали они до конца года.
Имеется показательный рассказ, достоверность которого не стопроцентная (С. Нилус) о том, как к Николаю пришли иерархи во главе с Вадковским, имея высказать мечту о патриаршестве, мол, мы у себя-то порешили, теперь дело за Вами. Император предложил им в патриархи... себя. Наследник-де у него уже есть, при нём бы оставалась регентшей Александра Федоровна, а сам Николай... Монашествующие путчисты онемели.

Логика агитации среди духовенства была простой: с введением представительства роль государственного аппарата и Синода упадёт, он окажется под серьёзным управлением Думы с атеистами во главе. Подвинем же, братья, Синод, провозгласим патриарха и отделимся. Была разработана соответствующая критика аналогичной системы англиканства (с согласия англикан: коли главный конкурент поджигает свой дом, чего артачиться?) Проблема в том, что под прикрытием меньшего зла (устранения атеистов) обращались к большему (устранению монарха). Но фальшивая агитация оказалась чрезмерно успешной и правдоподобной, и, озаботившись уплывающей властью, Дума терминировала уже набравший ход процесс. Дело подвесили на 10 лет. Главный интересант до конца его не дожил.

Суть патриаршества была, разумеется, в другом: устранении от власти правящего монарха.

Поэтому, десять лет спустя, Февральскую революцию, эту монархию, наконец-таки, устранившую (то есть, в том числе, высшую церковную власть) главные деятели церкви восприняли с воодушевлением, и до сих пор эту страницу церковь не любит открывать, чтобы не объяснять, почему они вроде бы воззвали в поддержку царя, а на деле благословили революционеров из Думы, Ставки и... Синода.

Как тут не вспомнить маркиза де Кюстина, писавшего в 1840-х, что революция в России выйдет из среды духовенства. Обсуждая это предсказание (тут много ума, впрочем не надо, в самой Франции было полно революционеров из клира) обычно имеют в виду детей белого духовенства, вышедших из духовного звания (разночинцы) и прочих гапонов, но вот высшую иерархию стараются не поминать.

Февралисты не стали препятствовать монашествующим единоборцам, на тот момент главным было не допустить консолидации монархистов и реставрации. В 1917 бросилась церковная иерархия патриарха «выбирать», вместо того, чтобы монарха защищать. После, конечно, с церковью уже большевики разобрались без сантиментов, как и со многими другими попутчиками. Так что вопли «наших бьют» надо понимать как крик вора «держи вора». Первые начали. По принципу «лес рубят – щепки летят» пострадали многие невинные верующие, но кто же главный лесоруб? Мнится, что не Толстой.

Да, Толстой не главный. Так, фифти-фифти.

Подмели, конечно, и толстовцев. Всем сестрам по серьгам. Толстой – ладно, фигура, ему прощалось, всё-таки столп(ник) национальной культуры, – а толстовцы всегда выглядели нелепо и как-то неопрятно, неупорядоченно в эпоху всеевропейской гиперэкспансии (не говоря уж о временах большевистских). Толстовцы – это уже не «каждый сходит с ума по-своему», а организация, секта – и преопасная. Люди отказывались от военной службы и складывали оружие. Излишне говорить, что каждому государству пацифисты нужны, как атомная бомба: у себя её испытывают, а у других... других не жалко. Для государства пацифизм – это саботаж, а вовсе не любовь к ближнему.

Русских пацифистов-толстовцев, например, привечали в Англии. Многие из них были на самом деле чистыми, рафинированными социал-демократами, то есть демагогами, террористами и саботажниками (пацифизм совершенно не отменяет терроризма, это не противоположные сущности). Толстой с толстовством для них был вроде «крыши». Хорошим наглядным пособием является Чертков [1] – именно он, а вовсе не Толстой пропагандист чёрной легенды «Николая Палкина». Под мухомор толстовства залезали многие взаимно антагонистические группы. Например, духоборы – русские квакеры. Именно их «большевики» не просто сложили – сожгли оружие.

Чтобы понять, кого поддерживал Толстой, надо сделать отступление.

Духоборы поставили памятник Александру I. А Николай I их прижал. Что так? Хороший царь-либерал и плохой царь-мракобес? Нет. Добрый и злой следователь. Просто выйдя на второе место в мире (в личном зачёте Александр взобрался на первое), Россия избавлялась от британской опеки. Тут не вера: духоборы иначе как агенты не воспринимались. Ну да. Создал секту какой-то неблагонадёжный поляк-масон, распространял под видом путешествий купца по торговым делам, активно финансировал из барышей (разумеется, это была оптовая торговля шерстью). Власть в секте передавалась строго по наследству. Это не апостольство. Это не вера. Это – дело.

Николай I разорил немало кукушкиных гнёзд, а не только духоборов-квакеров. Под предлогом чтения «декабристами» своим солдатам политинформаций вместо таблицы умножения были запрещены Общества взаимного обучения («белл-ланкастерские» школы, официально под эгидой квакерской организации «Британское и Иностранное Школьное Общество»). Или вот ещё – Библейское Общество (полное название «Британское и Иностранное Б. О.»)

Это я иллюстративно. Чтобы было понятно, как монархи понимали место церкви и веры. Да что там – сами верили. Николай I описывается весьма даже верующим, – а весь тираж переведённой на русский Библии – сжёг. Не в вере дело. А демонстративно. Показать, кто в доме хозяин. Чтобы не лезли из-за границы со своими библиями. Сами переведём. Своим собственным Е. И. В. Синодом.
И тут не следует усматривать заговора. Это две главные державы борются за власть. Прежде всего – у себя дома. Это такая игра в долгую. Играй – или убирай с карты мира задницу.

А как оно играется в долгую? Ну, например, так. Рассказывают, как некие квакерские миссионеры (англичанин – 1 штука, американец – 1 штука) молились с Александром I в его дворце. Он плакал. (Это не стыдно, от квакеров все плакали: они довели до слёз Петра I, а до того Оливера Кромвеля.) Было это в 1818. В том же году Александр – вот совпадение – даровал духоборам множество свобод. А парочка поехала по стране, ревизировав, например, молокан (это ветка духоборов, то есть, квакеров). Александр I, с юности плотно, без зазора опекаемый английской командой[2], ещё только готовился порвать путы и не рисковал дипломатическим преимуществом.

Квакеры – часть британского истеблишмента; организация, созданная в довестфальский период с целью противодействия заразе так называемых «религиозных войн», то есть второй производной от регионального сепаратизма. Суть «религиозных войн» – это сепаратизм от сепаратистов: оказание давления на крупных землевладельцев другими землевладельцами и/или финансовыми группами с целью захвата на поздней стадии передела, когда война наёмников за деньги и долю иссякла неимением денег, долей и наёмников. Проиллюстрировать это легко и на примере Англии. Главный сепаратист – Генрих VIII отделился от власти Рима (придуман смехотворный предлог женитьбы и легенда о Синей Бороде) и стал абсолютным монархом в нормальный период абсолютизации всех передовых стран. Земли крупнейшего землевладельца – католической церкви были конфискованы. Наказать наглеца было некому.

Это я снова иллюстративно. Чтобы было понятно, как монархи понимали место церкви и веры. Генрих имел группу поддержки – прослойку новых землевладельцев, которым он по блату продал краденные земли. Поскольку никаких видимых прав у гоп-сословия не просматривалось, в дальнейшем это запустило целую череду переделов, названных Реформацией, Контрреформацией, Английской Революцией, Реставрацией и т. п. (Пока один шарил в карманах другого, к нему самому залезал третий.) Для атаки и обороны нужны были армии и деньги, которых не хватало категорически. Многочисленные «религиозные» группы (их в Англии насчитывалось несколько тысяч) по сути, и являлись такими локальными условно-бесплатными армиями, некоторые вели наступательные, а некоторые – оборонительные действия. Оборонительные – не значит мирные. Эти армии удерживали украденное ранее. Лозунги сочинялись самые причудливые.

К игре подключали бравых простецов, мотивом для которых избрали тезис «враги неправильно верят». Борьба за передел получила подпитку и превратилась в череду войн, но шла не столько при помощи армий (уже не было ресурсов на крупные армии), сколько при помощи промывания мозгов населению желанных территорий, которые присоединялись к захватчикам добровольно и добровольно же громили собственные власти.

Секты-банды создавались сверху. Так называемое пуританство (разных пуритан сотни) – вещь крайне мутная и сильно затуманенная, для него пока не придуманы обобщающие характеристики. В принципе, это были аналоги итальянских брави, которым пытались и пытаются придумать более цивилизованную мотивацию. Из простых форм рождали сложные. Более продвинутое квакерство, например, создал один из членов Долгого Парламента. Только очень наивный и доверчивый человек может полагать, что секты или революционеры существуют на «членские взносы». Это всегда стороннее финансирование, специфический бизнес.

В отличие от многочисленных наступательных групп, составлявших костяк тогдашних распропагандированных армий (квинтэссенция – Армия Нового Образца Кромвеля) и быстро сошедших на нет, квакеры занимались оборонительной деятельностью и были чем-то вроде милиции: снижали волну. На территориях распространения квакерства с их принципом пацифизма навербовать «пятую колонну» было затруднительно, поэтому они и стали столь успешными.

Их пацифизм сильно преувеличен. Внутри группировки (как все мафиози они филантропы и благотворители) шла война доносов, подстав и убийств[3]. Лидер квакеров Фокс не снимал шляпы перед королём, но перед собой заставлял снимать шляпу и целовать руки (и ноги). Провинившихся сажал в тюрьму. От многочисленных отсидок его отмазывал создатель (не Создатель) и автор идеи квакерства.
Когда утихомирилось, и крупные сепаратисты победили мелких (а, бывало и наоборот и даже бывало, что Риму удавалось вернуть власть), негосударственные протестанты стали лишними, их принялись активно выдавливать в Америку (колонии, часть из которых стала США) и вообще, куда подальше, при этом, на довольно льготных условиях. Преследовали сразу две цели. Действительно, зачем нужны пацифисты стремительно растущей экспансионистской державе? Это плохой квакер. А хороший квакер – это эмигрант, агент влияния в других странах: если конкурент битком набит горластыми пацифистами, что же тут дурного?

Не пропустили квакеры и Россию. После войны с Наполеоном и под угрозой новой войны Александр пустил к себе и их. Пускал и слезу, но делал вид, что покровительствует. Те, в общем, и не квакнули под приглядом Голицына.

После демарша 1895 года русское императорское правительство избавлялось от духоборов как некогда и сами англичане от своих. Николай Первый пустил духоборов по миру в переносном смысле, Второй – в прямом: их отправляли в Америку, если точнее, в Канаду, то есть в Британскую Канаду («забирайте своих»). Тут сгодились и Толстой, и Чертков. Думаю, подсказали. По просьбе Толстого под вывеской «ваших бьют!» Чертков в Лондоне опубликовал вопль: «мученичество христиан-духоборов в России». Старшие братья-квакеры их в Саскачеван и перевезли. Не надо думать, что британцам чужие квакеры были сильно дороги: когда заигравшиеся духоборы отказались принимать присягу на верность британской администрации, земли (100 тыс. га) у них отобрали. «Ваньку дома надо было валять!»

Так Толстой и Вадковский, словно два крыла, несли Россию к революции.

В период императорского правления русская церковь была в одном ряду, например, с английской и с римско-католической и управлялась «от себя». Русская церковь после Февраля 1917 добровольно выстроилась пятой в порядке какого-то чужого «правила чести». Только честь и совесть эти – вполне азиатские, где полумифические кафедры без стран, денег и паствы, бесстыже побираясь по свету, самочинно возглавляют греческие проходимцы. А в турецком Стамбуле заседает главный из них, напяливший корону Вселенского.

Вадковский не хотел быть третьим в западной церкви, предпочитая стать пятым в восточной. После Февраля 1917 Россия вычеркнула себя из числа европейских великих держав.

И пока русские не выгонят всех азиатов из своей европейской церкви, по стране будут бродить бородатые политики с евразийскими идейками.

Вспоминается английская поговорка: не сломалось – не чини.

P.S. Относительно понижения градуса у России есть хороший новый пример: военные отказались сразу от двух званий: нет больше ни генералиссимусов, ни маршалов. Генерал, действительно, для западной армии вполне, знаете ли, достаточен, прочее – восточная мишура с бунчуками. Европейской культурной церкви не нужны ни азиатские патриархи, ни митрополиты. Скромность – это добродетель, если других нет.

[1]Из семьи последователей барона Редстока, основателей протестантизма в России. Главный толстовец (то есть автор и модератор толстовства). Кто на кого повлиял – большой вопрос. Редактировал прямо из Лондона величайшего прозаика мира. На пару с духоборцем и ленинцем Бирюковым из ненавидимого всеми русскими сектантами Николая I состряпал жупел Николая Палкина. Под этим заголовком ими публиковался неназванный и неоконченный мемуарчик Толстого, который тот печатать вообще не собирался. Вернулся в Россию после заключения Англо-Русского союзного соглашения 1907, положившего конец 1-й революции.
 
[2]Например, убийцы отца, все члены Негласного Комитета, все члены Непременного Совета, Самборский, Сперанский, а так же его личный доктор, личный лекарь его жены... Да и сама жена Луиза Баденская была победителем кастинга принцесс, проводившегося тёщей Сперанского, некоей Стивенс, родная сестра которой служила гувернанткой принцесс английских.

[3]У русских квакеров-духоборов то же самое: примерно 10% пропадало без следа.


Рецензии