новогодняя робинзонада

                В каких только местах не доводилось мне встречать Новый год: и на экваторе, и в северных морях, и во фронтовой землянке, и в дозоре. А вот такой новогодней истории не припомню...

                Вилковский рейд на Дунае знаете? Вот там все это и произошло. Лет двадцать тому назад довелось мне участвовать в экспедиции по перегону судов с Дуная на северные реки. Новый год застал нас на Вилковском рейде. Подготовились к встрече по всем правилам: на флагманском судне соорудили елку. Приехали семьи моряков. Детишки на палубе резвятся. Деда-Мороза поджидают. Декабрь в тот год на редкость теплый стоял — снега на берегах ни пушинки, льда на Дунае ни крошки. И день под Новый год выдался тихий, светлый, с маленьким скромным морозцем. Собралось нас пять человек: шеф нашего предприятия по перегону судов, местный лоцман, приезжий инженер из “Судоимпорта”, я, капитан одного из буксиров, и старпом с флагманского судна. Проверили, все ли готово к встрече праздника, получалось — готово. А времени до него еще много. Тут кто-то, кажется инженер из “Судоимпорта”, говорит:
— А я сегодня здесь лебедей видел. Вон у того берега!
Я усомнился:
— Лебеди, правда, здесь обитают, но ниже, в плавнях. К рейду они не подплывают: шума боятся. Вы, очевидно, гусей за лебедей приняли. Надо же мне было свои сомнения высказать! Инженер обиделся.
— Я, — говорит, — на Вайгаче охотился и по водоплавающей птице не могу такой грубой ошибки допустить!
       
            Возник спор. Кто утверждает, что бывают в Вилково лебеди, кто — нет. А начальник нашего каравана и говорит:
— А чего тут спорить! Возьмем катер и сходим, посмотрим, есть тут лебеди или нет? До захода солнца обернемся!
— На катере же нет никого, — возразил старпом, — вы же сами отпустили команду встречать Новый год. Да и инвентарь покрашен, на понтоне лежит.
— Вы что же думаете, сами с этой фыркалкой не справимся? А инвентарь пусть себе сохнет, зачем он нам на полчаса?
Шеф был человек азартный и возражения только подливали масла в огонь.
— А ну, кто моряк, за мной!
Ясное дело, после такого воззвания отставших не было. Все дружно взялись выводить катерок из затона. А шеф полез к двигателю.
— Ох, не любит Компаниец, когда без него в моторе копаются, — сделал старпом последнюю попытку вмешаться.
— Пусть он спасибо скажет, ваш Компаниец, если мотор сразу заведется, — буркнул шеф, — а то я ему к Новому году...
Тут мотор действительно завелся и заглушил последние слова шефа о том, что могло ожидать катерного механика Компанийца.
— Отдать концы, — распорядился шеф и сразу поставил рукоятку газа на “полный”.
            
               Приятно, должно быть, выглядел чистенький катер с пятью нарядными мужчинами на палубе. Ровненькие “усы” расходились по розовой глади вечернего Дуная.
— Ну, где же ваши лебеди, — не выдержал шеф, и все оглянулись на его неестественно громкий голос. И тут до всех дошло: мотор-то замолчал!
— Что-то с зажиганием, — предположил шеф.
— Скорее с подачей топлива, — вежливо возразил инженер, — иначе бы чихал, прежде чем заглох.
Старпом нырнул в кормовую  выгородку.
— В баке пусто, — доложил он, — что в системе было, на том шли...
— Так какого черта.., — загремел шеф и осекся, — отдавай якорь!
 — Якоря на понтоне. Сохнут, — отрапортовал старпом.

              Катер медленно скользил вниз по реке, увлекаемый слабым течением. Было необычайно низкое для этого времени года падение уровня воды.
— Сирену! — распорядился шеф.
— Сохнет на понтоне! — с готовностью доложил старпом.
Катер продолжал дрейфовать вдоль Вилковской околицы. Мы на
разные голоса взывали о своем бедственном положении:
— Эй, на берегу! Подайте кончик! — и тому подобное.

               Был один из редких моментов в жизни Вилково, когда горожане были где угодно, только не на берегу реки. Все, конечно, занимались последними приготовлениями к празднику. Наши вопли, увы, не могли достичь чьих-либо ушей.
Наконец, о, счастье!... на берегу появилась человеческая фигура. Она двигалась с заметным дифферентом на нос, не вполне твердой походкой. Для этого вилковца праздник, очевидно, начался уже с утра.

              Мы дружно и довольно бестолково выкрикивали свои просьбы: как можно быстрее выслать за нами какое-ни будь плав средство. Наш предполагаемый спаситель прошел на самый конец одного из мостков, остановился там и качнулся взад-вперед, пытаясь восстановить частично утраченную остойчивость. Мы замерли от страха за целость единственного свидетеля нашего бедствия. Утвердившись в своей позиции, он слушал, дирижируя рукой в такт нашим воплям. Потом опустил голову и поднял руку, требуя тишины.
— Сердешные,  успокойтеся! Сич-час дадим вам помощь по всем меж... международным законам... Сич-час!
С неожиданной резвостью он повернулся и побежал неровной рысью по берегу. Взбежав на следующий мосточек-причал, он стащил чехол с маленькой дюралевой шлюпки, забрался в нее и отдал причальный конец.
— Сердешные! Не волнуйтесь, — выкрикивал он, отпихиваясь ногой от причала и накладывая на шкив шнурок пускача, — сейчас дадим вам выручку! Морской закон — сам погибай, но товарища выручай!
Раз! — дернул он за шнур. Мотор молчал. — Спокойно! — прокричал наш спаситель и снова наложил шнур. — Мотор — зверь! Сич-час!И снова дернул впустую.
Лодка и катер дрейфовали почти рядом. Мы забрасывали своего спасителя градом советов, предостережений, а он раза два покачнулся, отчего легкая лодка черпанула обоими бортами и, поднявшись во весь рост, мрачно пообещал:
— Ну, гляди... Или я, или он!
И изо всей своей пьяной силы смыкнул за шнур. Результат превзошел все ожидания. Шнур соскочил с маховика и владелец, плавно взмахнув обеими руками, вывалился за борт. В тот же миг зарокотал мотор и облегченная душегубка радостно понеслась по освещенной последним блеском заката речной глади. Из воды неслось барахтанье и крики:
— Держите катер... Бл-бл-бл... Вашу... Бл-бл-бл!..
— Круг! — рявкнул шеф. — Круг за борт!
— Круги на понтоне. Сохнут, — монотонно отрапортовал старпом.
 
                Полу-протрезвевший шлюпко владелец стилем брасс подплыл к катеру и с помощью шефа и лоцмана взобрался на борт. Впереди и чуть слева одиноко маячила на воде его шлюпка. Самостоятельно маневрирующая, она описала широкий круг и пронеслась еще раз мимо катера. Затем выбрала себе место и воткнулась между стоящими у причала лодками. Хорошо отрегулированный мотор рокотал в темноте, выжигая вожделенное горючее. Незадачливого владельца лодки переодели в сухую робу, и он влился в наш коллектив, сразу проникшись всеми особенностями ситуации.
— Гляди, земляки, — показал он вперед, — нас-то в Старо-Стамбульское тянет!
— А куда это Стамбульское ведет? — с надеждой в голосе спросил инженер.
— В море, родимый, в море. В Черное!
— А там что?
— А там, — любезно выдал справку лоцман, — если до Босфора, то двести семьдесят миль, а если до Батуми, то все шестьсот! Смотря куда понесет!

                В сгустившейся черноте новогоднего вечера катер несло по Старо- Стамбульскому гирлу (рукаву), постепенно прижимая к правому берегу. Лоцман и лодочник углубились в профессиональный спор: в какую протоку внесет нас дальше течение, в нашу или румынскую? Инженер глубоко вздохнул:
— Эх, ни лебедей нам не видать сегодня, ни елки!
— А я дедом-Морозом должен... — вспомнил старпом.
Шеф молчал. Время шло. Катер двигался по течению. Вскоре его стало втягивать в какой-то боковой рукав.
— Лимба!
— Быстрое! — продолжали спорить лодочник и лоцман. Темень! Попробуй, сориентируйся...
— И огней нет, — вздохнул старпом, — как раз обстреляют на границе!
И будто в ответ, загремел голос с левого берега:
— На катере! Остановить движение!
— Да мы бы рады...
— У нас ни мотора... Ни якоря.., — торопились мы объясниться на разные голоса.
— Стойте, вам говорят! Стрелять будем! — раскатилось с берега еще более грозно и отдалось эхом на другой стороне. — Вам понятно!
— Да нечем же остановить! Русским языком тебе говорят, — заголосил шеф, — унесенные мы! Нет у нас стопа!

                С берега протянулся луч, скользнул по борту и уперся в нас.
— Перегонщики! С каравана, — слышно было, как говорили между собой уже без мегафона пограничники.
— Скажи им, — прохрипел обезголосевший шеф, — пусть бросательный конец дадут!
— Очередь скорее дадут, — проворчал старпом, но тут с берега прокричали:
— Постарайтесь замедлить движение! Скоро катер придет.
Лоцман заглянул за борт и воскликнул:
— Берег рядом! Если бы кто спрыгнул...
Тут на меня напала решительность: будь что будет! Разделся и — в воду. По пояс... Да это островок! Ну, теперь все равно! Втащил за фалинь катер на отмель. Дрейф кончился.
— Мы остановились! Давайте катер!
— Теперь катер направлять нельзя, — кричат с берега.
— Почему нельзя?
— Потому что неизвестно, на чьей вы стороне. Острова этого на карте не существует. Сегодня только образовался от падения уровня воды...
— Ну и что?
— А то, что завтра смешанная пограничная комиссия разберется, на чьей вы стороне. Если на нашей — можете быть свободны.
— А если нет?
— Тогда будете считаться нарушителями государственной границы Румынии.
— С Новым годом... — протянул упавшим голосом инженер.
               
               И с правого берега немедленно донеслось:
— С Новым годом, товарищи! Что случилось?
И румынский пограничный наряд завязал через наши головы деловой разговор с нашим нарядом. Недоразумение было выяснено в течение десяти минут.
— Пожалуйста, товарищи, снимайте катер. У нас возражений нет. Да скорее дайте обогреться тому товарищу, который купался! Счастливого Нового года! До свидания!
И мы дружно ответили:
— Лариведери!

              К елке мы успели с первым ударом курантов. Так что все обошлось, можно считать, вполне благополучно. Ни я, ни лодочник не схватили даже насморк. Так что теперь можно рассматривать этот случай, как довольно смешное приключение.

          Но я теперь, на чем бы ни шел или ехал: на катере, автобусе, беру как можно больше горючего. Запас карман не тянет!

            МаркГринспон.                1972