Динка

               
                Научившись уважать животных,
               
                ты научишься уважать и людей.
               
                Тэмпл Грандин

     Смирившись с тем, что лето в этом году «как будто не было», с надеждой и нескрываемым нетерпением я ожидал «бабьего лета». И оно оправдало мои ожидания. В первый день сентября небо, скинув тучи, обнажилось и бесстыдно нависло над землей; солнце, играя с прохожими в «жмурки», ласково трепала их за щеки.
     «Сегодня грех сидеть дома. Может быть, это последние хорошие деньки, - подумал я, улыбнувшись солнцу. - Поеду в Шишкино, покопаю грядки, схожу в лес… Любота!»
    Сказано – сделано! Мопед, застоявшийся за недели ненастной погоды, блеснув фарой, легко выкатился из сарая. «Дружище, ты тоже меня понимаешь?» - погладив бак, я сел на сиденье, которое тихо скрипнуло подо мной. «Дружище» завелся с «полтычка» и, сорвавшись с места, рванул, «как на пятьсот». 
    «Тихо, не спеши. Никуда оно не денется», - успокаивая себя, я «убрал» ручку газа и выехал на асфальтированную дорогу. Всасывая свежий воздух, утробно заурчал двигатель; шоссе мерно зашуршало под колесами, а моя душа запела: «Окрасился месяц багрянцем, где волны бушуют у скал…»
     Под последние слова припева «… поедем, красотка, кататься, давно я тебя не поджидал», свернув с шоссе, я выехал на грунтовую, посыпанную щебнем дорогу, по обе стороны от которой стояли дома. Деревенская улочка с самого ее начала стала уходить вверх. Вот уже два года, как я купил дом на дальнем конце этой улицы. Небольшое, деревянное, с парой окон, закрытых решеткой и разбитым стеклом, строение, бывшее когда-то магазином, несмотря на его раны, встречает меня добродушно. Но этого не скажешь о появившейся недавно здесь, на окраине, в одном из домов, собаке. Завидев меня, она выскакивает из двора, подбегает ко мне вплотную и, оскалив пасть, издавая громкий, надрывный лай, сопровождает до самого верха.
     Поэтому, поравнявшись с «магазином», желая побыстрее проехать дом с этой «злюкой», я прибавил газу. И вдруг увидел, как сверху по дороге на меня катится серый шар. Уже через пару секунд я смог различить морду, лапы и услышать жаркое дыхание из открытой пасти.
     - Динка! – радостно крикнул я, увидев другую, давно знакомую мне и отличающуюся приветливым нравом, собаку. В это время серый, словно пепел, пес среднего размера с хвостом, загнутым крючком, подбежал к злосчастному дому и, подняв морду, встал, как вкопанный. Его стойка говорила о серьёзных намерениях, твёрдый, немигающий взгляд был обращен в сторону дома. «Злюка» не появилась.
     - Динка! Ты прибежала меня защитить? Спасибо тебе!
Остановился в надежде, что она, как всегда, подойдет ко мне, и я смогу, погладив, отблагодарить ее. Но Динка стойко стояла на своем посту. 
     Всю оставшуюся дорогу я стал вспоминать все, что знал об этой собаке… Еще щенком мышиного цвета с пытливыми карими и горящими глазами один из сыновей моего брата взял его для своих детей. Жили они по соседству, вся семья сына дни напролет пропадала в школе: кто работал, кто учился. Щенка никто не привязывал, и тот повадился приходить на двор к брату. 
     Вскоре пса, оказавшегося сучкой, назвали Дина. Все, в том числе и брат, увлекающийся охотой, думали, что из него вырастет настоящая лайка. «Будет с кем ходить на охоту», - надеялся брат. Но его чаяниям не суждено было сбыться. По собачьим меркам Динка выросла в довольно крупную собаку.  Правда, уши у нее не стояли, морда была не клинообразная, скелет, недостаточно мощный. Не так, как у лайки. Но по окрасу и хвосту кольцом можно предположить, что кто-то из ее родителей все же был лайкой. Брат несколько раз брал собаку в лес, но там ее больше интересовали запахи цветов, шуршание травы и шелест листвы на деревьях. Очевидно, в ней еще не проснулся инстинкт хищника. Динка росла и все больше приваживалась ко двору брата. Смирившись с ее повадками, брат поставил в саду конуру, в которой, по его замыслу, собака должна жила, а заодно и сторожить сад. Но Динка, привязавшись к людям, никак не хотела жить в конуре. Она стремилась быть поближе к ним.
     Я отчетливо представил мою первую встречу с Динкой. Это было года три тому назад. Тогда в один из осенних сумрачных вечеров я пошел к брату в гости. Войдя в небольшой неосвещенный коридорчик, почувствовал, что я не один, мне даже показалось, что кто-то наблюдает за мной. До входной двери надо было пройти всего пару метров. Осторожно ступая на деревянный, покрытый дорожкой пол, я медленно пошел к двери.
     - Фу ты! Кто это?! Здесь точно кто-то есть, - тихо выругался я, наткнувшись на что-то неподвижное и мягкое. В следующее мгновение дверь попыталась открыться изнутри. Но она лишь немного приоткрылась и остановилась.
     - Динка! Опять ты тут лежишь! Места другого не нашла! Шла бы в конуру, - послышался из-за двери голос брата.
     Я невольно опустил глаза вниз: тонкая и слабая полоса света легла на серый живой ковер. Он пошевелился, дверь приоткрылась шире, и я разглядел лежащую прямо у двери собаку. Раскинув конечности и приподняв морду, она смотрела на меня. Ее темные слезливые глаза выражали покорность. В них читалось: «Добрый вечер…» Осторожно пробираясь, чтобы не наступить ей на лапы или хвост, я вошел в дом.
     - Вот, привыкла тут лежать… Никак не отвадим, - незлобно, словно вступаясь за собаку, сказал брат, пропуская меня в дом.
     - Да ладно, пусть лежит. Чай, в конуре холодно, - защитила собаку его супруга …
     Через некоторое время, уходя из гостей, я неспешно, осторожно открыл дверь. Динка по-прежнему лежала в коридорчике и, приподняв морду, спокойно, не моргая, смотрела на меня: «Уже нагостился? Приходи еще…»  Свет электрической лампочки явно мешал ей – она прикрыла глаза и опустила морду на дорожку. 
     Позднее я часто встречался с Динкой, то на дворе брата, то просто на улице. Всегда, повиливая хвостом, она подходила и тыкалась теплой сырой мордой в мою руку. При этом, не отводя своих темных глаз, она смотрела доверчиво и дружелюбно. Ее чуткий взгляд выражал достоинство, уважение и понимание. Вот бы людям научится так глядеть в глаза собеседнику! Динка не изменяла своим правилам даже вовремя «собачьей свадьбы», когда была занята вниманием нескольких псов - ухажеров. 
     Более года тому назад я увидел Динку в Шишкине. Рядом с ней был крупный, палевого окраса, с невыразительными признаками немецкой овчарки пес, которого я приметил в деревне еще ранее. Он был своего рода «стражем» нашей улице, ибо встречал лаем каждого въезжающего незнакомого. За время нашего знакомства для этого пса я так и не стал «своим». Но все изменилось с той поры, как, со слов моей супруги, Динка «вышла за него замуж».
     С этой поры встреча с ними при въезде на деревенскую улицу стало своего рода «оберегом». В случае их отсутствия я испытывал некоторое огорчение, когда их не было уже несколько дней - даже озабоченность. Вдруг что-то случилось с ними в лесу? Мой брат рассказывал, что дворовые собаки тоже охотятся на дикого зверя, и даже на кабанов. При этом часто получают раны, а иногда и погибают. Та же самая Динка, «выйдя замуж» в Шишкино, по-прежнему по вечерам, а часто и ночью приходила в свой прежний дом подкормиться и залечить раны. Некоторое сомнение сначала у меня вызвал рассказ брата о том, что Динка перестала приходить к ним днем потому, что одна из их кошек, окотившись, стала нападать на нее. Но, представив Динку, я понял, что она вовсе не испугалась эту кошку. Своим звериным чутьем собака поняла, что та кошка - мать, и бескорыстная Динка не стала беспокоить, мешать ее счастью.
     Проходил день, другой, и наша пара вновь появлялась на своей неизменной позиции при въезде на деревенскую улицу. Прихрамывание, темно-бурое пятно на боку Динки говорили о том, что время они проводили не праздно. Очевидно, под влиянием «мужа» в ней проснулся инстинкт охотника.
     Тот день на даче прошел незаметно. Истощенная за лето земля радостно принимала перегной, золу и прочие народные «удобрения»; кусты смородины, щедро отдав свои ягоды, легко колыхались на ветру. Стоило мне войти в начинающийся сразу же за околицей лес, как он, приветливо зашуршав, тихо явил свои дары. Рядом с проселочной дорогой, в зарослях молодых березок, уже примеряющих позолоченную парчу, приметно хороводило семейство огненно-рыжих подосиновиков. В начавшемся за березняком сосновом перелеске, собравшись в грудки, лоснящиеся маслята потешались над ярко-красным мухомором: «Стоит, как маяк, выпендривается! А всего толку-то от него – лишь мух морить». На все это, чинно выпятив свои округлости, из-под куста орешника взирал крепыш-боровик.  Вскоре мое лукошко стало прибежищем для этих лесных насельников.
     Уже вечером, когда багровое солнце легло на горизонт, а неутомимые ветра опустились на землю, я загрузил в багажник мопеда немного овощей (для грибов нашлось место в холодильнике) и стал возвращаться обратно, в поселок Филинское. Не буду скрывать, с первой же секунды, как отъехал от дома, ждал встречи с Динкой!  Представлял, как она, выбежит на дорогу и молча будет сопровождать меня взглядом. И я увидел ее… Услышав шум мотора, собака выбежала на дорогу и некоторое время смотрела в мою сторону. Но потом, очевидно, убедившись в том, что я приближаюсь, побежала от меня по дороге. «Куда это она? Обиделась? Или что-то другое?» - подумал я и тут же получил ответ. Динка подбежала к тому самому дому, из которого выбегала «злюка» и встала. Когда я проезжал мимо, она стояла неподвижно, как столб, лишь повернув в мою сторону голову. Ее глаза говорили: «Проезжай спокойно. Я ее не пущу!» Я понял ее, внутри меня что-то сжалось, голова стала горячей, глаза прослезились: «За что мне такая благодарность? Если за заботу, то она скудная – один, два куска хлеба и то при случае. Динка - ты просто друг! Друг - собака! Человек! Ты, облаченный в паранджу лести, зависти и скупости, считаешь себя венцом природы, любимчиком бога! Не кажется ли тебе, что с каждым веком пороки все более растлевают тебя? Остановись, вернись к истокам! Не на словах, а на деле!»
     История с этой собакой имеет продолжение… И главными героями его стали сама Динка и ее пес - муж. Когда моя супруга, увидев их вместе, сказала, что «Динка вышла замуж», она как в воду глядела. Мы уже привыкли видеть их вместе при въезде на улицу, а иногда - одну Динку, тут же сутками ожидающую своего «мужа», по нашему предположению, занятого добычей пропитания для «семьи». Правда, «детей» у этой семьи не было, в чем, очевидно, повинны люди, топившие Динкиных щенят. Мы, заботившиеся о собаках – кормившие их и предоставляющие им кров, узаконили за собой право решать судьбу новорожденных щенков, оправдывая свои поступки: «Безмерно расплодятся, не прокормишь, все равно перемрут…». А может быть, предоставить их самой природе? Не получится! Мы живем в человеческом обществе с его обличительными, эгоистическими нравами. Наверное, сегодня это норма …
     Буквально накануне мы решили сфотографировать вместе Динку и ее пса. Не доехав несколько метров до этой пары, отдыхающей чуть поодаль от дороги, я остановил машину. Моя супруга, взяв фотоаппарат, решила подойти к ним поближе. Динка, лежа на пожухлой траве, лишь повернула в ее сторону голову и, медленно помахивая хвостом, спокойно посмотрела на нее. Пес, наоборот, встал, сделал несколько предупредительных шагов в сторону приближающейся супруги, а затем развернулся и остановился между ними. В его глаза покорность граничила со смятением, сквозь теплый добрый взгляд пробивались холодные искорки недоверия.
     - Смотри! Он закрывает ее от тебя, - сказал я через приоткрытое окно автомобиля, -  он защищает Динку!
     Пес не рычал, не скалился. Стоя боком к супруге, он присел на полусогнутые лапы и опустил голову. Динка молча, прищурив глаза, принимала его защиту… Пусть простит меня человечество, но в ту минуту я захотел быть собакой, забыть о своем «человеческом величии» с его притворством и стать примитивным зверем.
     Дома, в поселке, у нас разговору было лишь о об этой паре. Мы смотрели на фотографии, вспоминали все наши встречи с этими собаками, потом я позвонил брату и ему рассказал об удивительных поступках Динки и ее пса - ухажера. Брат нисколько не удивился: «Да, она очень умная собака, а главное - добрая. Уйти из дома из-за кошки с котятами, кто бы мог подумать…»
     А Динку я по-прежнему встречаю в Шишкине. Каждый раз, когда я останавливаюсь, она подходит ко мне, и я бережно глажу ее морду. В ответ она спокойно и доверчиво сморит мне в глаза. При этом пес лежит несколько в стороне и негромко лает. Правда, последний раз, он демонстративно, неспешно встал и ушел в заросли заброшенного сада, примыкающего к нежилому, обветшалому дому.
      Простите меня, Динка и твой пес - муж, за то, что я вполне по-человечески, бесцеремонно касаюсь вашей жизни.