Два охотника

ДВА ОХОТНИКА

(шокирующая версия истории Красной Шапочки)

- Что-то подсказывает мне, что мы заблудились, - поправляя на плече ружье, устало декларировал Клаус, на третий день бессмысленного и безнадежного блуждания по густой и темной тайге.
- А у тебя, Клаус, сколько баб было? – ответил вопросом Карл, хлестким шлепком убивая комара на щеке друга. Клаус пошевелил обветренными губами, что-то подсчитывая в уме.
- До тебя? Восемь, не считая Гертруды, - наконец сказал он.
- А почему: не считая Гертруды? – оживился Карл.
- Она – жена. Да ведь дело-то не в количестве. Это ведь – любовь! Она должна быть в единственном числе! – глаза его подернулись мутной, мечтательной поволокой. Они сели на берегу живописного, поросшего осокой и камышом, болота, сняли с плеч котомки с харчами, охотничий рог, мешки с порохом, сумки с убиенными вальдшнепами, глухарями, сайгаками и кабанами. Закурили трубки.
- Verdammte Kake! Шнапс кончился, в рот мне рог изюбря! – грязно выругался Клаус, в раздражении встряхивая пустую баклажку.
- А я вот часто думаю, - откидываясь на сыру траву, задумчиво заговорил Карл, - В чем онтологический смысл нашей жизни?
Клаус еще немного поворчал на пустую бутылку, затем ответил: - Конкретно в нашей ситуации – в том, чтобы выйти из этого леса!!! O! Dieser Reisesforst!
- Ха-ха-ха-ха, - добродушно рассмеялся Карл, оценив юмор приятеля, - Да нет! Я вообще! Для всех людей! Для всего человечества: в чем смысл существования?
- Думаю: в процветании рода, племени, страны, всего мира, в процветании каждого конкретного человека.
- Да? А тебе нужно мое процветание? – криво ухмыльнулся Карл.
- Несомненно! – еще кривее ухмыльнулся Клаус, - Если ты будешь процветать, ты станешь добрее. И, возможно, поделишься со мной или с другим, не процветающим человечком….
- Но вот смотри: - Карл оживленно приподнялся, - Язычество, как религия и культурология, в самом деле, призывает каждого заботиться о себе и о роде. Но уже Иудаизм утверждает, что бог создал человека как сотворца, поэтому смысл жизни человека в служении Богу. Человек должен заботиться о своём здоровье и благополучии своей семьи, чтобы всегда быть готовым поспособствовать богу в установлении его царства.
- Про моему, это глупость. Как ты поспособствуешь Богу? И на хрена ему это царство? Мировое! Это же тоталитаризм!!! Вот мы убили с тобой вот этого кабана! Благо это или грех перед Создателем? Ведь мы лишили отца маленьких кабанят!
- Но зато мы будем сыты!
- Выходит: мы – язычники?
- Это уже софистика. Ну, фсе! Ладно, хватит философствовать! Надо идти! Смеркается в лесу дюже рано.
Где-то за болотом завыл одинокий волк. Ему отозвалась одинокая выпь. Перекличку подхватил одинокий пыжик, сова, мышка полевка….
- Похоже, мы с тобой попали в геопатагенную зону, – намыливая мылом опухшую от укусов комаров рожу, заключил угрюмо Карл, ранним утром, через неделю. - Мы так до Рождества не выберемся!
- Ничего, - голосом, исполненным оптимизма, ответил Клаус, - У нас есть кремень и кресало! Добудем огонь! И кабаны с сайгаками! Будем делать стейк! Как-нибудь, проживем! Постой! Чу! Ува! Я слышу какие-то странные звуки!
- Это не я, честное слово! – испуганно и, как-то, чересчур поспешно отрекся Карл, - Это же геопатагенная зона! Хотя, постой, постой, ты прав: Я тоже слышу звуки…. Какой-то шум и гам!
- Это похоже на урчание живота Гаргантюа, при расстройстве желудка! Орлюю-лю, орлюю-лю! – пропел в сторону шума и гама старинную тирольскую, охотничью песню, Клаус. Тем не менее, несмотря на утонченную иронию ситуации, они все же пошли на звуки, и вскоре, буквально через два часа, вышли на небольшую полянку, на которой стояла покосившаяся, черная от времени, избушка, с единственным, не застекленным окном.
- Прикрой меня! – прошептал одними губами Карл, после чего, взвел курок своего «Ремингтона». Приложив палец к губам друга, приказывая Клаусу молчать, осторожно ступая по сухому валежнику, он перебежками и перепрыжками, стремительно помчался к дому. Одним, мощным ударом ноги, резко, привычно, выбил ветхую дверь, отчего пробил в ней дыру и, создав на, и без того, не привлекательном лице, страшную гримасу отчаяния и боли, ворвался в хату с криком:
- Всем - на пол! Лежать, суки!
Из-за его спины с опаской выглядывал запыхавшийся Клаус.
- Суки! Суки! Суки! – эхом отозвался разбуженный лес. Хата была почти пуста. Лишь на старой, железной койке, с ржавыми грядушками, укрытый, дырявым, пробитым в нескольких местах шрапнелью, старым солдатским одеялом, помнившим еще жопу Кайзера Вильгельма, лежал, дрожа от страха, серый волк, с выпученными, словно от обострения базедовой болезни очами. Он тяжело дышал. Живот его был неестественно вздут. Стало ясно: Именно этот живот издавал такие фантасмагорические, нестройные, атональные звуки додекафонии. Внутри чрева бурчало, хлюпало, улюлюкало, и хрипело, словно там стоял адский котел, в котором, словно хинкали, варились грешники.
- Волк? Ты? – удивленно опуская ружье, не то, спросил, не то, ответил Карл. Волк утвердительно кивнул, и от такого усилия мучительно громко выпустил газы.
- Фу! Он от усилия как-то мучительно громко выпустил газы! – поморщился Клаус, - Да что ты с ним церемонишься? Еще расцелуйтесь! – восликнул он в гневном исступлении, доставая мачете, доставшийся ему еще от дедушки по материнской линии, Родриго Мендосо, воевавшим под знаменами Мигеля Идальго-и-Кастильо, - Мочи его!
И не успел Карл моргнуть глазом, как Клаус со всей дури, да ка-а-а-ак е…нет по пузу волка страшным ударом дедушкиного мачете! Ужас! Раздался неестественно громкий хлопок. Пузо лопнуло, как грелка, надутая Брюнгильдой, обдав охотников с ног до головы ошметками кишок, брызгами крови, вперемежку с желудочным соком. А из пуза, брезгливо вытирая с лица остатки не переработанной пищи, выползли старушка с клюкой, и прекрасная девочка-подросток, в красной от крови шапочке.
- Das ist nett von dir! – благодарно кланялась старушка, словно китайский болванчик.
- Tausend Dank! – кокетливо делала многократный книксен Красная Шапочка (а это, как вы догадались, была именно она!)
- Да, ладно, - смущенно отвечал Клаус, оценивающе оглядывая ладную фигурку и козьи перси торчащие из деколте девочки-подростка.
- На нашем месте, так поступил бы каждый! – кокетливо ответил с присущим ему пафосом, несносный фат и щеголь, Карл. Потом они еще нашли во чреве у волка золотые кольца, цепочки, перстни разные, сережки с яхонтом, яйца Фаберже. Просто волк до бабки с девочкой, ювелира известного съел. Тот на ярмарку шел, на ювелирные салон.
- Н-н-н-н-н-е трогайте! Это… Это мое! – услышали охотники слабый, невнятный стон позади себя. Это волк пытался им что-то сказать, показывая лапой на драгоценности.
- Что? Воды тебе? – притворившись, что не слышит, спросил Клаус, - Х…й тебе, а не воды!
И они весело, по-охотницки, от души расхохотались. Потом они нашли во чреве волка старинные книги: первое рукописное издание «Песнь о Хилдебранте» (810 г), «Песни о Нибелунгах», «Похвала глупости» Эразма Роттердамского. Это волк до ювелира книгоношу съел. Тот нес через лес книжки в сельскую передвижную библиотеку. Ну, там было еще по мелочам: спагетти (итальянца съел) шаурма (китайца съел), машинка швейная Zinger (портного съел). Но они все это оставили волку. Они же не звери, какие-нибудь. (Впоследствии, Шарль Перро, описываю эту историю, под своим углом, опустит эти, несущественные, по его мнению, детали)
- Странная штука – жизнь! – закуривая трубку, размышлял Карл, удобнее усаживаясь на подушках, и осторожно перелистывая пожелтевшие страницы «Песни о Хильдебранте» - Иногда она преподносит нам невероятные сюрпризы! И некоторые из них весьма и весьма приятны для души….
- Это факт! – согласился Клаус, поглядывая в окно, где молодая монашка, одетая в белоснежные панталоны, развешивала сушиться на веревку постиранные в Рейне, простыни, - Не надо было нам с тобой, Карл, ентих бледных грибов кушать!