Благородство

Б Л А Г О Р О Д С Т В О.

      Порядком  устав  после  непростого  трудового  денька,  еду  домой  в  трамвае.  Все,  как  и  обычно.  Подлетает  ко  мне молодая, шустренькая  кондукторша,  в  момент  обилечивает,  и  я  спокойно,  уже  вполне  законно,    сажусь,  этак  вальяжно  развалившись  на  свободном  месте.  Внешний  вид    у  меня  постоянно  интеллигентный,  согласно  занимаемой  должности  и  сообразно  возраста: костюм-тройка,  к  нему,  естественно,  яркий  галстук,  белая  шляпа,  и  светлые  кожаные  штиблеты. И  плюс  тросточка  красивая.
      Короче  говоря,  ни  дать,  ни  взять - респектабельный,  барственного  вида  мужчина  в  приличном  уже  возрасте  и  потому  с  соответствующим    брюшком.  Час  пик,  народу  в  салоне  полным-полно  и  весьма  странно,  что  приземлиться  в  этот  раз  удалось  даже  на  одинарном  месте  у  окошечка. Довольный,  сижу,  природой  любуюсь,  как  вдруг  впереди  шум,  гам, визгливое  женское  речевое  сотрясение  воздуха,  быстро  дошедшее по  громкости  до  не  рекомендованных  медициной  вредящих  децибелов. 
      Ох,  как  трудно  утерпеть  мне,  из  советского  поколения,  находиться в  совершеннейшем  неведении  от  непонятного  шума,  происходящего  там,  впереди.  Да,  ведь,  тем  более,  что  еще  и  профессия  попросту  обязывает  меня  вмешаться.  К  тому  же,  плюс  моя  не  совсем  забытая   внутренняя  «коммунистическая  совесть-справедливость»  никуда  ведь  не  ушла.  Пока  это  чувство  рядом - оно  так  и  зовет  подойти  и  «разобраться».  Нам,  «бывшим  коммунистам»,  когда-то  ведь  буквально  «до  всего  было  дело».
      Вот  потому-то  и  заиграло  ретивое: а  вдруг  кому  помощь  нужна,  или  хотя  бы  совет  дельный,  с  учетом  нехилого  знания  УК  РФ?  Это  мы  можем.  И  стал  я  пробиваться  через  толпу  поближе  к  источнику  шума.  И  хорошо,  что  подошел.  Правда,  насчет  того,  «хорошо»  ли  я  сделал,  приблизившись – это  понял  уже  потом,  чуть  позже,  но  творящееся  в  салоне  и  в  действительности  требовало  вмешательства  некоей  «третьей»  силы.  Только  вот  сила  эта  в  салоне  пока  что  в  упор  не  находилась.
      Да-да,  несмотря  на  большое  количество  пассажиров.  Впрочем,  как    обычно  на  Руси  и  происходит,  инцидент  наблюдали  все, слушали – тоже  все,  однако  вот  исполнение  знаменитого,  истинно  русского,  крылатого  выражения  «моя  хата  с  краю»,  народом  соблюдалось  неукоснительно.  Смотрели  люди  и  размышляли,  и  каждый  судил,  разумеется,  со  своей  колокольни: кто  с  пониманием,  кто  с  осуждением,  а  кто  и  с  полным  безразличием… Чувствовалось,  дожидались  того,  «кому  до  всего  есть  дело»  и  недоумевали: ну,  неужели  в  стране  подобные господа-товарищи вконец  перевелись? Но  нет.  Один-единственный,  но  все-таки  отыскался. 
      Да.  Конечно.  В  виде  моей  персоны.  Как  оказалось,  происходящее    даже и яйца  выеденного  не  стоило,  но  ситуация,  однако,  не  разрешалась.  Словом,  у  окна,  на  одинарном  сиденье,  восседала  особа,  экипированная  «соответствующим  образом».  Это  была  молодая  женщина,  по  внешнему  виду  «бомж»,  с  всегдашним  для  данной  категории  товарищей огромным  баулом  всего  жизненно  ей  необходимого  на  коленях,  и,  естественно,  с  невыносимым запахом  свалки.  Но,  всем  на  удивление,  без  перегара.
      Наконец,  «дамочка»,  видать,  уже  перестав  остерегаться за  свое  «ценное»  имущество, таки  выпустила баул потому,  что обеими  грязными  руками  намертво вцепилась  в  сиденье. А все вот  из-за  чего.  Боевая,    упертая,  непреклонная  кондуктор  правой  рукой  в  специально  надетой  для  подобного  «поединка  с  бомжами»  перчатке  безуспешно  пыталась оторвать вцепившуюся, источающую «благоухающий  аромат»  пассажирку,  с  сиденья.  Оценив  обстановку,  становлюсь  рядышком  и  наблюдаю.
      Разумеется,  я  предположил,  что  мой  интеллигентный вид  в  тройке  с  галстуком,  и  отнюдь  не  молодой  уже  возраст,  и  элегантная  тросточка,  думалось,  дают  мне  некое  право  на  деликатное  вмешательство  в  спор,  и  я  учтиво  осведомляюсь  у  кондуктора  о  сути  происходящего.  Она  же,  трамвайная  работница,  возмущенная  до  предела  и  продолжая  с  силой оттаскивать упорную,  ни  в  какую  не  желающую покориться пассажирку,  стала  громко  оправдываться,  защищая  правомерность  своих  действий.
      Мол,  во-первых, чумазая  представительница  женского  пола,  нисколько   не  озонирующая  салонный  воздух,  никого  не  стыдясь, нагло  втесалась  в  переполненный  транспорт,  в  гущу  порядочно  одетых  людей.  И,  к  тому  же,  ведь  еще  и  каким-то  образом  сумела  бесстыдно  усесться!  Но  пусть  она  села,  ладно.  Хрен  бы  с  ней.  Даже  и  лучше.  Может,  кого  запачкает  поменьше.  Однако,  во-вторых,  а  это  самое  заглавное,  она  же  ведь  за  билет  не  заплатила!  А  ведь  еще  более  странно  желание  совершенно  уже  обнаглевшей  «зайчихи» – она  не  собирается  оплачивать  проезд  вообще!
     И  уже  ко  мне. Мол,  прикидываете  теперь,  дяденька-интеллигент?  Уперлась  рогом  и  говорит  странные  вещи,  словно  адвокат  на  судилище: якобы, пускай  оплачивают проезд  те,  кто  ее  до  такой  «шикарной»  жизни  довел!  Допустим,  лично  она  в  «доведении»  ее  точно  никакого  участия  не  принимала,  но  если  сейчас  в  вагон  вдруг  войдет  контроль,  то  вот  это  бесцеремонное,  нахально  усевшееся,  упертое  во  все  и  вся  чмо,  увольнению  ее  посодействовать,  вне  всякого  сомнения,  еще  как  сможет! 
      Увидев  же  мою  протестующее выставленную  длань  и  продолжая  насильственную,  правда,  все  еще  пока  бессмысленную,  акцию  изгнания   пассажирки  одной  лишь  рукой,  кондукторша  вызывающе,  с  этаким  апломбом,   неожиданно  предложила.  Мол,  по  опыту  она  уже  и  видит,  и  чувствует, что я, пожилой,  серьезный,  интеллигентный  с  виду  гражданин,  собираюсь  защищать  ее.  Но  такие,  как  она,  за  целый  день  надоедают  хуже  горькой  редьки!  Специально  для  них  ведь  и  перчатка  заготовлена. 
      И  если,  мол,  мне,  настолько  любезному,  так  жаль  ее,  и  я   чересчур  уж  добренький,  то  она  предлагает  прикупить  для  своей  «красавицы»  билетик,  и  тогда  пускай  катит  она  до  своей  конечной  остановки. Да,  туда, туда, ближе  к  городской  свалке!  А  то  все  советчики,  мол,  до  такой  степени  умные,  на  словах  жалостливые,  а  коснись  практического  дела  за  кого  заплатить – так  сразу  и  в  кусты.  А  ей,  кондуктору,  контроль  ни  за  что  по  шеям  даст.  Короче,  мол,  все!  Пусть  сейчас  же  уматывает  из  переполненного салона, или билет  приобретает!  Хватит  болтать  без  толку!
      Народ  вокруг  шумит,  галдит,  однако,  платить  за  нарушительницу  никто  не  торопится,  и  тут  я  с  большой  долей уверенности  убеждаюсь: пожалуй,  психологически  мой  звездный  час,  пускай  и  минутной,  но  ведь  славы,  приблизился.  Да-да.  Той  всю  жизнь  нравящейся  мне  игры  в  «благородного  рыцаря».  Словом,  чтоб  хоть  чуток,  хоть  на  мгновение,    возвыситься  над  всеми  простыми  смертными,  но  при  этом  как-то  еще  и  исхитриться,  постаравшись  ничего  не  потерять  и  лично  своего…
      Но  что  тут  поделаешь?  А  нравится  мне  это!  Как  говорится,  «хлебом  меня  не  корми».  Ведь  у  моей  супруги  за  нашу  длительную  совместную  жизнь  для  меня  даже  слово  относительно  вот  этого,  по  ее  словам,  поистине  «шизофренического  желания»,  подобрано.  В  словаре  с  трудом,  но  разыскать  можно.  Словом,  медом  меня  не  корми,  до  такой  степени  люблю создать внешнее впечатление. Ну, «отсутствующую великость» показать.  Короче  говоря,  еще  с  молодости  «показуху»  обожаю.  Мол,  «я  не  я». Хоть  и  не  граф,  но «ячество» имею.  Да,  пускай  это  и  видимость...
      А  если  выразиться  более  грамотно  и  не  столь  обидно для  себя – то  этаким  барством,  благородством,  перед  народом  порисоваться  люблю.  И  тут  я,  величаво  подняв  руку,  требую  у  масс  тишины,  и  минуточку  внимания.  Эффектно,  со  значением  поправив  белую  шляпу,  привычно  подтянув  галстук,  интеллигентно  и  значимо  изрекаю: «Господа  россияне!  К великому  сожалению, в деньгах  поиздержался  я  ввиду  непредвиденных  расходов,  но  только  не  сомневайтесь: при  их  наличии  я,  разумеется,  непременно  оплатил  бы  проезд  данной  российской,  (нашей)  гражданки. 
      Однако,  товарищи  мои  дорогие,  выход,  тем  не  менее,  есть.  Дабы  помочь  человеку,  да  еще  и  молодой  женщине,  оказавшейся  в  несколько    затруднительном  положении,  к  тому  же,  чтобы  еще  и  постараться  не  подвести  строгого,  добросовестного, рачительного,  вон  как  болеющего  за  свое  дело  молодого  кондуктора,  предлагаю  альтернативный  вариант,  который,  устроит  абсолютно  все  заинтересованные  стороны.  И  его,  я  почему-то  в  этом  попросту уверен, обязательно поддержат  и  пассажиры.
      Мне,  граждане,  выходить  через  4  остановки.  Но,  господа,  ради  столь  нужного  дела  я  выйду  прямо  сейчас  же,  и  потихоньку  прогуляюсь,   пройду  это  расстояние  до  своего  дома  пешочком,  зато  свой  билетик  передаю  сидящему  бедному  созданию.  Не  трогайте,  не  обижайте  ее.  Пусть  следует  она  туда,  куда  ей  нужно.  Как  Вы  на  это  посмотрите,  уважаемые  россияне?».  Не  дав  времени  кондуктору  опомниться  и  додумать  неожиданное  предложение,  протягиваю  бомжихе  свой  билет  и  этак  чинно,  благородно,  с  чувством  выполненного  долга,  и,  конечно  же,  гордо,  с  высоко  поднятой  головой,  начинаю  спускаться  по  ступенькам.
      А  вослед  себе  я  прямо  самой  спиной,  всем   существом,  чувствую  те  ожидаемые,  восхищенные,  так  необходимые  для  моей  тонкой  натуры,  чуток  подпорченной  «великостью»,  взгляды  наших  соотечественников.  И,  вдобавок,  обострившимся  слухом  слышу  я  долгожданные  дифирамбы  голосов  сограждан,  удовлетворенных  моей  речью  и действиями… Мол,  разве  не  видите,  люди!  Граждане!  Да,  вы  только  посмотрите!  Невзирая    на  жизнь  нашу  трудную,  архи  сложную,  оказывается,  все  же  ведь  не  перевелись  еще  на  Руси  благородные  рыцари,  такие  вот,  как  он,  вот  этот  видный  пожилой  интеллигент  и  настоящий,  истинный  джентльмен!
      Наконец-то!  Да,  это  как  раз  то,  что  мне,  господа,  и  требовалось!  От  секундного  ощущения  своей  важности,  уподобляясь  известной  басне  Крылова,  у  меня  аж  буквально  «в  зобу  дыханье  сперло»,  голова  этак  еще  раз  горделиво,  прямо  сама  собой,  выше  некуда  вздернулась.  Собираясь  уже  ступить  на  землю  обетованную,  я  представлял,  как  вон  по  той  аллейке  ровненько  через  пять  минуток  я  очень  скоро  буду  возле  своего  жилища.  Спросите,  почему  так  быстро  и  где  же  объявленные  мной  четыре  остановки  до  родных  пенатов?  А  все  потому,  господа  хорошие,  что  на  самом-то  деле  именно  эта и  есть  моя  родная  остановка. 
      Да-да!  Ибо  акция  была  заранее  рассчитана  и  просчитана.  Как  в  той  аптеке.  А  для  чего  мне  дальше-то  ехать?  Правильно?  В  столь  нужное  мне  благородство  я  сыграть  успел.  Вожделенный,  столь  недостающий    моральный  кейф  получил,  струны  душевные  пощекотал.  Да,  кстати,  вовсе  не  зря.  Заодно  и  пользу  принес: чучелу  огородному,  бомжихе,  помог  до  трущоб  ее  не  пешком,  а  на  колесах  добраться.  Разве  мало?  И наблюдавшие  инцидент пассажиры  тоже  довольны  всем  произошедшим.
      Так  что… Только  вот  случившееся  далее  остальное  положительное  додумать  я,  к  сожалению,  не  успел…Видимо,  излишне  уж  высоко  и  гордо  подбородок  мой  задрался  при  высадке, и  чуток  лишку  я  о  себе,  родном  и  «великом», возомнил, поэтому  на  последней  ступеньке  взяла,  и  подвела  зараза,  соскользнула  с  металла  гладкая  подошва  кожаного  штиблета… Посему  я  помню  только  удар  о  твердь,  яркий  сноп  искр,  а  затем - гробовая  тишина. Потом  уж  мне  поведали,  что  упал  я  очень  даже  смешно.  Как  говорится,  в  свой  немалый  рост,  и  «во  весь  хлыст»,  да  ведь  еще  головушкой об земельку.  Но  позднее,  потом, выявил ошибку.
      Однако,  ведь  вовсе  и  не  о  кормилицу-землю,  а  о  жесткий  асфальт  я  черепушкой  в  белой  шляпе  приложился,  и  очнулся  уже  в  мчавшейся  во  весь  опор  машине.  Где  я?  По  специфическому  запаху  медицины  понял,  дошло  до  меня  вполне  возможное  местонахождение,  но  вот  к  аромату    лекарственному откуда-то  весьма  явственно  примешивался еще  и  запашок  тяжелый,  неприятный, и даже зловонный…Очень  знакомый,  ни  с  чем  не  сравнимый  дух  свалки,  который  я  недавно  уже  ощущал.  Пригляделся.
      Оказалось, мою руку бережно поддерживала…трамвайная  безбилетница,  а  в  другой  длани  ее  была  шляпа.  Да,  моя.  Правда,  головной  убор  был  уже  не  совсем  кипенно  белым,  а  здорово  испачканным,  и  даже  со  следами  крови  на  нем.  Тросточка  находилась  тоже  рядом.  Только  возле  «дамы»  почему-то отсутствовал  ее огромный,  страшно  грязный  баул с находящимися в нем необходимыми  жизненными причиндалами.  Со  слов   незваной  помощницы  узнал  я,  что  кроме  нее,  бомжихи,  «благородному  рыцарю»,  более  никто  из  россиян,  «восхищенных  его джентльменским поступком» помочь, однако, не  соизволил.  Видать, всем  чересчур некогда...
      «Дама»  успокоила  меня  по  поводу своего отсутствующего «багажа». Она уже звякнула «гражданскому мужу», который и заберет его на  конечной  остановке  трамвая.  Она  ведь  все  понимает.  Ввиду  тошнотворного  запаха  к  ее  баулу  даже  и  собака  не  приблизится… Проверено.  И  заодно  она  глубоко  извиняется  передо  мной  за  вторжение  в  мой  карман,  так  как  именно  по  сотовому  она  и  «скорую»  вызывала,  а  остальным  пассажирам  трамвая  в  благородство  играть,  по-видимому,  недосуг…  Все  деловые,  страшно  занятые.  Это  ей,  бомжихе,  можно  задержаться  и  помочь  в  беду  попавшему… Да, тем  более,  еще  и  тому  челу,  кто  не  погнушался,  не  побрезговал  за  грязную  и  дурно  пахнущую  бомжиху  заступиться…
      К  тому  же,  пословицу  «долг  платежом  красен»  пока  еще  никто  не  отменял,  и  по  жизни  она  всегда  неукоснительно  ей  следует.  Ах,  как  хотелось  мне  вначале  сознаться  в  специально,  заранее спланированном, а затем и содеянном  мной  показушном  неблагодарном  действе! Что очень  уж сильно хотелось щегольнуть, поиграть  в  благородство  подвернувшимся  случаем мне, бестолковому…Но я вовремя остановил себя. Подожди…А, собственно  говоря,  какой  будет  смысл, если  я  сознаюсь  в  этом,  и  что  сие может изменить в уже происшедшем? «Дама»  и  впрямь  расстроится…
      И,  в  таком  случае,  она  ведь  может  даже  и  оставшуюся  где-то  в  глубине  души  веру  в  людей  потерять  окончательно… Особенно  в  таких,  как я, разодетых в интеллигентную  тройку,  а  если  сознаться  честно - с  показушными добропорядочными  намерениями…Ибо не возгордись,  не  вознеси   я  себя  сверх  всякой  меры,  не  потеряй  контроль  над  собой,  и  настолько  глупо  и  комично  не  сверзись  со  скользкой  металлической ступеньки,  «дамочка»   спокойно  бы  и  доехала.  И «ароматный»  баул  бы  свой  в  трамвае  не  оставила  из-за  меня.  Верно  же?  Да-да.  Ладно. Пусть  будет  все  так,  как  оно  и  произошло  в  реальности.  Коли  уже  случилось.
      Да-да.  Пускай  безбилетница  остается  тем,  кто  она  есть,  а  я  в  ее  понимании – настоящим «рыцарем благородным». А  потому  что  абсолютно  никому  от  этого  не  будет  «ни  жарко,  ни  холодно».  А  я  лучше  всего  постараюсь сделать для отзывчивой,  доброй  души  нечто  приятное. Да,  вот  возьму  и  компенсирую  ее  заботу  обо  мне,  допустим,  подарком  в  виде  хотя  бы  своего  крутого  мобильника!  А  что?  У  них  с  «мужем» - он  один на  двоих.  И  сверху  еще  имеющиеся  у  меня  два  стольника  доложу  ей.
      Все правильно.  А  оставшийся  полтинник  использую  на  дорогу,  чтобы  добраться  домой  из  травм  пункта.  «Дама»  долго  сопротивлялась  и  не  брала  подарки,  затем  кое-как,  с  трудом,  все  же согласилась,  но  только  на  мобильник  и  стольник,  а  вот  от  другой  купюры  отказавшись  кратно. Значит, выходит, еще не  всю  она  себя  «растеряла»  и  есть  некая  надежда? Тем паче,  и  зовут  ее  Надеждой… Да,  и  желание  «найтись»,  у  нее,  вроде  бы, пока имеется. Дал  ей  свой  рабочий  телефон  и  просил  не  стесняться.
      Мол,  пусть  не  церемонится  и  побеспокоит  меня,  если  ей  серьезная  помощь  потребуется.  На  том  мы  и  покончили,  расставшись,  кажется,      довольные  друг  другом…Я  же  всю  дорогу  по  пути  домой  терзался  мучительным  вопросом: а  стоит  ли  вообще  рассказывать  супруге  об  очередном  ляпсусе,  произошедшем  со  мной  ввиду  неизлечимой  любви  моей  к  «шизофренической  показухе»?  Что  это  мне  даст?  Снова  обсмеет  меня  и  все  дела?  Ведь,  вполне  возможно,  что  происшедшее  сегодня  является последним предупредительным звонком-призывом умерить свои  амбиции  на  склоне  лет,  призывая  одуматься  от  «бреда  сивой  кобылы»,  ибо  ни  графом  никаким,  ни  нуворишем,  я  теперь  уж  точно  не  буду?  А?  Возможно,  так  оно  и  есть. Однако  борьба  с  ним ожидается  ох,  упорная...