Глава 6. Сватовство

Всю дорогу из Лукоморья Вадим держал Марию за руку, не отходил от неё ни на шаг, будто боялся, что она сбежит. В автобусе было полно народа, но купленные заранее билеты, позволили парню с девушкой занять удобные места в середине «Икаруса» и сесть рядом. Перед ними, у окна, заняла своё место шестидесяти трёхлетняя Степанида Николаевна, мама Вадима.
Степанида Николаевна была женщиной невысокой, но плотненькой, с большой грудью и обветренным загорелым лицом, покрытым морщинками. У неё были длинные волосы, но их она всегда собирала в «кубышку» и прятала под платком. Привыкшая к деревенской жизни и воспитавшая одиннадцать детей, эта женщина почти никогда не сидела на месте, всё над чем-то суетилась, что-то делала. Она не только воспитала своих детей, но и поставила их на ноги. А чтобы её дети всегда были сыты и одеты, ей приходилось работать не только в колхозе, но и успевать управляться со своим огромным подсобным хозяйством. От государства то помощи особой они не видели. Разве что Степаниде звание «Мать-героиня» присвоили, да золотые звезды разных степеней вручили. Так это было давно, когда – она уж и сама не помнила.
— Мам, … не устала? … Удобно ли тебе сидеть? — иногда интересовался в дороге у мамы Вадим.
— А что неудобно то? — улыбаясь, отвечала она, — Сиди себе, как барыня, … ничего не делай!
Это она так просто говорила, чтобы сына успокоить. На самом деле дальняя дорога, заставившая её бросить все свои привычные дела, порядком её «вымотала». Не привыкла она сидеть без дела. Уставала от ничегонеделания.
В главном областном городе заехали они к брату Вадима. Василий с женой Татьяной снимали там двухкомнатную квартиру на окраине. Слесарь ЖЭКа, Васька, привыкший к выпивке, едва увидев на пороге гостей, сразу обрадовался и засуетился.
— Танюха, … давай денежку, … я за бутылочкой в магазин сбегаю!
Но Степанида Николаевна тут же его остановила, повелительно сказав:
— Какие бутылочки, Васька? … Времени – в обрез! … Собирайтесь! … Сватать сейчас поедем!
— Сватать? — удивлённо спросил Василий и только теперь заметив Машу, улыбнулся ей, потом бросился к шифоньеру, чтобы достать из него то, что, на его взгляд, казалось понаряднее, — О! Это, ёшкин кот, мы можем! … Это мы щас, … это мы живо, … пять минут – и готовы!
Неразговорчивая Татьяна, безропотно повинуясь – свекрови, тоже быстро переоделась, приготовилась к намеченному торжеству буквально за пять минут. Особых нарядов они не имели, так что выбирать – что надеть, долго им не пришлось.

В предпраздничные дни электричка была переполнена, народу в ней было битком, словно кильки в бочке, некоторые люди даже в тамбуре стояли. Для Степаниды Николаевны Вадик «выбил» место, попросив его освободить у какого-то паренька. Остальные, все четверо, почти всю дорогу ехали стоя в проходе вагона. Вадим обнял Марию, и она с радостью прижималась к его груди. Татьяна с Василием стояли рядом, напротив них. Васька постоянно шутил, рассказывал разные анекдоты, чем веселил всю компанию, и сам безудержно хохотал над своими же шутками. Он постоянно смотрел на Марию, будто оценивая её. Вадим заметил это.
— Ну, как, брат, тебе моя невеста? — спросил он.
— Во! — показав большой палец и улыбнувшись, сказал Василий.
Маруська от этих слов засмущалась, она тоже улыбнулась и сразу отвернула голову в сторону, будто ей интересно стало – что там за окном происходило.
— Вадим назвал меня невестой! — подумала она и от радости и смущения даже немного раскраснелась. В сторону Васьки она теперь и посмотреть то боялась.
— Наверно, это и есть тот самый брат, к которому Вадим заезжал по дороге из армии? — вдруг вспомнила она, — Он наверняка знает ту женщину, с которой был Вадик. … А может, Васька то их сам и познакомил? — подумала Маша, и от этого воспоминания ей сделалось вновь неприятно и досадно на душе, но спрашивать и напоминать об этом скверном случае она никому не стала.
Да и кому это было надо? Это была только её боль и больше ничья! Она старалась вычеркнуть из памяти эту неприятность. И сдерживая слёзы, продолжала слушать анекдоты от Василия, которые ей теперь казались совсем несмешными.
— Ну, ты что, … красавица моя? … Улыбнись! — заметив грусть в глазах Марии, сказал Вадим.
Он крепко прижал её к себе и поцеловал в губы. При всём честном народе – поцеловал!
— Волнуюсь! — ответила Маша.
— А ты думаешь, я – не волнуюсь? — глядя в её глаза и улыбаясь, спросил Вадим.
Когда из вагона большинство людей вышли, и в нём появились свободные места, им, наконец, удалось всем присесть на деревянные сиденья в виде скамеек.
— Как там мои родные нас примут? … Чай, не выставят меня с гостями за двери? — сидя возле окна и глядя в него на мелькающие перед глазами деревья и кустарники, переживала Мария, — Хотя, … знаю отца, … он это, хоть бы что, может. … Ему, когда кто-то не нравится, он сразу об этом прямо говорит – давай, мол, ... до свидания! ... А мама? … Мама порадуется ли за меня? ... Хорошо хоть, крапива сейчас не растёт! … А то – мало ли что! — вспомнила она и улыбнулась, — Ой, да! — вздохнула она и вспомнила про бабушку Асю, — А вдруг бабушка ещё придёт, да за волосы меня при всех оттаскает?! ... Ведь обещала же!
Хотя в вагоне народа оставалось совсем немного, но на перроне, с электрички, на станции, на которой вышла вся их компания, людей, откуда ни возьмись, оказалась – целая толпа. Многие из них сразу «рванули» бежать вверх. Кто – по лестнице, перепрыгивая сразу через две, три ступеньки, кто – прямо по склону, молниеносно взбираясь в гору, словно зайцы, убегающие от преследующего их волка.
— Куда это они? — в недоумении спросил Василий Машу.
— За билетами! — ответила она и вопрошающе посмотрела на Вадима.
Он сразу всё понял и тоже помчался к автостанции, обгоняя некоторых бегущих.
— Ну и гонки тут у вас! — покачав головой, сказала Степанида Николаевна и, посмотрев на взволнованную Машу, с улыбкой спросила, — А что, … старушки, которые не могут быстро бежать, не уедут?
— Да все уедут! … Так не бывает, чтоб кто-то остался! — рассмеявшись, ответила Маруся и успокоила — Если народа слишком много будет, дополнительный автобус выделят.
— А что же тогда все бегут? — медленно поднимаясь по лестницам, снова спросила Степанида Николаевна.
— Так, чтобы не стоя в автобусе ехать, … чтоб место досталось. — пояснила Мария.
Выйдя из переполненного автобуса, Вадим с Марией и сваты пошли до дома, где жили Винокуровы. От волнения сердце у Маши колотилось, но своих переживаний она старалась никому не показывать. Подойдя к воротам, она распахнула их и остановилась. На крыльце стоял отец и курил папиросу. Увидев идущую к дому компанию, он сразу выбросил окурок.
Зайдя во двор, все поздоровались и подошли к крыльцу.
— Привет, папка! — крикнула Маша.
— Хм! … Здравствуйте! — открывая дверь, сказал отец, — Ну, … проходите!
Дома у Винокуровых, как всегда, пахло вкусными пирогами. Мама Лада вышла в прихожую. Маруська сразу бросилась к ней и хотела её поцеловать.
— Да подожди ты! — отодвинув её рукой и улыбнувшись гостям, сказала мама, — С людьми поздороваться сначала надо!
Машка отскочила от мамы и, словно чужая, встала в сторонке. Она почувствовала себя скованной, будто и не к себе домой она приехала, будто и не рады ей здесь совсем. А когда все перездоровались, она тоже, вздохнув, для чего-то тихо сказала:
— Здрасьте!
— Да что ж это мы здесь стоим? … Раздевайтесь! … Проходите! — не взглянув на дочь, тоже волнуясь, пригласила гостей Паллада Владимировна.
Она показала гостям – где на кухне находится умывальник. Вымыв руки, они все прошли в зал. Последними, из всех приехавших, зашли в комнату, где уже был накрыт стол, Маша с Вадимом.
— Здравствуйте! — сказали они друг за другом, и присели на приготовленные для них места в центре застолья.
Кроме приехавших сватов и родителей Маши, за столом были и её троюродный брат Александр со своею женой Зоей, и бабушка Дуня, и младшие братишки.
— Ух, ты! … Как здорово! … И вы здесь! — повернувшись к Сашке, обрадовано сказала Маруся и улыбнулась, сразу вспомнив его свадьбу с Зоей. Хоть времени с тех пор прошло немного, лет пять, ей показалось, что это было уже – ой, как давно, она ведь ещё тогда в школе училась.
Александр в армии был моряком, служил он на подводной лодке в Мурманске, и присылал оттуда посылки с деликатесной, для семьи Винокуровых, рыбой – палтус. Он и на побывку к ним не раз приезжал. Маша гордилась тогда своим братом. Ещё бы! Рядом с ней по улицам её родного города шагал настоящий моряк, в настоящей форме моряка, в бескозырке с развивающимися на ветру ленточками.
А когда Александр демобилизовался, возвращаясь на свою малую родину, по дороге, на одной из станций, встретил девушку, которая ему сразу очень приглянулась. Они приехали в деревню уже вместе, чем, естественно, удивили всех Сашкиных родственников. Сразу сыграли им тогда свадебку. И Маруська, конечно, очень хорошо её запомнила. На Сашкиной свадьбе его двоюродный брат, Мишка, с отцовской стороны родни, всё бегал за ней вокруг деревьев, что стояли возле их дома. Он тогда всё поцеловать её норовил, да она от него убегала, не давалась ему в руки. А Зоя, став уже Сашиной женой, надарила Маше кучу своих красивых платьев, что остались у неё с девичества.

— Ехали мы дальнею дорогою. ... Много полей, ... рек, ... лесов и городов проехали. — начала свою речь Степанида Николаевна, после того, как все расселись и угомонились, — По дороге ехали, да всё оглядывались, ... искали своего белого барашка. ... Заплутал наш барашек! ... Ищем мы его. ... Давно ищем! ... Ясно солнышко сжалилось над нами, ... указало нам путь к вашему дому. ... Вот мы и здесь. ... Теперь видим, что наш белый барашек ... за вашей чёрной овечкой увязался. … Не хочет без неё домой возвращаться. — сказала она и, посмотрев на Маруськиных родителей, спросила, — Что делать будем? ... Как вопрос разрешим? ... То ли заберём мы своего барашка, ... со слезами он обратно ... в свой родной уголок возвратится? ... То ли мы его с вашей чёрной овечкой заберём, ... чтобы вместе они были, ... мирно жили, ... да не горюнились?
За столом образовалась тишина. Даже младшие Машины братишки притихли. Все, «рот открыв», сидели, слушали. А что ответить – не знали.
— Так ведь совсем юна наша чёрная овечка! … Можно сказать, она – ещё ягнёнок! — решив разрядить напряжённую обстановку, улыбнувшись, находчиво ответил на прибаутки Степаниды Николаевны Александр.
— Ну, ягнёнок, не ягнёнок, … а с барашком она нашим хороводит! — сказала Степанида Николаевна.
В это время Василий потянулся за рюмкой.
— А давайте, сначала выпьем за знакомство! — увидев Васькино нетерпение, предложил Александр, — А потом и решать будем – что делать и как поступить с нашей овечкой! … Небось, вы устали в дороге? — спросил он, глядя на главную сватью.
— Ой как устали! — подхватив предложение выпить и торопливо покачав головой, согласился Василий, — Давайте, выпьем!
— А что же мамка то молчит, ничего не говорит? — пока все выпивали, да закусывали, поглядывая на мать, думала Мария. И от этого мамкиного молчания, она ещё больше разволновалась.
Хотя на столе стояли разные вкусности, Маша не ела и не пила. Она всё смотрела на всех гостей за столом, разглядывала их, будто перед ней были не люди, а интересные экспонаты из музейной выставки.
— Це-луууй-тесь! … Це-луууй-тесь! — хлопая в ладоши и глядя на Машу с Вадимом, прокричал, захмелевший уже, Василий, — Целуйтесь! … Мир вам, ... да любовь! — сказал он.
— Какое там целуйтесь? ... Рано ещё! — не выдержав, взволнованно сказала Паллада Владимировна, таким образом, поставив дочери свой материнский запрет на поцелуи.
— Так что, Лада. ... забираем мы вашу чернявую овечку или нет? — спросила Степанида Николаевна. — Отдаёте вы её нам или нет?
Тут, то ли от волнения, то ли от того, что давно ничего не ела, у Марии вдруг закружилась голова. Она встала из-за стола и ушла в соседнюю комнату, села на кровать, на которой когда-то спала, сначала с младшим братиком, а потом и одна, выселив его на диван в зале. Вадим пришёл к Маше и сел с ней рядом.
— Ты чего это, Машенька? — обняв её за плечи, спросил он.
— Да! ... Голова что-то закружилась! — тихонечко ответила она.
— Ну-ка, посмотри на меня! — попросил он.
— Что? — повернув к нему голову, спросила она.
— Да, так, ... ничего! — загадочно улыбаясь во все тридцать два белых зуба, сказал Вадим и, крепко прижав к себе Машу, хотел её поцеловать.
— Ты что? ... Люди же здесь! — вдруг засмущавшись и рукой отвернув его лицо в сторону, сказала Мария.
— Ну, и пусть люди! … Боишься, что увидят? — вновь повернувшись к ней и усмехнувшись, спросил он.
— Нет, Вадик! … Не надо сейчас пока целоваться! — встревожено посмотрев на своего мужчину, попросила Маша и в это время до её слуха донеслись слова её мамы:
— Совсем глупая она у меня ещё! ... Молодая! ... Ничего не умеет, ... ничего не знает ещё в жизни! ... Рано ей ещё замуж выходить! ... Какое замужество? … Ей ещё учиться надо! ... Я всю жизнь её холила, да лелеяла, ... лишний раз ничего делать не заставляла, лишь бы она училась хорошо. ... А тут, на-те, … замуж она собралась!
— Ну, — протянула Степанида Николаевна, — как хотите! ... Ваше право – решать, как с дочкой поступать! … Только вот … когда обрюхатеет она, … в подоле принесёт, … тогда – не ревите! — вставая из-за стола, сказала, как отрезала, Степанида.
— Как обрюхатеет? — не поверив своим ушам, спросила Лада, — Этого быть не может! … Не такая у меня Машенька!
— Да вот так и обрюхатеет! — поправляя на себе кофточку, спокойно сказала Степанида Николаевна.
— Как же так? — от переполнявшего грудь волнения, присев на стул, спросила Лада, — Мне всего-то тридцать шесть! ... Не готова я ещё бабушкой стать! — сказала она и вошла в комнату к дочке. Вадим, чтобы не мешать их разговору, сразу вышел на улицу.
— Ты что, Машенька, спала с ним? — встревожено и удивлённо спросила мама, кивнув в сторону выходящего из комнаты Вадика.
А Машенька сидела на кровати, опустив голову. Боялась она на маму свою, бесстыжими глазами своими, взглянуть. В эти минуты сквозь землю она готова была провалиться. Так ей стало стыдно перед своей мамой, что даже слёзы подступили к глазам! Но, делать нечего. Что скрывать? Она, робко подняв голову и взглянув на маму, кивнула.
— Ты беременна? — удивлённо спросила мама.
— Ты что, мам? — удивлённо спросила Маша и тихо ответила, — Да, нет, мам!
Но Паллада Владимировна, по всей видимости, уже ей не поверила. Она вернулась в комнату к гостям и попыталась, натянув улыбку, показаться всем весёлой.
— Батька! … Дочку замуж просят отдать! … Что молчишь? — улыбаясь, сказала она.
— А я что? … Я не знаю, что тут надо говорить. … Раз уж замуж – невтерпёж, … что тут поделать? … Пущай женятся! — тоже изрядно волнуясь, сказал отец Иван.
Тут Лада, вернув сваху за стол и налив всем по рюмочке горькой, весело и озорно запела:

«Топится, топится в огороде баня.
Женится, женится мой дружочек Ваня.
Не топись, не топись в огороде баня.
Не женись, не женись, мой милёнок Ваня.

А у Вани в огороде расцветает белый мак,
Все ребята поженились, а мой Ваня ходит так.
Ходит так, ходит так.
А мой Ваня ходит так!

Светит круглая луна, я домой иду одна.
Дайте провожатого — парнишку не женатого!
Дайте, подайте парнишку неженатого!

А у кого какая баня, а у меня с белой трубой.
У кого какой залётка, а мой самый дорогой.
Не успеешь и моргнуть, убежал уже к другой.
До свиданья, Ванечка!
Я тебе не парочка!

Тебе тридцать третий год,
А мне семнадцатый идет.
У тя рыжья борода,
А я - девчонка молода.

Тебя, милый, за измену — лихорадка затряси,
На четырнадцать недель по четыре раза в день.

Топиться, топиться в огороде баня.
Женится, женится мой милёнок Ваня.

Ой, Ванюшенька, Ванёк, твои глазки огонёк!
Огонёк в глазах погас.
Я тебя забыла враз!

Женится, женится мой миленок Ваня.
Топится, топится в огороде баня.

А мне милый изменил и опять ко мне пришел:
Дорогая моя Лада, лучше тебя не нашел!

И схватилась и сгорела в огороде баня.
Так женился на мне мой милёнок Ваня.
УУУУУУУУУУУУ — УХ!!!»
С улицы вернулся Вадим и снова зашёл к Маше в комнату.
— Пойдём, Вадик, за стол! — улыбнувшись, предложила Маруся, — Вроде, согласились родители!
— Что, Машенька, ... теперь нам и поцеловаться можно будет? — улыбнувшись, пошутил он.
Когда они вернулись к гостям, за столом уже начали договариваться о предстоящей свадьбе.
— Мы с отцом – люди уже не молодые! — сказала Степанида Николаевна, — Так что свадьбу у нас сыграем!
— У вас, так у вас! — махнув рукой, согласилась Лада.
Когда мужчины вышли из-за стола и отправились на улицу покурить, Маша взглянула на бабушку, которая молчаливо сидела весь вечер и, улыбнувшись ей, предложила:
— Ба! … Ты хоть поешь!
— Да, ты сама, Машенька, хоть что-нибудь бы поела! — улыбаясь, вздыхая и оценивающе рассматривая их молодую пару, ответила бабушка Дуня.
— Ага! — кивнула Маруся, — Надо поесть! — согласилась она и принялась уплетать за обе щёки салат, который до этого так и стоял перед ней нетронутым.